13. Журнал 4. Сборник 13. Участники К-9 - Н-О

13. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №13. УЧАСТНИКИ КОНКУРСА-9  ПО АЛФАВИТУ («Н»-«О»)

В этот Сборник включены произведения конкурсантов по алфавиту («Н»-«О»)
 
Всего 23 произведения.

СОДЕРЖАНИЕ

№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка

1. Neivanov http://proza.ru/2014/01/29/1707 («Военная тематика», в дальнейшем, «ВТ») - Основная номинация
2. Neivanov  http://proza.ru/2002/06/13-08 («ВТ») - Внеконкурсная номинация

3. Тамара Непешка  http://proza.ru/2020/03/31/958 («ВТ») - Внеконкурсная номинация

4. Лев Неронов http://proza.ru/2020/05/08/2119 («ВТ») - Основная номинация
5. Лев Неронов http://proza.ru/2020/05/08/2127 («Гражданская тематика», в дальнейшем, «ГТ») - Основная номинация
6. Лев Неронов http://proza.ru/2019/04/30/553 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
7. Лев Неронов http://proza.ru/2019/12/12/164 («ГТ») - Внеконкурсная номинация

8. Валерий Неудахин http://proza.ru/2020/05/12/1286 («ВТ») - Основная номинация
9. Валерий Неудахин http://proza.ru/2020/05/12/1309 («ГТ») - Основная номинация
10. Валерий Неудахин  http://proza.ru/2019/07/09/138 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
11. Валерий Неудахин http://proza.ru/2018/07/14/82 («ГТ») - Внеконкурсная номинация

12. Владимир Николайцев  http://proza.ru/2019/05/07/351 («ВТ»)  - Основная номинация - закрыл страницу
13. Владимир Николайцев http://proza.ru/2018/03/08/1982 («ГТ») - Основная номинация закрыл страницу
(Владимир Николайцев http://proza.ru/2016/12/05/2383 («ВТ») - Внеконкурсная номинация – нет текста – закрыл страницу)
(Владимир Николайцев http://proza.ru/2018/10/31/889 («ГТ») - Внеконкурсная номинация - нет текста – закрыл страницу)

14. Юрий Никулин Уральский http://proza.ru/2020/01/06/6155 («ВТ») - Основная номинация

15. Лариса Оболенская-Азбукина  http://proza.ru/2020/05/26/2139 («ВТ») - Основная номинация
16. Лариса Оболенская-Азбукина  http://proza.ru/2020/05/27/10 («ГТ») - Основная номинация
17. Лариса Оболенская-Азбукина  http://proza.ru/2014/06/07/2059 («ВТ») - Внеконкурсная номинация

18. Сергей Одзелашвили  http://proza.ru/2014/04/30/215 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
19. Сергей Одзелашвили  http://proza.ru/2018/03/09/1108 («ГТ») - Внеконкурсная номинация

20. Татьяна Григорьевна Орлова  http://proza.ru/2020/05/22/1272 («ВТ») - Основная номинация
21. Татьяна Григорьевна Орлова  http://proza.ru/2011/05/30/341 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
22. Татьяна Григорьевна Орлова  http://proza.ru/2018/02/07/839 («ГТ») - Внеконкурсная номинация

23. Виктор Осмаров http://proza.ru/2018/07/25/1204 («ВТ») - Внеконкурсная номинация

ПРОИЗВЕДЕНИЯ

№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение

1. Иcтория старого доктора
Neivanov

Мой папа выучился сначала на военфельдшера, и всю войну, с ранениями, орденами и медалями (не юбилейными, настоящими!) прошёл фельдшером, а сразу после войны отец окончил военно-медицинскую академию им. Кирова в Ленинграде и отбыл по месту службы, за Полярный круг. Там, под Мурманском, я и появился на свет. Но речь сейчас не обо мне, просто к слову пришлось.

В то время отец был начальником медсанбата и единственным доктором на весь военный городок; естественно, лечить приходилось от всяких хворей, и не только армейских, но и их семьи.

Однажды приболела мать комполка, весьма пожилая женщина. Я уж не помню, что точно у неё было, но что-то дежурное – то ли ангина, то ли грипп сильный приложил, но не конечности или там колики какие – это точно.

Меня сейчас лечат постепенно:
    — Попробуйте вот это, если не улучшится, будем принимать более серьёзные меры.
Моя врач активно применяет гомеопатические таблетки. Наверное, это правильно, я в принципе докторам доверяю, может даже больше, чем они того заслуживают. Прихожу к одному – верю, и другому верю, хоть говорят они порой абсолютно разные вещи. Это, благодаря папе, наверное, рефлекс такой остался.

Папа любил , если можно так выразиться, диагноз несколько преувеличивать, но и лечил так же – на полную катушку! Видать, и мамаше той командирской уколов всяких и таблеток досталось, будь здоров.

Ну что ж, вылечил и забыл. Больных много, а он один. И не станешь харчами перебирать, мол, я аппендикс не удаляю, я сугубо по прямой кишке специалист или, скажем, отоларинголог. Конечно же, бывали случаи, что без госпитализации не обойтись, тогда уж в город, в госпиталь отправляли.

Прошло какое-то время и от матери комполка прислали подарок в благодарность за лечение. В те времена это было не столь распространено, как сейчас. Ну, какой-то маленький знак внимания – коробочка конфет, бутылка вина – то другое дело, но отец рассказывал, что подарок был непропорционально щедрым, явно не соответствовал оказанной услуге. Да и не услуга это была вовсе, а просто работа. Короче, отец направился к начальственной родственнице с намерением поблагодарить, но непременно вернуть полученное.

