Моя Анна КаренинаОднажды в моей квартире раздался неожиданный телефонный звонок: «Это Митя…» Я не сразу сообразил, кто это, и переспросил: «Какой Митя?» На том конце провода тут же повесили трубку. И тут меня обожгла догадка — это же мой сын Митя Самойлов! Но больше он так и не позвонил… Мы с Митей не встречались с тех пор, как разошлись с его матерью, знаменитой на весь мир актрисой Татьяной Самойловой. В последний раз я видел сына, когда ему было всего два годика. Танины родители сразу же после нашего развода забрали внука к себе. Евгений Валерианович и Зинаида Ильинична считали, что оставлять ребенка с матерью невозможно — мало ли что может случиться. Татьяна — актриса, много снимается, да и не приспособлена к жизни. Словом, не от мира сего... А мне вообще запретили видеться с Митей… С этих пор наш с Таней сын воспитывался у дедушки с бабушкой и называл их папой и мамой. Теперь Митя — взрослый, самостоятельный человек, давно живет в Америке, он врач-нейрохирург. У него родилась дочка, которую он назвал Татьяной — в честь своей мамы. Но Митя редко звонит матери, еще реже приезжает.
Ну нельзя же столько лет не встречаться!..» «Да-да-да…» — с готовностью соглашается она. А Митя все никак не едет и не едет… Таня страшно переживает разлуку с сыном, а это, естественно, сказывается на ее здоровье. Меня Митя совсем не помнит. Я для него уже чужой. И если мы случайно встретимся на улице, не узнаем друг друга… Это настоящая трагедия. А связана она с другой трагедией из прошлого… Мне больно вспоминать о нашей истории с Таней. Эта рана, думаю, никогда не затянется. Но если бы у меня был шанс прожить жизнь сначала, я не отказался бы ни от одного дня…
Я влюбился в Таню, увидев ее на экране. Мог ли я представить тогда, сидя в маленьком гарнизонном кинотеатре, что мы с Самойловой когда-нибудь будем вместе? Ведь кто я — рядовой, и кто она — звезда мирового уровня! Но до нашей встречи должно было пройти долгих восемь лет… В армию я попал, окончив школу рабочей молодежи и поработав токарем. Служил в противотанковой артиллерии с превеликим удовольствием, мне всегда было любопытно: а что там? А что здесь? Но чем бы я ни занимался, меня всегда неудержимо тянуло на сцену. Еще до армии участвовал в заводской самодеятельности, стал лауреатом Всемирного молодежного фестиваля. И в Германии создал коллектив самодеятельности, мы ставили большие спектакли.
Помню один случай. Как-то группа известных артистов летела из Москвы в один провинциальный городок. Я встречал их на летном поле. По моей задумке оператор должен был снять, как наши звезды спускаются по трапу. Самолет уже садится, а тут, как назло, заклинило камеру. «А можно через диспетчера попросить летчика, чтобы он еще один заход на посадку сделал?» — умоляю стоящего рядом начальника смены. Удивительно, как у нас любят артистов! Не успел он по рации дать распоряжение, как самолет послушно снова взмыл в небо. Когда артисты наконец приземлились, Лидия Смирнова вышла белая от ужаса: «Ты не представляешь, что с нами было! У меня чуть инфаркт не случился!» Понятно, что я не стал раскрывать ей секрет авторства этого «ужаса». А спустя время этот случай стал гулять по Москве как анекдот… Потом меня повысили, назначив заместителем директора в кинотеатр «Форум», что на Садовом кольце.
— Вот если бы к нам Мордюкова приехала! Эдуард, может, устроишь? — Эка замахнулся! Ну как я ее уговорю? — Умоляю, скажи, мол, это есенинские места, что ее ждут: и поселковый совет, и горсовет. Прием по высшему разряду обеспечим!
Звезды советского кино относились ко мне с уважением, я для них был авторитетом Путь к есенинским местам был хоть и не далекий, но сложный: выйти на какой-то станции, пересесть на «одноколейку» и доехать до полустанка, где нас встретят. Покупаю билеты. Звоню Нонне Викторовне, а у нее, оказывается, — день рождения. Слышу, в ее квартире шум-гам, гости веселые. Нонна вдруг начинает артачиться: — Да не поеду я! Пошли все к черту!
