Лукреция Хейл. Семейные хроники Петеркинов. I

   Первая и вторая главы юмористического романа американской писательницы Лукреции Пибоди Хейл (Lucretia Peabody Hale, 1820–1900) «Семейные хроники Петеркинов» (“The Peterkin Papers”, 1880г.)
   Перевод: Олег Александрович ©, 2013
   Иллюстрация из издания 1894 года.
***
   

   КОФЕ И СОЛЬ

   Случилось это с миссис Петеркин — по ее собственной оплошности. Налив себе чашку превосходнейшего кофе, она, вместо сахара, насыпала в него соли! На вкус кофе стал отвратительным. И что же ей следовало теперь предпринять? Пить такой кофе она не могла, и потому принялась скликать на помощь домашних. Домашние — а они позавтракали раньше — сбежались в столовую, каждый пригубил чашку со злополучным кофе, все переглянулись, сели вокруг стола и задумались.

   Наконец Агамемнон — старший из сыновей, который учился уже в колледже, — сказал: «Может быть, обратимся к аптекарю?» (Аптекарь жил на их улице и слыл ученым человеком.) «Пожалуй», — согласилась миссис Петеркин; «Неплохая идея!» — добавил мистер Петеркин, а все мальчики изъявили желание отправиться к аптекарю вместе с Агамемноном. Обувшись в свои непромокаемые сапоги из бразильского каучука, они выбежали на улицу.

   Аптекарь в эти часы трудился над созданием элемента, который способен будет превращать в золото все, что с ним соприкоснется. На огне у него стояла большая банка из жаропрочного стекла, в которой плавились разнообразные золотые и серебряные изделия в смеси с многочисленными химическими реагентами. Многомесячные изыскания и опыты определенно должны были вот-вот увенчаться успехом, но в рецептуре, убежден был аптекарь, чуточку не хватало золота. Не хватало его и в доме. В банке уже плавились золотой наперсток жены, золотые дужки очков прабабушки и позолоченный набалдашник трости прапрадедушки; и в ту минуту, когда послышался стук в дверь, аптекарь, стоя на коленях перед женой, умолял ее пожертвовать обручальным кольцом: ведь уже завтра он купит ей взамен новое, с изумрудом, или топазом, или бриллиантом, — на выбор; более того, превратит в золото высшей пробы ее дешевую латунную бижутерию.

   Супруга, казалось, уже готова была внять его убедительным доводам — и тут в дом ввалились отпрыски Петеркинов! Можете представить себе, как взбешен был аптекарь: он едва сдержался, чтобы не запустить свой тигель — так называлась та банка, что стояла на огне, — кому-нибудь из них в голову, но взял себя в руки и с внешним спокойствием выслушал историю о миссис Петеркин и ее кофе.

   Аптекарь холодно заявил, что помочь он ей ничем не может; но когда Агамемнон пообещал ему оплатить его визит золотом, он упаковал в свой кожаный аптекарский саквояж массу склянок и в сопровождении детей прошествовал к Петеркинам.

   Прежде всего он внимательно рассмотрел кофе и легонько взболтнул его. Затем всыпал в него щепотку хлората калия. Все по кругу пригубили чашку — соль из кофе никуда не делась. Тогда он добавил несколько крупинок перхлората магния. Но хозяйке этот кофе опять не понравился. Аптекарь прибавил поровну виннокаменной кислоты и гиперсульфата кальция. И вновь неуспех. «Эврика! — воскликнул аптекарь. — Надобно добавить чуточку аммиака!» Нет, опять не получилось.

   Затем он принялся добавлять последовательно щавелевую, циановую, ацетатную, фосфорную, хлорноватую, гиперхлорноватую, сернистую, борную, кремниевую, азотную, муравьиную, азотистую и карбоновую кислоты, — до тех пор, пока миссис Петеркин не заявила, что напиток на вкус стал в общем-то весьма своеобразным, вот только на кофе он теперь совсем не похож. Аптекарь всыпал в чашку кальций, алюминий, барий и стронций, немного очищенного битума и три шестнадцатых грана мышьяка. Напиток обрел феерически красивую окраску, но привередливая миссис Петеркин категорически отказывалась признавать его за кофе. Аптекарь добавил белладонны и атропина, чуточку гранулированного гидрогена, крупинку сурьмы, и в завершение посыпал все порошком активированного угля. Однако миссис Петеркин так и не смогла себя заставить пить эту жидкость.