— И речи быть не может, Юрий Михалыч, миленький, да вы же кудесник просто! - остановила его бывшая пациентка, – я уж лет сорок белый свет таким не видела, как нынче! Про очки просто забыла, огромнейшее спасибо Вам! И не волнуйтесь Вы, Петенька Вас ни в чём не упрекнёт, он сам мне и посоветовал Вас хорошенько отблагодарить!
«Чудеса в решете, да и только!» – подумал отец и стал мучительно вспоминать, что же он такое мог сделать, чтобы зрение резко улучшилось?! Ну, таблетки, аспирин, потом противовоспалительное, полоскания раствором фурацилина – это всё обычное, дежурное… но что же так на зрение повлияло?!

— А что я Вам колол, простите, Анна Ильинична, не осталось ли упаковки? Что-то было общеукрепляющее...
— Сейчас, сейчас, миленький, я всё как есть сохранила! Вот, витамины разные в коробочках были, а в ампулах - только B1, B6, B12...

Если бы отец был ещё жив, я бы обязательно уточнил, какие именно витамины группы "B" он вколол давнишней пациентке, я ведь очень хочу, чтобы это чудо произошло ещё с кем-нибудь из вас. Да, если бы он был ещё жив...

2. Люська медицинская. Опубликовано дважды
Neivanov

Опубликовано в газете "Новые известия "BW" и Альманах Моя Армия.
               
  Его прошило очередью в тот же миг, как только он выскочил из окопа. От правого плеча – наискось вниз. Там, впереди, за оранжево – глиняным бруствером пролегла граница между жизнью и смертью. Он ушёл за эту границу, но вопреки логике, опыту и всему остальному, почему-то не падал. Все понимали, что он убит, что нет его больше в списках живых, но он бежал и бежал вперёд.

А Лейтенант Вахрамов озверел вконец: «Кто останется через секунду в окопе – пуля в лоб!» Люди поверили и, преодолевая почему-то особенно сильное в этом месте земное притяжение, ринулись туда, где хозяйничала смерть. А чего ему не верить, ему такое же гарантировал полковник Гавриленко. Оба они были вполне надёжные мужики, как сказали, так и сделают.

Тот простреленный шахтёр из Днепропетровска был на ногах до конца атаки, пока лейтенант не сказал ему: «Всё, Горский, взяли мы высотку.» Вот только тогда и рухнул. Сердце билось ещё, но всем было ясно, что это последние его удары. Шутка сказать, три пули навылет и ещё до конца атаки добежал! Оставшиеся волею капризного случая в живых смотрели на лежащего Горского в тупом оцепенении, будто пытаясь разобраться в устройстве этого странного организма. Похоже, это была не серийная модель

Не зря Люська медицинская за ним сохла. Почему-то называли её так странно, не медсестра Люська, а Люська медицинская. Было в Горском что-то, заставлявшее ещё раз окинуть взглядом всего, вглядеться... Жилистый, некрупный молчун, с огромными ладонями умельца, он был единственным, добившимся люськиной благосклонности. Между тем, Люська, бедовая, глазастая, русоволосая одесситка могла выбирать. Весь кобелирующий состав полка истекал по ней нежелудочными соками, но она держала оборону со знанием дела. Оборонялась словом, коленом, зубами и скальпелем, а совсем уж тупо-дебильно-упрямых брал по её жалобе в оборот Старик - маленький, румяно-лысый майор мед.службы Гольденшулер, который защищал подопечную свою, Люську, от наездов, сплетен (абсолютно, кстати, беспочвенных) и прочих неприятностей хорошенькой женщины данной ему властью и... спиртом. Так замял майор месяцев пять назад скандал по поводу продырявленной вышеупомянутым скальпелем нахальной руки командира танка Саркисьянца. Старику удалось избавить Люську от официального разбирательства, а это было равносильно победе, ибо женщины, да ещё хорошенькие, да ещё в армии подобные "кляузы" практически не выигрывают. Когда одни мужики судят других, в накладе всегда остаются бабы.

Примчвшаяся Люська, запихнув глубоко внутрь столь естественный в миру и неуместный здесь, в армии, бабий вой, вызверилась на мужиков: «Сссуки! Шакальё! Некому перевязать его?!»
-Люськ, дык он же, чего уж тут... – пытались мягко вразумить, а точнее отбрехаться мужики.
-А ну, валите от света! – перебила их бормотание Люська, разрывая на Горском кровавую гимнастёрку. Девушка злилась на мужиков больше всего за их правоту, ибо ей и самой было ясно – Горский не жилец.

Старик, стараясь не встречаться с Люськой взглядом, сказал, что попробует посодействовать и, как всегда, ничего не обещая наверняка, добился невозможного: Люська была откомандирована в тот самый госпиталь, куда отправляли безнадёгу Горского. В это время душа его очевидно перезнакомилась уже со всеми близлетающими в небесах ангелами и ожидала лишь, когда разорвётся наконец полупрозрачная серебристая нить, связывающая её ещё каким-то чудом с телом Горского...

Проползло, проковыляло несколько тягучих, суматошных месяцев. Люська измучилась совершенно, отбивая своего любимого у пожилой, неприветливой женщины с косой, разрываясь между Горским и остальными больными. Посерела, похудела, зато Горский, вопреки всем прогнозам оставался в живых. Затянулись постепенно все его шесть дырок. Три, где влетело и три выходных. Даже пролежней не было, что при таких сроках обездвиженности считали неизбежным. Радоваться бы ей и господа благодарить, вот только... не приходил Горский в себя.