— Ладно... когда поезд? В шесть утра? Давай ко мне, там разберемся… Приезжаю к Нонне, а там пир горой в самом разгаре! За столом ее муж, Владимир Сошальский, Римма Маркова, подружка ее боевая, сестры, гости. Смотрю на часы — время отъезда неумолимо приближается, а застолье и не думает заканчиваться. Нонна уже «хороша». «Как же я ее повезу?» — думаю я. Улучив момент, шепчу ей: «Имей в виду, я на полпятого утра заказал такси». Она кивает головой. Празднование продолжалось почти до утра. Наконец кое-как мне удалось посадить Мордюкову в такси. Приезжаем на Павелецкий вокзал. Темно. Вокруг ни души. На платформе стоят две электрички: в одной — темно, в другой — свет горит и, кажется, внутри кто-то ходит. «Нонна, — говорю. — Стой здесь. Сейчас узнаю, где наша. Только ни с места!» Захожу в освещенную электричку, вдруг двери закрываются и она трогается. Я с ужасом понимаю: Нонна сейчас постоит-постоит, потом плюнет на все и домой поедет. На первой же остановке выскакиваю из вагона как ошпаренный и бегом по шпалам обратно на Павелецкий вокзал. Хорошо, что был молодой, спортом в армии занимался. Рядом со мной, помню, еще солдат бежал, тоже, видно, бедолага не туда сел. Километров шесть бок о бок бежали. Время я не засекал, но, думаю, мировой рекорд в беге по шпалам установил. Выбегаю на платформу, а Нонны нет. Гляжу — во второй электричке свет. Кидаюсь к проводнику: «Вы мою спутницу не видели? Народную артистку? Она еще в платке замотанная и в очках здесь стояла…» А он плечами пожимает. «Пойду-ка по вагонам поищу. Может, она погреться зашла», — решил я. А потом подумал с отчаянием: «Да зачем ей это? У нее нет билета, да и куда ехать, не знает». И что вы думаете? В одном из вагонов вдруг вижу — моя народная артистка лежит на скамейке, подложив под голову сумку, и сладко спит.
Наша дружба с Мордюковой возобновилась, когда я перешел работать в Театр киноактера главным администратором. Там я познакомился со всеми звездами советского кино. Это были легенды! Все с богатой биографией — творческой, личной. Характеры разные, сложные. Старшее поколение — Крючков, Санаев, Хвыля, Смирнова, Ладынина, Федорова — с уважением относились ко мне, я для них был авторитетом. И они приняли меня в свою творческую семью. Чувствуя мою любовь и внимание, отвечали тем же. Когда Хрущев увидел Таню на экране, сказал: «Да шлюха она обычная!» (Т. Самойлова с А. Баталовым в картине «Летят журавли»)
— Эдуард, мне нужна машина… А ты не хочешь со мной съездить? — Куда, Зоя Алексеевна? — Я тебе покажу зону, где я когда-то сидела…
Зоя Федорова была уже в серьезном возрасте. Но продолжала работать, с удовольствием ездила с нами на гастроли. У нее была страсть покупать везде всякую всячину. Где бы мы ни гастролировали, она скупала какие-то торшеры, журнальные столики… Нужно, не нужно — не важно. Главное — много и впрок. Каждый раз одна и та же история: все сидят в автобусе, а он все не трогается. «Кого ждем? Мы же в аэропорт опоздаем!» — волнуются артисты. Оказывается, опять Федорова из номера выйти не может — чемоданы неподъемные. Вся обслуга гостиницы тащила на себе ее багаж. «Зоя Алексеевна, ну что же вы? Мы вас только ждем!» — возмущался я, когда она, запыхавшись, наконец влезла в автобус. «Ничего страшного, — спокойно парировала она. — Я у вас одна! Подождете!» Ну разве можно было на нее обижаться? Как-то Федорова пригласила меня в гости. Уж не знаю, куда она дела многочисленные торшеры, которые перла изо всех городов, но обстановка ее квартиры на Кутузовском оказалась необычайно скромной…
