Два снаряда вне очередиЗдравствуй, "Юность", это я, То есть, мама говорит, Моя мама –– инвалид: Любит лазить по хорам, Не бросай читать письмо, Ты подумала, де, вот Нет, я, правда, в первый раз Я ж живая –– вот реву, –– А отца радикулит Вас дедуля свято чтит, –– Не бросай меня одну Нет, я лучше от и до, Защити (тогда мы их! –– Митя –– это... как сказать?.. Жар валил от наших тел Это было жарким днём Да и хоть бы между льдин –– Зря мы это, Митя, зря, –– Защитили наготу Смех –– забава для парней –– Наготу преодолев, Дальше –– больше: он закрыл P.S. Вот люблю ли я его? Слова, надо же вот, а! –– Нет, боюсь, что не поймёшь! *** Они терпеливо ждали своей очереди, но терпенье было для них не внове; все трое с мрачной решимостью упражнялись в нём тридцать лет. Их жизнь была длительным приготовлением к этому мгновению, и теперь они предвкушали результат, преисполненные если и не самонадеянности, поскольку при таких внушающих трепет обстоятельствах подобное чувство было бы явно не к месту, то уж, во всяком случае, надежды и мужества. Среди призывно раскинувшихся перед ними цветущих лугов греха они избрали узкую тернистую тропинку; с высоко поднятой головой, хотя и с разбитыми сердцами, они противостояли Им незачем было разговаривать друг с другом, ибо каждый знал мысли другого, и все трое испытывали облегчение, наполнявшее их бестелесные души благодарностью. Какие муки терзали бы их, если бы они поддались страсти, казавшейся в то время почти неодолимой, и каким безумием было бы с их стороны ради нескольких лет блаженства пожертвовать вечной жизнью, которая наконец-то ослепительно засияла перед ними! Они чувствовали себя как люди, которые, чудом избежав внезапной и жестокой гибели, восхищённо ощупывают и осматривают себя с ног до головы, с трудом веря в своё спасение. Им не в чем было себя упрекнуть, и потому, когда вскоре за ними явились ангелы и объявили, что час настал, в них окрепла уверенность, что и дальше они пойдут так же, как прошли эту, оставшуюся далеко позади жизнь, с счастливым сознанием выполненного долга. Они стояли чуть в стороне, ибо давка была ужасающая. Страшная война продолжалась, и вот уже несколько лет солдаты всех национальностей, мужчины в полном расцвете прекрасной молодости, непрерывным потоком шествовали на божий суд; были среди них и женщины и дети, чью жизнь загубило насилие или, что ещё печальнее, горе, болезни и голод; и в небесных чертогах царила сумятица. Этих трёх бледных дрожащих призраков, стоявших в ожидании суда, тоже привела сюда война***. Джон и Мэри плыли на пароходе, потопленном торпедой, выпущенной с подводной лодки. А Рут, подорвавшая здоровье ревностной работой, которой она так благородно посвятила себя, услышав о с&&&и любимого ею всем сердцем человека, быстро угасла и у&&&ла. Джон, сказать по чести, мог бы спастись, если бы не пытался спасти жену. Он ненавидел её; он ненавидел её до глубины души тридцать лет; но он всегда был верен своему долгу по отношению к ней, и теперь, в минуту страшной опасности, ему и в голову не могло прийти поступить иначе. Наконец ангелы, взяв их за руки, повели в тронный зал. Какое-то время Всевышний не обращал на них ни малейшего внимания. По правде говоря, Он был в плохом настроении. Незадолго до этого пред Ним предстал один философ, имевший за плечами долгую жизнь и удостоенный множества почестей, и этот человек заявил прямо в глаза Всевышнему, что не верит в Него. Разумеется, вовсе не эти слова омрачили чело Царя царей; в лучшем случае, они могли вызвать у него лишь улыбку; но философ, не слишком благородно, по всей видимости, воспользовавшись прискорбными событиями там, внизу, на земле, спросил Всевышнего, каким образом, рассуждая беспристрастно, совмещаются Его всемогущество с Его всеблагостью.