Конец войны был уж совсем близок. Госпиталь находился теперь в глубоком тылу. Где-то под Вроцлавом погиб полковник Гавриленко, Вахрамов стал капитаном, хотя растерял постепенно всех своих людей. Старик, пройдя после ранения через тот же госпиталь, был комиссован вчистую и долго прощался с Люськой у ворот госпиталя. Рыжим, потёртым символом расставания стоял между ними фибровый чемоданчик Гольденшулера. Люська медицинская не удержалась, чмокнула на прощание маленького доктора прямо в лысину.
А Горский лежал и лежал без движения. Он почти выкарабкался, он не умер, но и не жил. Люся делала для неподвижного Горского всё, что могла – обмывала, брила, регулярно переворачивала, таскала к нему медицинских авторитетов и кусала ночами подушку, чтобы рыданиями своими не поднять весь госпиталь на ноги.

Победа, активно воздействуя на выздоравливающих больных мощной терапией позитивных эмоций, в несколько недель опустошила госпиталь. Пора было перебираться в родную Одессу. Там, в одной из халуп на Молдаванке ждала Люську мама. Только, как туда добираться с Горским на руках? Эх, была-не была – решила Люська и черкнула короткое письмецо Гольденшулеру. Через неделю вместо ответа сын безотказного Старика перевёз Люсю с Горским на трофейном Опеле. Слава богу жил Гольденшулер неподалёку, в Николаеве. Такой вот маленький, лысый ангел – хранитель. И сын Старика, Сева был маленький, мускулистый, лет девятнадцати наверное. Он поглядывал на Люсю с интересом и почтением – всю войну с отцом прошла!

Люська в свои 25 воспринимала его почти, как сына. В то же время автоматически примешивалось и женское любопытство - вот каков он был, начальник мой. А глаза красивые. От него как-то повеяло теплом... Люська вдруг представила себе, будто сидит она на скамейке в Горсаду недалеко от ажурной беседки, где играл до войны духовой оркестр пожарной команды, а рыжая голова Севы лежит у неё на коленях. Молодой Гольденшулер щурится на неё против солнца и жуёт травинку. «Вот, вышла бы за Гольденшулера и был бы он моим сыном» - усмехнулась она своим мыслям. В то же время что-то совсем не материнское промелькнуло лёгким ветерком в люськином мозгу. Она встряхнула головой, отгоняя странную мирную картинку и стала снова думать о Горском...
 
 Работа Люсе нашлась сразу. В окружном госпитале опытные медсёстры всегда нужны. Мать безропотно нянчилась с Горским, молча преодолевая огромное внутреннее сопротивление и брезгливость. Так прошло ещё три месяца. Два раза приезжал Гольденшулер, привозя с собой медицинских светил. Случай был интересный, выгодный для научной работы, особенно если вылечить. Но вот именно это и не получалось. Как и прежде, Горский лежал без сознания.

Кроме светил привозил Старик свой старый, рыжий чемоданчик с дефицитными продуктами и было это ох как кстати. Однажды доктор Гольденшулер приехал один. Люська знала его, как облупленного и про себя сразу отметила, Старик возбуждён, как перед проверкой из штаба. Пораскинув мозгами, решила: «Свататься будет!» Столько лет на войне и теперь вот был он Люське надёжным другом, чуть ли не отцом. Теперь всё, приехали. После отказа, небось, ищи – свищи, он ведь гордый, мой маленький доктор...

Гольденшулер вызвал Люську на кухню, попросив мать прогуляться к подружке, что та и сделала. Люся напряглась.
Доктор тщательно, как все хирурги вымыл руки и посмотрел Люсе в глаза. (Ей показалось, что в душу.) «Любит, любит милый доктор. Ах, как не хочется расставаться!» - думала Люська.

«Люся, я за это время изучил море литературы, консультировался со многими спецами, в том числе и с психологами, привозил двоих, Вы помните...» -Люся не сразу уловила смысл, ибо ожидала совсем иного. Это было такое облегчение, что доктор не стал объясняться в любви, что она потеряла нить его рассуждений, вернее просто не слышала какое-то время.

«...связан с миром только через Вас, следовательно и воздействие должно базироваться на Вас и через Вас» - продолжал доктор. Теперь она ловила каждое слово, но сути ухватить не могла.
-Вам, Люсенька, не нужно и даже вредно знать, что я буду говорить. Я Вас очень люблю... вот, только поэтому и приехал. - сбился с научного слога Гольденшулер.

-Ага, про любовь всё-же сказал, не удержался – мысленно констатировала девушка.
-Да, и вот ещё что, переоденьтесь, оденьте самое-самое, что там у Вас есть, подрисуйте губки, ну и всё такое. – распорядился Гольденшулер. Через десять минут Люська в ослепительно-белой кофточке из старого медсестринского халата, в довоенных своих, чудом сохранившихся босоножках на каблуках и с алыми губами бантиком предстала пред очи бывшего начальства. Гольденшулер придирчиво оглядел её, стоящую по стойке «смирно», и кивнув головой, пошли, мол, шагнул в дверь первым.

- Что, лежишь, сукин сын!? Воняешь тут, бездельник!? Она, смотри, красавица какая, пашет на тебя, засранца, как рабыня, задницу твою моет! А ты её даже не хочешь? Смотри на неё, ты, ничтожество! - гремел набатом маленький доктор.
        - Гляди, эти бёдра снились целому полку! Открой глаза, смотри, этой груди не нужен лифчик, а ты, говнюк, её не хочешь, да?

Люся молча стояла, обалдев от непривычной грубой нахрапистости Гольдшулера, от неслыханного металла в его голосе, от той невыносимой правды, что швырял маленький доктор к ногам вечно спящего Горского.