И, несмотря на мою молодость, очень многие — именитые и неименитые — делились со мной своими сердечными тайнами, просили совета. Я был не просто администратором театра, но и их другом, нянькой… А вы знаете, что это я «устроил» личную судьбу Людмилы Гурченко, познакомив ее с будущим мужем Костей Купервейсом? Мы с Люсей были очень дружны и всегда симпатизировали друг другу. Часто после концерта ужинали вместе в ресторане. Ей очень нравилось, как я лихо, одним махом, выпивал полный фужер водки. Каждый раз она, сложив молитвенно руки, просила повторить этот «гусарский трюк». Звезды советского кино приняли меня в свою творческую семью. (Всеволод Санаев, Эдуард Машкович — в центре, Лидия Смирнова, Петр Глебов)
Когда они были в хороших отношениях, Люся о нем с восторгом говорила: «Это талантище!» А когда в плохих… Как-то выхожу в фойе театра, смотрю — стоит Люся какая-то грустная. — Люсь, привет! Ты что такая? Ну давай, заходи ко мне, расскажешь, что случилось…
Заметьте, Андрюша — уже не «талантище», а «жалкий пародист». «Приходит утром, — рассказывает Гурченко, — снимает рубашку, а сам весь в засосах, в каких-то царапинах. Я у него спрашиваю: «Андрей, в чем дело? Что это у тебя на шее?» И знаешь, что он мне ответил? «Это меня режиссер поцарапал». Представляешь?» Я про себя посмеялся, а ее, как мог, постарался успокоить. Самое интересное, что Андрюшка так железно вбил себе в голову это «алиби», что и мне при встрече пытался рассказать, как они с режиссером травматично «репетировали». «Мне-то что ты это рассказываешь? Ты Люсе лапшу на уши вешай!» — отмахивался я. Но Люся была очень принципиальная, жесткая в отношениях, повела себя непримиримо и выгнала Андрея в тот же момент... А тут и Костя вовремя поехал встречать ее в аэропорт. Они познакомились и понравились друг другу. Прошло время. Как-то, помню, выступаем в Омске. У Люси с Костей уже наметился роман. В моем номере опять сидит актерская компания. Вдруг слышу в коридоре гостиницы какой-то визг. В номер вбегает испуганная Люся и прячется за мою спину. Наша с Нонной Мордюковой дружба имела длинную историю... Меня часто спрашивают: неужели ты ни с кем из артисток не закрутил роман? Но я был женат. С первой женой мы поженились сразу же после армии, у нас родился сын Олег. Правда, быстро разошлись. Мне многие актрисы нравились, особенно Маргарита Володина. Но она была замужем за режиссером Самсоновым. А потом я придерживался принципа — на работе романов не заводить. Но однажды изменил своему правилу… Татьяну Самойлову приняли в Театр киноактера в 62-м.
Помню, как первый раз увидел Самойлову. Она скромно сидела в уголке нашего буфета и пила кофе в одиночестве. В этой неприметной девушке было трудно узнать звезду мирового кинематографа. Черная водолазка, длинная юбка в клетку, волосы небрежно заколоты в высокую прическу. Но глаза, глаза! Таких красивых раскосых глаз я в жизни не видел… Мы часто пересекались в театре, при встрече здоровались. Между нами была пропасть: я был младше Тани на 7 лет, да и потом, она была так знаменита, так недосягаема! Как-то, помню, в Татьянин день она зашла ко мне в кабинет поболтать перед репетицией «Тани». И тогда я набрался смелости и пригласил отметить ее именины в модный ресторан «Арбат» на Калининском проспекте. А оттуда мы поехали к ней домой…
Так и уехала со мной в Ленинград. Утром приходим в гостиницу «Октябрьская». Я прошу администратора нас поселить в одном номере: «Это моя жена. Только у нее паспорта нет. Вместо паспорта у нее афиши по всему городу». Приезду Самойловой так обрадовались, что пошли нам навстречу… Когда вернулись в Москву, решили жить вместе у Тани. У нее была своя квартирка на «Мосфильмовской», в «самострое». Она была в ужасном виде: облезлые обои, мебели практически нет, один кран, вечно протекающий, на кухне. Но мы были так счастливы, что не замечали этого... Несмотря на то что у Тани была высшая ставка на «Мосфильме», снималась она нечасто. Мой оклад главного администратора театра, а потом заместителя директора был маленьким.
