В этом нет ничего странного. Народ, одним из главных жизненных принципов которого является «и так сойдет», заслуживает лишь кнута да ярма; Бисмарк был 1000 раз прав.
Только нация рабов могла 70 лет терпеть коммунистов: поставленные в сходные условия, венгры или чехо-словаки боролись всеми силами, а южные славяне так и не подчинились – в советские годы СФРЮ считалась страной «почти» капиталистической, что выражалось в строгости отбора на загранпоездки.
Рабская сущность народа России видна и в отношении к своим царям.
(Беда страны состояла не в том, что все русские цари после Петра I были немцами, это-то как раз могло служить положительным фактором.
Случись (гипотетически) мне реинкарнироваться в царя или короля, я бы предпочел править шведами или филиппинцами, но только не русскими. Свой народ я, очень мягко говоря, слишком хорошо знаю, чтобы обращаться с ним по-человечески, а вот чужой постарался бы любить и уважать.)
Идеалом правителя для русского человека всегда был тот, кто заковывал его в колодки и принуждал к рабскому труду.
Тупому обезьяньему труду ради самого труда - типа жатвы серпами при давно изобретенной жнейке.
Редкий человек в наше время назовет Сталина иначе, чем кровавой сволочью.
Но на самом деле трижды бОльшей сволочью, утонувшей в крови сограждан, был «великий» Петр.
(Который, кстати и возвеличен всерьез был в советские времена как своего рода исторический прототип Сталина.
Ведь даже во всех фильмах – даже позднейших времен – самодержец, провозглашая - «в России быть тому-то…» (например, курить табак) – устремлял свою физиономию блудливого кота горе точно так же, как смотрел с трибуны Генералиссимус.
Разумеется, реинкарнацией Петра Сталин не стал; Романов взял власть по наследственному праву, Джугашвили ее в общем узурпировал. Не рубил генсек голов сам – в отличие от царя, купавшегося в крови по-вампирски.
Но тем не менее Сталинский СССР был повторением Петровской России уровня философского «витка спирали».
Поскольку основой развития страны был рабский труд в условиях духовного насилия под гнетом силовых систем.
Ведь «слово и дело» ничем не отличались от ярлыка «врага народа».)
Из всех дел Петра полезным я вижу только внедрение картофеля.
Его «новая столица» была построена в самом гнилом, не пригодном для жизни сливе Европы, где не селились даже «убогие чухонцы».
Его бесконечные корабли сгнили, не принеся России ничего полезного.
Его войны тоже оказались бесполезны.
(Как бесполезными были абсолютно все войны, которые вела Россия.
Русские всю историю воевали то со шведами, то с поляками, то с турками – но теплой Турции к себе не присоединили, захватили только изъеденную комарами Сибирь.
И если американцы захватили себе райские острова с городом Гонолулу, то уделом русских стал никому не нужный Шпицберген.)
Заслугой ставят Петру то, что он двинул Россию вперед из эры бород и шуб в эпоху камзолов с накладными карманами. Возможно, это в самом деле так, но методы движения кажутся мне неприемлемыми в оценках нашего века. Ведь ни одна страна никогда не стояла на месте.
Кобыла истории сама нашла бы путь к торной дороге – совсем не обязательно было мостить болото костями.
Петр замостил; уверен, что в сравнительном (относительно общей численности) количестве умерщвленных подданных: обезглавленных на Красной площади, легших под фундаменты Санкт-Петербурга, принужденных к самосожжению в скитах и растерзанных его именем кровавой мразью Шешковским – Петр Алексеевич Романов превзошел Иосифа Виссарионовича Джугашвили.
Между тем Петр I не просто объявлен, «великим» он признан самим русским народом, цепенеющим в сладострастном почтении перед любым мало-мальским тираном.
Показательным мне кажется и тот факт, что в России найдется немало городов, где стоят (и даже ставятся сейчас) памятники кровавому придурку Петру. Но я знаю только один памятник Екатерине – на Невском проспекте, да и то сохраненный лишь из-за цоколя со скульптурными портретами вельмож.
Вообще отношение к Екатерине у русского народа грешит однобокостью. Ее исконно представляют как развратницу, озабоченную лишь переменой мужчин в постели (забыв, что сам «великий» Петр умер от прогрессивного паралича). Но при том забывают, что при этой императрице Российская империя не вела ни одной войны. Тратила свои военные силы лишь на усмирение Пугачевского бунта, полностью деструктивного по своей сути. Да и тот факт, что с Екатериной переписывался Вольтер, говорит мне о многом; это была самая умная (думаю, единственно умная и среди царей-мужчин) женщина, когда-либо сидевшая на русском троне. В те поры еще не существовало самого понятия, но когда я читаю об «интеллигентности» современных российских правителей, то не могу себе представить, чтобы с одним из них переписывался по доброй воле… хотя бы Максим Горький, чьим именем названа моя 2-я alma mater.
Всплывшее имя Пугачева навело на следующие мысли о российском рабстве.
Один из любимых героев этого народа - Стенька Разин.
Он – не какой-нибудь благородный Робин Гуд, это обычный разбойник с большой дороги – жестокий бандит, пьяница и насильник.
Как таким же бандитом был и возвеличенный впоследствии Емельян Пугачев. Не предводитель «восстания», а беглый каторжник, объявивший себя царем. Грабивший, насиловавший и убивавший, в свободное время пьянствующий с обитой золотом избе. Фигура в общем омерзительная как олицетворение «беспощадного русского бунта» - бунта ради бунта, не имеющего ни целей, ни программы.
Бандитами и каторжниками были и все пугачевские друзья, кое-кто из впоследствии клейменых стал у некоторых народов, зараженных русским каторжанским менталитетом, национальным героем.
Пугачев не нес своим бунтом ничего положительного, это полный деструктор. Его действия – разгул окрепшего быдла (до какой степени это быдло могло разгуляться всерьез, говорит результат ВОСР, торжества черни, который мы расхлебываем до сих пор). Но в советское время клейменый вор считался символом будущего, а усмиривший его Суворов (согласно апокрифам, останавливавшийся в Уфе в одном убогом доме, целом по сю пору) – «недальновидцем, не разглядевшим чаяний народа». (Хотя, на мой взгляд, этот «народ» стоило пороть на псарне.) Да что там «советское»… Даже такой мудрый человек, как Пушкин (которого кривоногие казаки Пугачева без слов вздернули бы по причине благородного происхождения) писал в «Капитанской дочке» образ корявого зверя не просто с пиететом, а романтически!
Бандит (вчерашний раб) на аверсе и раб (завтрашний бандит) на реверсе – вот такая медаль испокон века украшает ошейник российского социума.
Сама Россия начиналась с государственной тюрьмы – Петропавловской крепости – и слово имеет тот же корень, что крепостное право.
Ведь недаром феодальное русское рабство процветало в те дни, когда изначально свободная Америка вовсю шагала вперед.
(Моя бабушка-коммунистка, насмерть проеденная идеей превосходства строя, не уставала повторять, что «Россия отсталая потому, что в год отмены крепостного права американцы построили свой первый небоскреб».
А я говорю прямо обратное: крепостное рабство было отменено лишь в 1861 году как раз потому, что русский социум изначально ориентирован на рабство.)
И особенно показательным кажется мне тот факт, что Александр II Освободитель пал не от руки претендентов на престол (убийство царя царедворцами есть дело нормальное и даже положительное) – его убил представитель того народа, который он освободил.
Октябрьская революция же своими последствиями еще раз подтвердила слова о том, что восставшие рабы не освобождаются сами, а делают рабами всех.