- А я ...хочу ! - распалялся доктор – Ты увидишь, я буду иметь её прямо здесь, перед твоими глазами! Я знаю, ты видишь всё внутренним зрением, ты всё видишь! Так гляди же! – Гольдшулер резким, неожиданно сильным движением схватил ворот Люськиной кофточки и рванул его вниз. Она и охнуть не успела, как прекрасная, высокая её грудь оказалась оголённой. Следующим движением маленький, лысый мужчина буквально швырнул её к кровати Горского, да так, что она оказалась на коленях, чуть ли не упираясь в ноги больного.

-Что же это он вытворяет? Так это он себе что угодно может позволить - пыталась она разжечь в себе возмущение. Но, странное дело, то ли в силу полного отсутствия элемента критичности по отношению к бывшему начальству, то ли ещё почему, оно не разжигалось. А если что и разжигалось, то, к собственному её удивлению, это было... желание. Люська хотела прикрыть оголившуюся грудь, обхватила её ладонью и невольно представила себе, что рука была вовсе не её, а молодого майора, то есть его сына, да нет же, Горского... и прислушалась к своему звенящему от нетерпения телу...

В следующую секунду оба они заметили, как медленно-медленно сжимается в кулак бледная рука Горского, лежащая на одеяле. «

       - Ай да молодец! Вот это мужчина! - воскликнул доктор, и стремительным шагом направился в кухню, вытирая вспотевшую лысину. Накинув другую кофточку, следом вышла Люська. В кухне встала на колени и пыталась поцеловать Гольденшулеру руку. Он отбрыкивался, ворчал: «Уфф, как же я устал! Люся, принесите-ка мне водички... запить. Да, нет, какой на хрен водички?! Где тут у вас спирт, чёрт побери?!!
Ну и работёнка у этих психологов! Не-е-ет, хирургия не в пример лучше!

Через две недели Горский встал. Через месяц пошёл слесарить на канатный. Люся родила ему трёх девочек и четырёх мальчиков. Это была их месть поверженной смерти. Это было ей назло.

3. Бойцы трудового фронта
Тамара Непешка

На Новодевичьем кладбище я оказалась случайно — пришла вместе с подругой, у которой там захоронены родственники. Мы шли, рассматривая памятники, большинство высеченных на них имён были нам обеим хорошо известны. Но вдруг моё внимание привлекла надпись, на которую подруга не обратила внимания: народный артист СССР Максим Дормидонтович Михайлов. В фигуре, вырастающей из постамента, легко узнавался певец, - свидетельством тому были фрак, бабочка, характерно сложенные руки. Это имя я слышала от мамы в связи с историей, приключившейся с ней в первый, самый тяжёлый военный год.

Когда началась война, мама была студенткой Московского авиационного института и жила в общежитии. Каждое утро она приходила на распределительный пункт и получала трудовое задание. Очередным утром группу, в которой была мама, отправили не на городской объект, как всегда, а на железнодорожный вокзал и посадили в поезд, который пошёл на восток. Погода стояла летняя, девушки были одеты в платьица и туфельки, никаких тёплых вещей и запаса еды у них не было. После многих часов пути их высадили из поезда, они долго шли пешком пыльными дорогами до какой-то деревни, где их разместили на проживание. Каждый день они ходили рыть противотанковые рвы в нескольких километрах от деревни.

Дни тянулись похожие один на другой, но однажды, шагая как обычно на работу по просёлочной дороге, они вдруг увидели толпу людей, бегущую им навстречу.
    - Куда вы идёте, поворачивайте назад! - взволнованно кричали эти люди. - Там немцы, немцы!

Тут же послышался гул приближающихся самолётов, он неумолимо нарастал, послышались взрывы. Все бросились с дороги врассыпную, но в поле укрыться было негде. Пробежав немного, мама упала на землю и накрыла руками голову, но не удержалась и посмотрела вверх. Совсем низко над ней летел самолёт с фашистскими знаками. Она отчётливо увидела лицо немца, который смотрел прямо на неё и хохотал, стреляя из пулемёта.
   - Не понимаю, почему он не убил меня, - говорила она всякий раз со слезами на глазах, вспоминая эту историю.

Налёт закончился, вокруг стояли крики, стоны, плач. Мама отыскала подруг, к счастью, никто из них не пострадал. До этого утра они представляли себе, что война — это страшно, но в действительности всё оказалось гораздо страшнее. Девушки не знали, что делать дальше. Им казалось, что они остались одни на всём белом свете, всеми забытые и никому ненужные.

 * * *

Максим Михайлов родился в 1893 году в бедной крестьянской семье в далёкой чувашской деревне. Он учился пению в хоре земской школы, к окончанию которой у него развился бас. В двадцать лет закончил пастырские курсы и начал служить протодиаконом в Казани, а позже был переведен в Москву. Много людей приходило в церковь послушать его пение — такой, как у него, очень низкий бас профундо встречается редко. Он мечтал петь на сцене, поэтому в 1930 году оставил служение, не снимая сана, и стал выступать как оперный певец. Сам Фёдор Шаляпин говорил, что завидует его голосу. Очень скоро Максим Михайлов стал солистом Большого театра и был замечен Сталиным, который назвал его голос могучим. Познакомившись с певцом, Сталин приблизил его к себе и нередко встречался с ним один на один.

Сохранились свидетельства современников о Максиме Михайлове, записи его исполнений. Он признан одним из лучших исполнителей партий Ивана Сусанина, Кончака, Гремина. Бывший дьякон с богатыми вокальными данными легко исполнял труднейшие оперные партии, на которых нередко спотыкались рафинированные воспитанники консерватории. Народные песни звучали у него мощно и убедительно. Никаких вычурностей в исполнении у него не было, просто свой прекрасный голос и человеческая душа.