И это великая актриса, мировая кинозвезда! После славы «Журавлей» Таня несколько лет не снималась. Да и то, что этот фильм увидели во всем мире, — случайность. Говорят, когда Никита Сергеевич Хрущев посмотрел «Летят журавли», он сказал о Самойловой: «Да шлюха она обычная, вот и все!» Ему страшно не понравилось, что ее Вероника ходит в картине босая и с распущенными волосами. Но фильм каким-то чудом выпустили на Каннский фестиваль, и Таня Самойлова стала звездой. В жизни она совсем не была похожа на кинозвезду. Всегда одевалась довольно странно. Никогда не следовала моде, носила лишь то, что ей хотелось. Не бегала по салонам, чтобы навести красоту. Утром встала, причесалась, натянула свитер, юбку, заколола волосы — вот и весь марафет. Как-то, помню, пытался уговорить ее не надевать старые туфли, но она настояла на своем: «А мне в них удобно!» Даже моя мама старалась как-то повлиять на ее вкус. Бесполезно. Таню наряды оставляли равнодушной. Ей всю жизнь покупала вещи Зинаида Ильинична — практичные, неброские. Помню, Таня собралась лететь на очень крупный фестиваль во Францию. От Союза кинематографистов за подписью Кулиджанова в Дом моды на Кузнецком мосту послали письмо с просьбой выдать артистке Самойловой вечерние платья напрокат. Я написал расписку: мол, обязуемся вернуть наряды в целости и сохранности в указанные сроки.
Таня прекрасно знала, что она и без нарядов — красавица, что нравится мужчинам. Ведь до меня у нее были и романы, и мужья. Первым ее мужем стал Василий Лановой. Они вместе учились в Щукинском училище. Уже при мне Таня снималась в «Анне Карениной», и Лановой был ее партнером. Они к этому времени оставались лишь добрыми друзьями. Когда-то их брак получил у Таниных родителей одобрение. Лановой, по их мнению, был достоин руки дочери. Очень перспективная пара: оба талантливы, оба красавцы. Но они быстро разбежались. Потом на съемках фильма «Альба Регия» у Тани был роман с ее иностранным партнером. Картина закончилась, и они были вынуждены расстаться. Эта драма подкосила ее здоровье, расшатала нервы…
Таня всегда боялась толпы. Когда к ней подходили поклонники за автографом, могла и нагрубить Моя мама не пыталась меня отговорить от женитьбы на Самойловой, предостеречь от ожидающих меня трудностей. У нас в семье было так принято: раз сын выбрал себе жену, значит, это судьба. Наоборот, мама, как могла, старалась мне помочь, но ни во что не вмешивалась. А вот Зинаида Ильинична выбор своей дочери не одобряла. Слава богу, я не подозревал, что моя кандидатура как будущего мужа Тани проходила через процедуру утверждения будущей тещей.
Но это была неправда… Вначале так переполняло чувство гордости, что на меня обратила внимание такая женщина. А потом, узнав Таню поближе, я полюбил ее всем сердцем! Мы расписались, когда Таня уже забеременела. Загс под названием «Аист» был тогда очень модным в Москве. Все прошло тихо, в семейном кругу. Мои и Танины родители, ее младший брат Леша с женой. Потом это событие отпраздновали в квартире у моей тетки на Большой Ордынке.
Мы жили вместе, когда ее пригласили на съемки этой картины. Режиссер Зархи посадил ее на диету. Таня должна была сбросить 10 килограммов. Она даже какие-то специальные таблетки пила для похудения. От вечного недоедания стала еще раздражительнее. Съемки «Анны Карениной» проходили в очень нервной обстановке. Помню, уже полкартины сняли, и вдруг Таня отказывается сниматься. «Не поеду — и все!» — «Почему?» — «Не хочу! Режиссер не нравится, все не нравится». Мне звонили из группы, умоляли посодействовать. Каждый раз приходилось ее долго упрашивать.... После «Анны Карениной» у Тани была совершенно бешеная популярность. Ее слава затмила даже славу ее отца — знаменитого актера Евгения Самойлова. Моя кандидатура как будущего мужа Тани проходила через процедуру утверждения будущей тещей
Мы все с нетерпением ждали рождения ребенка, лелеяли надежду, что материнство пойдет Тане на пользу. Врачи надеялись, что роды помогут уравновесить ее состояние, что организм перестроится. Но увы… и во время беременности, и после родов истерики не прекратились… Начиналось все внезапно. Таня заводилась по любой мелочи. Например, сидим и мирно пьем чай. Вдруг кто-то пошутил, как ей показалось, обидно. И тут же крики, ругань, ненависть… На всех сыпались оскорбления. «Все негодяи!» — кричала она. На нас обрушивался такой поток грязи, что просто оторопь брала! Это была не Таня. В нее словно дьявол вселялся. Я пытался обнять ее, успокоить, но это вызывало только еще более сильный приступ гнева. Она начинала бить посуду, рыдать. Сама справиться с истерикой не могла. Зинаида Ильинична звонила ее лечащему врачу, та немедленно приезжала и делала Тане успокаивающий укол. Когда потом я рассказывал ей обо всем, что она творила, Таня ничего не помнила.