Подобное утверждение было, конечно, не в новинку Вседержителю, но Он обычно отказывался обсуждать этот вопрос; ибо, хотя Он и был всеведущ, ответа на него не знал. Даже Господь Бог не в состоянии превратить дважды два в пять. А философ, уцепившись за своё преимущество и, как зачастую поступают философы, делая неверный вывод из верной посылки, –– философ закончил свою мысль утверждением, которое, учитывая обстоятельства, было в высшей степени абсурдным. –– Я не могу верить в Бога, –– заявил он, –– который не является и всемогущим и всеблагим. Поэтому, быть может, Всевышний, не без известного облегчения, обратил Свои взоры на три смиренно стоявшие перед ним и всё ещё преисполненные надежд тени. Живые, говоря о себе, говорят чересчур много, даже несмотря на то, что им отпущен такой короткий срок на земле, м&&&вые же, перед которыми простирается вечность, настолько словоохотливы, что лишь ангелы способны вежливо выслушивать их до конца. Но вот вкратце история, рассказанная этими тремя. Джон и Мэри пять лет состояли в счастливом браке и, пока Джон не встретил Рут, любили друг друга, испытывая, как это и бывает у большинства супругов, друг к другу искреннюю привязанность и взаимное уважение. Рут было восемнадцать, на десять лет моложе его, –– очаровательное грациозное существо, красота её расцвела вдруг и разила без промаха; она отличалась как физическим, так и душевным здоровьем и, проникнутая естественным предвкушением счастья, могла обрести то истинное величие, кое и составляет красоту души. Джон полюбил её, и она полюбила его. Но страсть, охватившая их, была не обычным земным чувством. То, что переполняло их сердца, было настолько ошеломляющим, что они не сомневались –– смысл всей мировой истории сводился лишь к тому, чтобы дать им возможность встретиться. Они любили, как Дафнис и Хлоя, или как Паоло и Франческа. Узнав, что любовь их взаимна, они пришли в экстаз, но после первых минут восторга их захлестнуло отчаяние. Они были порядочными людьми и уважали себя, веру, в которой их воспитали, и общество, в котором они жили. Разве может он обмануть невинную девушку? А она –– что у неё может быть общего с женатым мужчиной? Потом им стало ясно, что Мэри знает о их любви. То искреннее доверие, с которым она относилась к мужу, было подорвано; она и представить себе не могла, что способна на чувства, крепнувшие в ней теперь, –– ревность, страх быть брошенной, гнев, поскольку она больше не властвовала над его сердцем, и странное вожделение души, более мучительное, чем любовь. Она чувствовала, что у&&ёт, если он её оставит, и в то же время сознавала, что, если он полюбил, значит, любовь сама его нашла, он не искал её специально. Она не упрекала его. Она молила Бога дать ей силы и молча проливала горькие слёзы. Джон и Рут видели, как она чахнет у них на глазах. Борьба была долгая и упорная. Порой мужество изменяло им, и тогда казалось, что противиться страсти, сжигавшей их до мозга костей, было невозможно. Но они противились. Они боролись с грехом столь же яростно как Иаков боролся с ангелом Божьим, и в конце концов они победили. С разбитыми сердцами, но гордые своей невинностью, они расстались. Они принесли на алтарь Господа, словно священную жертву, свои надежды на счастье, радость жизни и красоту мира. Рут любила слишком страстно, чтобы полюбить снова, и потому она, с окаменевшим сердцем, обратилась к Господу и добрым делам. Она была неутомима. Она ухаживала за больными и помогала бедным. Она создавала приюты для сирот и возглавляла благотворительные организации. И мало-помалу её красота, которая теперь была ей безразлична, увяла, и лицо окаменело, как и сердце. Её вера была неистовой и ограниченной, её доброта –– жестокой, ибо зиждилась не на любви, а на рассудке; она стала деспотичной, нетерпимой и мстительной. А Джон, покорившийся, но мрачный и раздражительный, влачил безрадостное существование и ждал с&&&ти-освободительницы. Жизнь потеряла для него всякий смысл; он внёс свою лепту, но, победив, оказался побеждённым; единственным чувством, ещё жившим в его душе, была неугасимая тайная ненависть к жене. Он был с ней кроток и предупредителен и вёл себя так, как подобает христианину и джентльмену. Он исполнял свой долг. Мэри, добрая, преданная, исключительная (это надо признать) жена, ни разу не поставила мужу в вину овладевшее им безумие и всё-таки не могла простить ему той жертвы, которую он принёс ради неё. Она стала желчной и сварливой. И, ненавидя себя за это, не в силах была удержаться от того, чтобы не говорить ему слов, которые, как она знала, больно ранили его. Она бы охотно пожертвовала жизнью ради него, но мысль о том, что он наслаждался счастьем в то время, как она была такой несчастной, что сотни раз желала у&&&еть, была для неё невыносимой. Так или иначе, теперь она м&&&ва, и они тоже; жизнь, серая и тоскливая, прошла; они не согрешили, и вознаграждение совсем близко.
–– Мне иногда кажется, –– промолвил Всевышний, –– что звёзды сияют ярче всего, когда они отражаются в грязной воде придорожных канав. –– Ты не можешь не согласиться, –– сказал Всевышний, –– что в данном случае я очень удачно соединил Моё всемогущество с Моей всеблагостью. КОММЕНТАРИИ Дафнис и Хлоя –– юные влюблённые, пастух и пастушка, герои одноимённого романа древнегреческого писателя Лонга (II-III вв. н.э.), которых судьба сначала разлучает и подвергает всяким превратностям, а затем счастливо соединяет. Паоло и Франческа –– Франческа из рода Полента из Равенны, отданная замуж за некрасивого Джанчотто Малатеста из Римини, полюбила его брата Паоло; в результате, оба они были убиты её мужем. Произошло это между 1283 и 1286 гг. О трагической истории их любви повествуется в "Божественной комедии" Данте (пятая песня "Ада").
*В общем, милый, пора уже резать кожаные ремни с этими жуткими надписями. Как говорится, от греха... **И колечко своё Вы бы подальше заныкали. Пьяный врач мне сказал, в аду оно –– по "мокрому". )) ***А согрешили бы те двое, глядишь, и войны никакой бы не было. Пари держу, что не было! ) ****Поистине Соломоново решение! Соломон –– тот, кто исполняет СОЛО МОНО, в одиночку. То есть никакого дополнительного дьявола никогда и не было. Пари держу, что не было. Отсюда выражение: "Не искушай Господа Бога твоего". )) *****Я догадалась! Их вернули в ту же точку, как в фильме "Кин-дза-дза!" Супруг столкнул жену за борт, и она потом вышла замуж за миллионера. Везёт же людям! Потому что НАШ Господь (он же –– т.н. "лукавый") посылает лучше всех!))) –– В семейной жизни, Ваня, главное –– терпение! Стоп-кадр из фильма "Плохой хороший человек". В общем, милый Дафнис, не пора ли прикрыть весь этот клуб и купить Франческе хороший гимнастический снаряд? Благотворительность ей как-то не к лицу, как и силиконовые прелести . )) © Copyright: Милая Твоя, 2014.
Другие статьи в литературном дневнике:
|