В годы войны Максим Михайлов выезжал на фронт в составе концертных бригад, пел в госпиталях для раненых бойцов. Многие отмечали, что в его исполнении были проникновенность и уверенность. Неважно, сколько солдат его слушало, когда он выступал на фронте — пять, пятьдесят или пятьсот. Он всегда пел как на исповеди, как для самого себя. И в окопе под аккомпанемент баяна он пел так же истово, как в Большом театре. В 1941 и 1942 годах ему были присуждены две Сталинские премии, а в 1945 году он был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.».

После окончания войны Максим Михайлов выступал на различных пусковых объектах, его любили слушать не только строгие любители классики, но и простые рабочие люди, считая своим. Народный артист СССР Александр Ведерников оставил такое воспоминание: «Когда он приходил на концерт, вытаскивал ноты, то обычно спрашивал у конферансье: «Ну как тут, какая сегодня у нас публика?» Ему говорили: «У нас сегодня хорошая публика, интеллигентная, учёные, инженеры». «Ну тогда поём «Варяжского гостя». На следующий концерт он приходил и спрашивал: «А какая сегодня у нас публика?» «Да, публика здесь, знаете, разношёрстная — в основном рабочие». «Ага! Рабочие... Ну тогда споём «Варяжского гостя».

Многие отмечали скромность и простоту Максима Дормидонтовича, его абсолютное неучастие в закулисных интригах. Сталин на юбилее по случаю своего семидесятилетия сказал, что бывший священник Михайлов — единственный, кто ни разу не обращался к нему с просьбами для себя.

А вот по рассказу моей мамы, именно Максим Михайлов оказался их спасителем, обратившись к Сталину за помощью. Дело в том, что среди потерявшихся вместе с мамой девушек оказалась его дочь Валя. По просьбе любимого певца Сталин распорядился выделить машину для розыска. Каким-то чудом во всеобщей сумятице того периода войны их нашли и совершенно обессиленных, оборванных, босых и голодных вернули в Москву.

Впоследствии мама участвовала в противопожарной обороне Москвы — дежурила по ночам на крышах зданий, тушила зажигательные бомбы.

Максим Дормидонтович Михайлов скончался в 1971 году, перед смертью он принял монашеский постриг. Патриарх благословил отпеть его в облачении и поминать как протодиакона. Дочь Валентина захоронена вместе с отцом, её имя высечено на надгробной плите. Мир праху этих людей!

4. Три генерала. К Дню Победы
Лев Неронов
Лауреат  в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №1

        Мы с внуком решали занимательные задачи в Интернет. Нам попался интересный вопрос:

        «Не желая признавать, что Красная армия могла нанести им поражение, немцы утверждали, что Великую Отечественную войну выиграли генерал Мороз, генерал Грязь и генерал Мышь. По поводу мороза и грязи все понятно. А вот при чем тут мышь?»

        Внук спрашивает:

        - Дедушка, а мне не понятно, кто такие генерал Грязь и генерал Мороз?
 
        - Собрались в чистом поле генерал Грязь, генерал Мышь и генерал Мороз на тайный совет. Середина осени. В полях не убран урожай пшеницы, убирать было некому. Амбары и сараи сожжены. Вместо хат, всюду вражеские танки. Немец под Москвой.

        Первым выступил генерал Грязь: "Я задержу немца, не пущу его в Кремль!".

       В середине октября 1941 года, когда подул тёплый южный ветер, в небе собрались свинцовые облака, пролились затяжные дожди, и потекли ручьи, и поле превратилось в болото, а дороги – в реки. Тогда, недалеко от Москвы, надолго завяз в грязи немец с его танками, мотоциклами и лошадьми.  Для фашистов Россия превратились в кошмар.

        Столица долго будет вспоминать генерала Грязь. Он дал передышку Красной армии!
      
        - Дедушка, а потом земля замёрзла, и тогда помог генерал Мороз?

        - Нет, внучек! Генерал Мороз не всегда помогал нашим войскам. Русская зима не была другом во время битвы под Москвой. Холод заморозил землю и болота, тем помог немецким танковым дивизиям!

       Но немецким солдатам не хватало тёплой зимней одежды, и их военная техника часто глохла на холоде. Генерал Мороз уничтожил окружённую 6-ю армию в Сталинградской битве, что стало переломным моментом во всей войне.

        - А что сделал генерал Мышь?

        - О, генерал Мышь очень помог нашим войскам!

        Опять собрались в поле генерал Грязь, генерал Мышь и генерал Мороз на тайный совет. На этот раз первым заговорил генерал Мышь: "В апреле 1942 года я вывел половину вражеских танков из строя. Моя доблестная армия мышей перегрызла электрическую проводку двигателей, и танки надолго застряли в поле. Я буду продолжать это делать, пока враг не уйдёт с нашей Земли!"

        - Дедушка, но мыши перегрызли проводку и советских танков?

        - Нет, это была специальная воздушная операция!

        Идею превратить мышей в грозное оружие подсказала Библия. Биолог Игорь Валенко вспомнил о десяти «казнях египетских», которые пророк Моисей насылал на земли фараона. В четырех из них в качестве оружия он использовал «мелких тварей» - жаб, мошек, «песьих мух» и саранчу.