   Аптекарь заявил, что сделал все от него возможное в попытке элиминировать соль из кофе. В теории он безусловно прав, но на практическую реализацию, как это часто бывает, повлияло какое-то недоучтенное обстоятельство. Можно еще попробовать добавить немного крахмала — и, если ничего не получится, он умывает руки.

   Ничего не получилось, и аптекарь, упаковывая в саквояж свои склянки, попросил уплатить ему за визит один доллар тридцать семь центов; золотом, как было обещано. Золото торговалось по цене два доллара шестьдесят девять с половиной центов за грамм — мистер Петеркин уточнил это в газете, — и Агамемнон уселся высчитывать вес оплаты. Аптекаря отец семейства попросил зайти через неделю: расчеты к сему сроку наверняка будут готовы.

   Но что делать с кофе?! Все опять расселись вокруг стола и задумались. «А может быть, нам сходить к знахарке-травнице?» — предложила Элизабет Элиза, единственная в семье дочь; имя свое она унаследовала от двух тетушек: Элизабет — сестры отца, и Элизы — сестры матери. Знахарка-травница была старушкой маленького роста; она растила, собирала, сушила и продавала лечебные травы, и слыла сведущей женщиной. Идея обратиться к ней за помощью всем понравилась; Соломон Джон и младшие мальчики тоже решили отправиться вместе с сестрой к знахарке и вновь обули свои непромокаемые сапоги из бразильского каучука.

   Старушка жила в самом конце улицы; путь к ней через весь городок был неблизок, но вот, наконец, Петеркины-младшие дотопали до ее домика у подножья крутого холма. В небольшом огороде подле него росли на грядках разнообразные пахучие травы, цвели ноготки и штокрозы, адиантумы и подсолнухи, воздух насыщен был ароматом пижмы и аралии щетинистой. Веранду затеняли плети хмеля, а под окном раскинулся куст калины с роскошными плодами.

   Дети постучали в дверь, открыли ее и вошли в крошечную гостиную, напитанную пряным запахом. На стенах висели мешочками с мятой, котовником и множеством других высушенных трав, с потолка свисали рядами пучки длинных стеблей, полки заставлены были банками с сенной, корнем ревеня, манником и прочими измельченными и истолченными снадобьями.

   Однако старушки дома не было. Элизабет Элиза, Соломон Джон и младшие мальчики знали, что она часто ходит в лес собирать дикоросы, поэтому решили поискать ее в ближайшей роще. Им пришлось перелазить через груду громадных камней, затем продираться сквозь густые заросли ежевики и дикого винограда, — однако ноги Петеркинов-младших надежно защищены были сапогами из бразильского каучука, и, в конце концов, разыскать знахарку им удалось: они заметили над невысокими кустами ее знакомую шляпку с острым верхом и без полей. Старушка сидела на земле и штукатурным мастерком выкапывала коренья сассафраса. Дети рассказали ей о сегодняшнем происшествии в их доме: о том, как мать насыпала по рассеянности соль в свой кофе; и что аптекарь оказался бессилен, и сделал этот кофе совсем непригодным для питья; и не могла бы она сходить к ним на дом и чем-нибудь помочь. Знахарка согласилась, но прежде зашла домой и наполнила многочисленные карманы своего старенького фартука всевозможными травами: пижмой и мятой перечной, тмином и укропом, мятой обыкновенной и гвоздикой, мятой болотной и майораном, базиликом и розмарином, сапперминтом и опперминтом, котовником, валерианой и хмелем, — вряд ли сможете вы назвать траву, которой не сыскалось бы — высушенной в маленькой голландской печи и заботливо упакованной — в домике старушки!

   Знахарка взяла свою клюку и, опираясь на нее, вместе с детьми отправилась к Петеркинам.

   Между тем миссис Петеркин со своим кофе совсем истомилась от ожидания. Знахарка взяла ее чашку, поставила на медленный огонь и стала класть в нее по очереди свои травы, помешивая содержимое. Сначала она положила немного хмеля, но миссис Петеркин сказала, что на вкус это теперь скорее хмелевой чай, а не кофе. Травница доложила аира и копытеня, чуточку еловой смолы, потом тмина и укропа, руты и розмарина, майорана и щавеля, опперминта и сапперминта, чабреца и клопогона, пижмы и базилика, котовника и валерианы, сассафраса, имбиря и мяты болотную. Дети пробовали и делали страшные гримасы. Миссис Петеркин пробовала и кривилась. Чем больше добавляла знахарка в кофе своих трав, тем отвратительней становился он на вкус.

