Горевал в тоске ЕрёмаСегодня замечательному актеру, любимцу публики Николаю Еременко могло бы исполниться 65 лет.
Мы были близко знакомы с Колей более 20 лет – с конца 1970-х, когда я работал в белорусской «молодёжке», а он наезжал в Минск к своим родителям: народной артистке Белоруссии Галине Орловой и народному артисту СССР Николаю Еременко-старшему. В те времена Коля – талантливый, красивый, с могучим торсом и кудрями до плеч – переживал пик своей популярности. После ролей лейтенанта Дроздовского в «Горячем снеге», Жюльена Сореля в «Красном и чёрном», отважного стармеха в «Пиратах ХХ века» он пользовался бешеным успехом у поклонниц и, что скрывать, платил им щедрой взаимностью. Когда годы спустя я позвонил ему, чтобы поздравить с 50-летием, он весело ответил: «Знаешь, полтинник стукнуло, а я ещё не налюбился».* Несмотря на всеобщее обожание, на фанаток, круглосуточно дежуривших у его дверей, у Коли хватило ума не «слететь с катушек». Спасала работа: он много снимался даже в кризисные 90-е годы. Причём каждой ролью старался расширить рамки своего амплуа: после классики охотно играл в боевиках, после современных героев лихо перевоплощался в исторических персон, будь то Меншиков из «Юности Петра» или граф Орлов из «Царской охоты». Любимый ученик Сергея Герасимова, блиставший во ВГИКе в роли Плюшкина, Еременко бредил идеей сняться в смешной комедии, игривом водевиле. Но его по-прежнему звали играть героев-любовников и крутых пацанов, тем более, что все трюки он всегда выполнял сам. Незадолго до своей с&&&ти Еременко с гордостью говорил мне, что смог бы повторить многое из того, что вытворял на съёмках «Пиратов». Конечно, он старался и в жизни соответствовать экранному имиджу. Бросил курить, ежедневно делал силовую гимнастику, плавал в бассейне. Еженедельно парился в Сандунах, где был душой банной компании. Но при этом любил одиночество, тишину, шелест книжных страниц. Ценил творчество Стендаля, Толстого, Чехова, Бунина, Торнтона Уайлдера, следил за исторической, мемуарной литературой. А главной его любовью был Пушкин. Однажды он сорвался в Питер и день за днём, метр за метром, обошёл все места, по которым могла ступать нога поэта. «Мне казалось, я ходил по горячим следам Пушкина», – взволнованно признавался Коля. К 50 годам Ерёма (так он любил называть себя сам) перерос, как мне кажется, рамки актёрства. Ему до ч&&тиков надоел даже собственный облик. Для фильма «Маросейка, 12» он наголо побрился: хотел уйти от своей броской внешности. А вскоре подвернулась возможность самому снять фильм «Сын за отца», где Коля сыграл вместе со своим батей, как он называл Еременко-старшего. «Вообще-то, я не собирался ставить этот фильм, – объяснял мне Коля после премьеры. – Просто хотелось подарить отцу роль к 70-летию. Но в какой-то момент меня поставили перед фактом: или фильм сниму я, или он не будет снят вовсе. И я решился на эту авантюру. Представь, мне понравилось. Тебя все слушаются, даже отец...» С отцом, человеком сильным, прошедшим немецкий концлагерь, сыгравшим, по сути, собственную судьбу в фильме Герасимова «Люди и звери», у Коли были непростые отношения. В юности он рос хулиганистым пацаном: «Отец терпел, терпел, а потом отвешивал парочку увесистых затрещин». Зато позже у них сложились доверительные отношения. Могли всю ночь проговорить об искусстве (благо, поклонялись одним богам), могли поспорить о политике (отец тяготел к коммунистам, а Коля слыл демократом), могли и крепко выпить. С&&&ть отца Коля переживал очень сильно. Она будто лишила его опоры. А тут ещё проблемы в личной жизни: незадолго до своей с&&&ти Коля оставил жену и дочь, а сам ушёл к молодой женщине, с которой у него на съёмках фильма «Сын за отца» завязался роман. А на стороне, как выяснилось позже, у него была ещё одна семья... Похоже, Ерёма не мог разрубить этот сложный житейский узел. И тогда на помощь пришло испытанное русское средство – да, да, Коля любил выпить. В юности у него случались крутые загулы, но в зрелые годы былой кураж уже не наступал…** «Выпить я по-прежнему уважаю, – признавался он мне в одной из наших последних бесед. – Хотя водочка уже не веселит. Отпущенный мне лимит я, похоже, выбрал почти до дна». Почти... К сожалению, выпивать Ерёма не бросил. И житейская неразбериха трезвости не способствовала. Обширный инсульт внезапно унёс его жизнь. Мать, срочно вызванная из Минска, в сознании его уже не застала. Теперь они лежат на кладбище в Минске рядом – отец и переживший его на год сын. Оба народные, любимые и уже навсегда незаменимые. *Однажды Николай признался матери: "Знаешь, мам, мне не дано любить. Вам с папой повезло. А меня с женщинами связывает только физиология". **Классическое состояние обескураженности. Характерно также для почётных мучеников (мучающихся по чётным числам месяца) и святых царственных страстотерпцев. )) © Copyright: Милая Твоя, 2014.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