        А почему бы не применить против танков мышей-полевок? Если выпустить маленьких грызунов поблизости от стоящего танка, они проникнут в него через отверстия, что меньше толщины их собственного тела, и примутся обгрызать провода. Важно то, что не нужно тратить время на обучение «серых диверсантов». Нужно наловить их много и доставить к фашистским танкам.

        Забравшиеся в танки, мыши стали обустраиваться, сооружали теплые гнезда и, в поисках строительного материала, грызли все, что поддавалось их зубам. Больше всего страдала изоляция электрических цепей, и многие танки оказались обездвиженными. Утром, когда была дана команда начать движение, оказалось, что у большинства машин не заводятся моторы из-за повреждений электропроводки.

        Так "мыши-партизаны" отомстили непрошеным гостям, выведя из строя множество фашистских танков.

5. Тянем-потянем...
Лев Неронов
Лауреат  в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №1

        Предстояло пройти долгий и плоский Ледник Шокальского, покрытый плотным крупнозернистым снегом. Сзади, опасные снежные склоны, откуда в любой миг могут оторваться тонны снежной массы, сметая все на своем пути, вместе с альпинистами.
        4 группы по 4 человека начали терять друг друга из-за громадных камней на пути. Солнце уже слегка увлажнило ледовую поверхность. Перемещаться стало еще тяжелее. Время приближалось к лавиноопасному, т.е. к  12 часам, а конца Ледника не видно.
        Вдруг, послышался призывный голос командира Литвинова: «Ко мне! Все быстро ко мне!». Литвинова и его связку видно не было. Что-то случилось. Но передвигаться быстро не получалось, - можно свалиться в глубокую трещину в несколько сот метров. Прибежав на голос, я и мои товарищи по группе увидели брата Литвинова, висевшего на веревке в трещине.
        По ту сторону трещины лежал командир Литвинов. Он успел врубить свой ледоруб в лед, и не мог шевелиться. Остальные двое без ледорубов лежали по эту сторону трещины и своей массой держали другой конец веревки.
        Из трещины выступала часть рюкзака, и сверху – гитара.  Брат Литвинова висел в трещине на лямках рюкзака, как на парашюте.
        Все лежали, не шевелясь, и не смея чихнуть. Нужна внешняя сила, чтобы вытянуть человека из трещины.
        Литвинов предложил это выполнить тяжелоатлету - мне.
        Но сначала нужно правильно организовать страховку спасателю. К счастью был надежный камень.
        После завершения важной страховочной операции, я приступил к извлечению гитары, рюкзака и брата Литвинова из трещины.
        Общий вес, который предстояло извлечь, равен примерно 100 кг, его надо умножить на коэффициент 1.5, с учетом неудобства позы, ведь это не гриф штанги на устойчивом помосте в спортзале...
        Теперь все сводится к простому упражнению: «тяга» весом в 150 кг. Это я делал на каждой тренировке с еще большими весами: до 180 кг. От волнения и ответственности, я немного суетился - причитал над пострадавшим, как родная бабуля над внучком, разбившим коленку.
        «Тянем, потянем», и вытянул я из ледового плена гитариста, как репку из земли.
        Выполнив порученное дело, я полностью оправдал доверие руководителя Литвинова, который меня в горы тянул не зря!
        Теперь уже настоящие, альпинисты двинулись дальше.   На горизонте показалась зелено-голубая долина. Но вдруг, опять вдруг. Здесь, в горах, всё и всегда: «Вдруг!»…
        16 человек стоят на краю ледовой стенки, как на крыше 10 этажного дома, и  беспомощно смотрят на Литвинова и с опаской вниз, туда, где цветущая лазурная долина. Как же спуститься с 30-метрового ледяного обрыва?
        Предстояла работа с веревками, о которой предупреждал врач, не давая разрешительную эпистолу беспалому Литвинову.
        По секрету скажу, что разрешение от врача меня попросил подписать Литвинов, иначе бы похода без руководителя не состоялось. К счастью, эта справка не потребовалась…
        Литвинов, спускаясь на страховочной веревке, ледорубом ваял во льду ступеньки. Их понадобилось штук триста. Затем снова поднялся на Ледник и каждого по очереди спускал по этим ступенькам, страхуя веревкой и  своими нестандартными пальцами, забракованными спортивным эскулапом.
        Литвинов спустил рюкзаки, спасенную гитару, и, как капитан корабля, последним из нас покинул стенку, т.е. Ледник Шокальского.
        Таких подвигов, что проделал со стеной Литвинов, в коллекции Геракла нет!!! Можете не сомневаться!

6. Ранение. К Дню победы
Лев Неронов
 Лауреат  в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №1

Морозный воздух, лунный свет
На звездном фоне взвод рисует.
И ничего важнее нет,
Вгрызаться спешно в твердь земную.

Крушат лопаты мерзлый грунт,
С лица слетают капли пота.
Враги коварные не ждут,
Здесь завтра бой, - не ждёт работа...

Заметны стали за холмом,
На белоснежном поле чистом
Косые тени - смерть и зло:
Там двое снайперов фашистов!

От тех стрелков спасенья нет,
Пока траншея не готова!
Ещё быстрей на грязный снег
Ложатся горсти чернозема.

Их жизнь на ниточке висит, -
Солдаты все переглянулись.
Их только жребий защитит...
Упал сосед от первой пули!

Лицом свалившись в рыхлый грунт,
Упал еще второй и третий...
Что приключилось с ними тут!?
Узнают ли их жены, дети?

В окопной скрыться темноте, -
Копать скорее нужно глубже!
От боли острой в животе
Воспламенилось тело тут же...

Под ним, как знамя, красный снег, -
Всю ночь солдат лежал недвижно,
Что жив ещё тут человек,
Медбрат мог просто не услышать!