Ее родители никогда это со мной не обсуждали. Это была их боль… их трагедия… Жили мы все — Самойлов-старший с Зинаидой Ильиничной, Леша с женой Таней Тарасовой — на улице Георгиу-Деж. В квартире Самойловых была старинная добротная мебель, это был настоящий хлебосольный старомосковский дом. Правда, кухня небольшая, как мы там все умещались? Но тем не менее часто собирались всей семьей за прекрасно накрытым столом. На общее хозяйство денег у нас с Таней не спрашивали по той причине, что их попросту не было. Интересная семья, совершенно все разные, талантливые, непростые… Главой семьи Самойловых была Зинаида Ильинична. Первым мужем Самойловой был Василий Лановой. После развода они встречались на съемках «Анны Карениной» Они повстречались в юности. Когда поженились, она оставила свою профессию инженера и посвятила себя мужу и детям. Евгений Валерианович был так красив, что по нему сходили с ума все женщины СССР, а он любил только свою Зиночку.
Она старалась не отпускать его от себя, постоянно ездила с ним в киноэкспедиции, сопровождала на концерты. А мне казалось, что ей страшно повезло с мужем. Евгений Валерианович был очень порядочным человеком, без «загульности» по женской части. У него была другая слабость. Он мог после спектакля в ВТО с друзьями выпить водки. Зинаида Ильинична очень болезненно реагировала на приходы мужа в несколько «веселом состоянии». И тогда он придумал следующий ход. Чтобы сразу же снять все вопросы типа «где был?», «с кем пил?», он с порога громко объявлял: «Зина, я нарезался!» Помню, как он по-актерски «парировал» нападки жены. Она только голос повысит: «Женя!» — он в ответ еще громче: «Зина!» А перекричать народного артиста было трудно… При всей своей популярности Евгений Валерианович в быту был очень простым, неприхотливым. Главным в своей жизни считал работу. Он был занят в театре, постоянно снимался, да еще и в президиуме заседал. Отец Тани — истинный партиец, сталинец, ленинец по духу. Такая уж у него биография. Он ведь родом из рабочей семьи, его отец поступил на Путиловский завод и прошел путь от чернорабочего до мастера. У Евгения Валериановича вся грудь в орденах, три Сталинских премии! А командовала им жена. Зинаида Ильинична держала мужа в ежовых рукавицах, хотя это было и трудно. Но надо отдать ей должное: благодаря ее характеру он во многом состоялся. Мало того, по ее мнению, именно она вылепила из мужа и детей знаменитостей.