   Старушка покачала головой, что-то пробормотала, затем сказала, что она уходит. На кофе, по ее мнению, наведена порча. Она собрала свои пакетики с травами, взяла клюку и отправилась восвояси, чтобы вернуться к своим недовыкопанным кореньям сассафраса; за труды ей уплатили пять центов медяками.

   Семья была в расстройстве; все сидели и думали, думали… Было уже далеко за полдень, а миссис Петеркин так и не попила своего утреннего кофе. «Все говорят, что леди из Филадельфии — она недавно остановилась здесь у нас — очень мудрая женщина, — подала голос Элизабет Элиза. — Может быть, спросить совета у нее? Я схожу?» Идею эту ее все одобрили, и Элизабет Элиза пошла.

   Она в подробностях рассказала леди из Филадельфии всю сегодняшнюю историю: о том, что мать насыпала соль в свой кофе; о том, как вызвали аптекаря, и он ничем не смог помочь, как ни старался; о том, как разыскали они знахарку-травницу, но и ее попытки сделать кофе вновь пригодным для питья оказались тщетными. Леди из Филадельфии выслушала ее внимательно и сказала: «А почему бы твоей матери не налить себе другую чашку кофе?» Элизабет Элиза подпрыгнула на стуле от радостного изумления, попрощалась и побежала домой.

   Соломон Джон, дожидавшийся ее на веранде, закричал «ура-а-а!!!» от восторга; к нему присоединился Агамемнон, который вышел из дома отдохнуть от своих головоломных расчетов; младшие мальчики тоже кричали и хлопали в ладоши. «Как же мы сами до этого не додумались?!» — воскликнула Элизабет Элиза; и гурьбой побежали они все в столовую к матери, — и миссис Петеркин смогла, наконец, выпить свою чашку ароматного сладкого кофе.
   

   ЭЛИЗАБЕТ ЭЛИЗА И ЕЕ ПИАНИНО

   Элизабет Элизе, которая три месяца уже у дочери почтмейстера брала уроки игры на фортепьяно, купили пианино.

   Возчикам велено было внести его в гостиную и поставить напротив окна. Расплатившись с ними, Петеркины вошли в дом и с удивлением обнаружили, что пианино стоит не у стены, что напротив окна, а вплотную к окну задней стенкой в комнату.

   Но, разумеется, возчики, которые поперевозили покупателям наверное сотни инструментов, лучше, чем они, знают, как пианино следует устанавливать в гостиной!

   Однако сможет ли Элизабет Элиза на нем играть? Как она будет его открывать? дотягиваться руками до клавиш?

   Соломон Джон сказал, что можно попробовать открыть окно. Агамемнон высокий, он сумеет отомкнуть верхние шпингалеты. Тогда Элизабет Элиза вынесет из дома свой полученный в подарок от музыкального магазина крутящийся табурет, откроет пианино и будет играть музыку сидя на веранде.

   Сказано — сделано. Все сошлись в том, что сидящая за клавиатурой в окружении лоз вьющейся жимолости Элизабет Элиза просто очаровательна.

   Теплыми летними вечерами Петеркины в полном сборе — кроме главы семейства, который предпочитал полежать в гостиной на тахте — сидели на веранде, слушали музыку и любовались луной. Элизабет Элиза луной не любовалась: ей приходилось сидеть к ней спиной.

   Но вот пришла осень. Сидеть по вечерам на веранде стало зябко, да и мистер Петеркин порой жаловался, что из открытого окна в гостиную тянет сквозняком.

   Элизабет Элиза и сама была не прочь прекратить свои вечерние концерты на таком холоде; музыкальными экзерсисами она стала заниматься по утрам, укутавшись в шерстяной плащ.

   Когда выпал снег, она, зайдя однажды на чашку чая к леди из Филадельфии, посетовала, что до теплой весенней поры вряд ли теперь сможет продолжать совершенствоваться в музыке.

   Леди из Филадельфии чрезвычайно удивилась. И спросила:

   — А почему бы вам это ваше пианино не развернуть?

   — Как мы его развернем? — недоуменно спросил один из младших мальчиков. — Вертится только табуретка для него!

   Но Элизабет Элизу вдруг осенило:

   — И разворачивать не надо! — радостно воскликнула она, распрощалась, схватила братишку за руку и побежала домой.

   Дома призвала она на помощь Агамемнона и Соломона Джона, и втроем они передвинули пианино от окна к стене напротив.

   — Как же мы раньше до этого не додумались? — сказала миссис Петеркин. — Нелегко же нам будет, когда эта мудрая леди уедет от нас к себе в Филадельфию!

ПРОДОЛЖЕНИЕ - http://www.proza.ru/2013/03/04/202