Раненый солдат – это мой родственник.

7. Для бешеной собаки семь вёрст не крюк
Лев Неронов
Лауреат  в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №1
      
        Участнику спортивного ориентирования выдается топографическая карта местности, где отмечены КП /Контрольные Пункты/.
 
        Сорвавшись со старта, спортсмен устремляется в направлении 1-го КП, прокладывая маршрут, как ему совесть подскажет.
 
        Сотрудничество на маршруте не разрешается. Но в первый раз я пренебрег этим запретом. Наставника звали Игорем. Бегал он быстро по причине не крепости стула.

        Успех  не в том, чтобы быстро бежать, а в том, чтобы бежать правильно. На маршруте в 10 км можно и 30 км набегать: «Для бешеной собаки семь верст не крюк!».

        Ориентирами служат, отмеченные на карте, лесные просеки, дороги, холмы и впадины, озера, линии электропередачи.
 
        Подбегаем мы с Игорем в район 1-го КП.  Видим  крутой спуск. Сгоряча кинулись мы вниз кубарем с 30-метровой кручи. Осматриваемся. Тьфу, что ж это мы сделали? Вон же он КП, - вверху.
 
        И уже «сизифовым кубарем» с рвением царапаемся, пыхтим, взбираемся на кручу. Отметились. Отдышаться некогда. Перенастраиваемся на второе КП, и вперед!
 
        Приближаемся к финишу. Тут рвать нужно на последнем издыхании в борьбе за секунды, роняя друг друга, как будто в столовку бежишь.
 
        А мы не знаем, что делать, вежливые друг перед другом. Я взял да нарочно упал, уступив Игорю честь перерезать финишную ленту. Я же бежал за ним, как хвост за собакой.
 
        В следующий раз я бежал один, как положено.
 
        Попались озёра в виде водного лабиринта. Не всегда и заметишь озерцо из-за кустов и деревьев. На карте нужно искать выходы из лабиринта. Возникает мысль пересечь озеро вплавь, по азимуту!
 
        Какое наслаждение, пропотев от беготни по кустам, погрузиться в прохладную воду. Конечно же, в одежде, в кедах, в бейсболке. Плыл я на спине, барабаня по воде кедами или, как водный жук, отталкиваясь ногами, сгибая колени.
 
        В руках, в сухости держу планшетку с картой и компасом. Главное - правильное направление!
 
        Выплываю я возле села. И попадаю «в плен» к бдительным мальчишкам.  Пацаны вылезли из воды, окружили меня. Допрашивают:
 
        - Дяденька, Вы не шпион? - смотрят на небо, может я с самолета сюда свалился!
 
        Хорошие ребята!  Любят край свой озерный. Я им объяснил, что, мол, тренируюсь. Показал пацанам свою карту с, обозначенными на ней, КП, и штампики за пройденные КП, и куда я еще собираюсь добраться, если они меня, конечно, не задержат!
 
        Дал каждому подержать компас. Не школьный, а жидкостный!
 
        - Ух, ты класс! - восхищались мальчишки.
 
        Поработал я тут с молодежью. Куда мне торопиться, я ведь участвовал всего лишь в личном первенстве. Похвалил юных пограничников…
 
        Короче, хотел, как лучше, а к финишу пришёл последним!

8. Ладога
Валерий Неудахин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
   
Михаил положил телогрейку к спинке сидения, пайку хлеба оставил за пазухой. Каждая поездка  либо завтрашний день, либо вечность. Очередной рейс  через  Ладогу.   В одну сторону   груз, на обратном пути,  эвакуированные люди.  Кусок хлеба для детей голодного города; как спасение души, просьба заглянуть в глаза. В каждый рейс  - паек  четверть буханки, чтобы отдать своему бесценному грузу –  давно некормленым малышам...

   В запомнившийся день высыпало солнце. На небе ни облачка, самое страшное для водителей Ладоги. Чистое небо  вестник того, что обязательно будут бомбить. Немцы не упускали возможности  отработать по беззащитной мишени. Водители давно убрали у левую дверь в кабинах и на опасных участках крутили баранку стоя на подножке. Чтобы в случае надобности, толчком одной ноги остаться в жизни.
Дорога в направлении блокадного города выпала спокойная,  словно немцы  дали передышку. Рейс получился размеренный, тревожили полыньи,  объезжали - стороной брали. Под разгрузкой стояли недолго, получив задание, направились со  Степаном двумя машинами к указанному месту.

   Груз! Михаил опустил борт и поднялся в кузов. Подал руку и вслед за ним поднялась худенькая девушка санинструктор. Из помещения взрослые принялись передавать детей, укутанных в пальто, платки и тряпки. Кого-то несли, кто постарше  управлялись сами, шли с большим трудом. Располагались прямо на дне, так безопаснее, немного прикрывают борта. Группа детей, почти не способных двигаться, беззащитных  перед погодой и войной, которая жалит огнем, пулями и осколками.
Михаил встал на подножку, заглянул в кузов. Наполненные страхом глаза девушки и в щелке платка  черные  бездонные  глазищи ребенка  на ее руках.

- Эх, что так укутали? Ничего не видно.

- Они голодны и ослабли очень. Мерзнут.
 