Таня и Алексей очень похожи на мать, ее красота передалась и им. В них нет ничего самойловского. Евгений Валерианович — типичный русак с голубыми глазами. Таня — вся в мать, породистая пантера с раскосыми глазами. Леша всегда был необыкновенным красавцем. По нему убивались девчонки еще в школьные годы. Из-за одной такой влюбленной дурочки он едва не умер, получив от ревнивца удар ножом в грудь. С женой Леши, Таней, Зинаида Ильинична вела себя по-другому. Таня считалась ровней Самойловым, ее отец — Анатолий Тарасов — был знаменитым тренером советской хоккейной команды. Помню, как приезжал в гости Анатолий Владимирович. После игры или просто так, посидеть, поговорить, выпить рюмочку вина. Танечки вечно не было дома. Она, будучи тренером по фигурному катанию, день и ночь пропадала на катке. Настоящий трудоголик! Иногда, помню, встану ночью воды попить, вижу, на кухне свет горит, а Таня кружится вокруг стола на одной ноге — «обкатывает» новую программу. Таня часто меня приглашала: «Поехали со мной на каток». Я любил с ней ездить в ЦСКА и смотреть, сидя на трибуне, как Таня детишек тренирует. Свободного льда было мало, Танин отец специально заканчивал тренировку минут на двадцать раньше, чтобы дочь могла хоть полчаса покататься со своими питомцами. Их пара разошлась раньше нас. Помню, как Леша с Таней все время ругались. Поначалу им показалось, как это здорово: две знаменитые фамилии расписались! А дальше-то что? Леша — в театре, Таня на льду пропадает вечно. Интересов общих нет… А мне казалось, что у нас с Таней с общими интересами как раз все в порядке. Но жилось мне в чужой семье трудно. Я чувствовал к себе некое высокомерие, с моим мнением никто не считался, родители жены принимали решения за всех нас. Две наши молодые пары находились под их неустанным контролем. Правда, Леше легче, он — любимчик Зинаиды Ильиничны. А Таня в родительском доме была как падчерица. Ее мама искренне думала, что помогает дочери, освобождая ее от ребенка, а реакция была обратной: Зинаида Ильинична вызывала у нее раздражение. Таня была непослушной, часто восставала против домашнего «рабства», пыталась бороться за свои права. Но «бунт на корабле» быстро подавлялся. Бороться с матерью было совершенно бесполезным занятием. Они с Таней часто ссорились, ругались, выясняли что-то на повышенных тонах, но в итоге все заканчивалось победой тещи. Очень часто причиной этих семейных скандалов был я. Таня требовала от матери уважения к своему мужу, Зинаида Ильинична в ответ говорила обидные вещи. Самое трагичное, что Таня находилась в точно таком же бесправном положении, как и я. Страшно было еще и то, что теща вмешивалась в творческие дела дочери. Диктовала, где сниматься, где не сниматься, что играть, а что нет. Слава богу, хоть Самойлов-старший не вмешивался в нашу семью по причине своей постоянной занятости…. Зато он выбрал имя нашему сыну. Вначале у меня была огромная любовь к Тане, потом к ней примешалась жалость
Получив от нее наконец «добро», мы пошли оформлять свидетельство о рождении сына. Митю записали Самойловым. Это даже не оговаривалось. Ну зачем ребенку моя безвестная фамилия? Со мной никто не посоветовался, а я в силу своего характера не стал спорить. Бесполезно. Ну как я мог им противостоять? А тут еще с рождением Митьки такое началось! Зинаида Ильинична немедленно взяла командование на себя. Теща была у нас и главным педиатром, и главным диетологом. Только она одна на всем свете знала, чем кормить ребенка и как лечить: «Все вы делаете не так! Ничего не умеете!» Таню она даже близко не подпускала к сыну. Казалось, Зинаида Ильинична уже знала, что Митя будет ее ребенком. Так и случилось...
Каждый день мы с Таней слышали одни и те же тещины команды: «Пеленать не так! Кормить не этим! Ребенок плачет? Ничего страшного! Я двоих вырастила, у меня тоже плакали — и ничего». Таня восставала, и тут начинался кромешный ад! Митя кричал ночами, днем скандалила теща. Ругань шла такая, что хотелось бежать куда глаза глядят. А куда бежать? Я был благодарен судьбе, что свершилось чудо — у нас с Таней родился сын Митя И хотя с появлением Мити жить в семье Самойловых стало еще тяжелее, я был благодарен судьбе, что свершилось чудо — у нас с Таней родился сын.
Меня ужасно коробило, когда люди забывали мою фамилию, профессию, казалось, это никого не интересовало. Зато как загорались любопытством глаза собеседника, когда кто-то меня представлял: «Это муж Самойловой». Но что поделаешь? Я же добровольно сунул шею в петлю. Когда любишь, не думаешь, что ждет тебя впереди… Наступило лето. Зинаида Ильинична скомандовала: «Ребенка нужно срочно вывезти на свежий воздух!» Таня с Митей жила на даче все лето: съемок не было, в театре она играла всего одну роль — арбузовскую Таню. А я ездил туда с работы на электричке почти каждый день.
На даче теща снова брала в свои руки бразды правления. «Ребенку нужны цыплята!» — вдруг решала она, и я покорно шел на рынок покупать живых цыплят... © Copyright: Астахова Светлана, 2025.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