   В руках появилась мелкая дрожь, как за баранку садиться? Какую цену назначить грузу, расположившемуся сзади? Плавно тронул полуторку за товарищем по рейсу. Так и пошли, поторапливаясь, но, не теряя внимания за дорогой. Половину пути проскочили,  тут из белого безмолвия свечой взмыл самолет, ревом двигателя нагоняя страх. В кузове молчали, наверное, привыкли к бомбежкам. Да какой привыкли? У них просто не было сил  кричать. Беззащитны, даже жизни крикнуть: «Спаси!»,- не могут

   Справа от машины Ладога метнула фонтан воды и мелкого льда. Трещина побежала в сторону, но Михаил успел проскочить, только скаты тряхнули автомобиль,  осела сзади волна.  Держаться колеи, не сходить в сторону. Неожиданно султан взрыва перед машиной Степана, волна, и переломившееся  на краю полыньи  движение. И медленно, двигателем в воду! А затем и кузов туда, в полном молчании, как в немом кино оседает с детьми в открывшуюся воду. Не вскрика, ни упрека. Безвинные малыши, обессиленные от голода, не сопротивляясь, исчезали в промоину. И с последним выдохом  машины выбросился фонтан  воды, и растаял в небе изморозью. Словно  безвинные души растворились , только взлетом своим прошелестели.

   Занесло второй автомобиль. Михаил, вцепившись в баранку, давил на газ, чтобы выскочить от полыньи, но протектор не цеплялся за лед. Все! Не смог довезти беззащитных ангелов Ленинграда! Последним движением выхватил из-под себя телогрейку, наугад бросил под колесо. Полуторка дернулась, скольжение прекратилось, все увереннее покатилась вперед.

   Бездонная полынья, черными глазами, смотрящая в вечность, ощущение бессилия  долго снились ночами.

   С того рейса берет хлеб, чтобы на грани вечности и жизни накормить ребенка.

9. Мужчина
Валерий Неудахин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
   
Пашка, городской парнишка, отправленный на летние каникулы в деревню к бабушке, боялся выходить за ворота. Причиной тому служил соседский гусак, прозванный Жоркой. Он прохода не давал мальчишке, норовил при встрече ущипнуть за голые ноги. И вместо того, чтобы набираться килограммов веса, витаминов в организме от бабушкиных пирогов и зелени с огорода, он старательно избегал встреч с вредной птицей.

   В городе проще: воробьи, синички, голуби. Безобидные, вечно стайкой выпрашивающие семечки и крошки. Самой крупной считается ворона, но и она довольно безобидна своим поведением: каркает с деревьев на бульваре. Слышно ее обычно, когда идешь в школу. Ну, погорланит утром в выходные, так на то и птица неразумная, не знает дней недели.

   Деревенская – другое дело. Улица на краю деревни примыкала к   пруду, здесь собиралась вся водоплавающая рать. Вдоль берега копались куры. Вся живность соседствовала мирно, каждый занимался своим делом. Заводилой в этом царстве – Жорка, который взял добровольно на себя роль защитника водоема. Даже рыбаки не располагались рядом, он и взрослым спуску не давал.

   За что гусак невзлюбил Пашку неизвестно. Может яркие шорты показались ему вызывающими, или интонации голоса мальчишки, крикливые и беспокойные, так тревожили птицу. Но при первой  встрече потянулся головой на длинной шее, раскрыл клюв, крылья в стороны раскинул. Пока бабушка отогнала в сторону, успел несколько раз пребольно ущипнуть парнишку за голые ноги. До синяков. Обиженный гость взревел на такую оказию, долго всхлипывал и сопел, пока старая делала примочки.

   Страх поселился в сердце, играть, не боясь нападения можно только во дворе. Выходить на улицу, значит подвергать себя опасности. Нападения происходили неожиданно и коварно. Пойдут с бабушкой в магазин, этот подлец  момент выбирает. Отвернулась женщина калитку прикрыть, гусь уже шипит и голову тянет. Хвать и новый синяк на ногах у парнишки. Жизнь на отдыхе превратилась в каторгу, у забора Пашка находиться боялся. Через дырку в заборе однажды подловил, голову просунул и вцепился в майку. Еле отбился малец.  Бабка щелку заколотила дощечкой, тем и спасались.

   Ведет вожак стаю домой вечером, мимо ограды не проследует спокойно. Так в раж входил, грудью о доски бился, кричал на дурнину. Победу праздновал над мальчиком и уходил с гордо поднятой головой.  Сами понимаете, какой тут отдых? Жизнь вприглядку получалась. Страшнее гуся птицы нет на белом свете, думал Пашка и всячески избегал встреч. Взрослые отстоять не могли, противостояние получилось между птицей и маленьким человеком.

   Окотилась у соседей кошка, детки подросли, непослушными поднимались, двор изучали. Избегали вдоль и поперек. С ними общение получалось сподручнее. Они хоть и царапались, но от того, что неразумные, как Пашка полагал, от того и безобразничают. Облюбовали котята место у забора, в теплой пыли. Мать вечерами долго их вылизывала, чтобы спать уложить.

   Рыженький особо непоседой слыл, везде побывал, ничего не боялся. Умудрился как-то под забором пролезть и оказался на улице. На ту беду возвращалась с пруда стая гусей. Почему Жорке маленький зверек показался опасным неизвестно, напал, принялся трепать. Пашка услышал мяуканье, открыл калитку и бросился на защиту. Поднялся ор и крик, в клубах пыли выяснялась справедливость. Из битвы вышли с потерями обе стороны: пощипанный гусак и потрепанный мальчишка.

   После этого парнишка смело ходил мимо вожака стаи.

10. Отец
Валерий Неудахин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
   
Старый алтаец сидел на камне. Сторона солнечная, время подходило к обеду. Несмотря на прохладный ветер, что веял по долине, шершавая поверхность нагрелась, и было комфортно и спокойно. Здесь, в альпийских лугах много необычного: к солнцу близко, но холодно, снега много - да поверхность гор прогревается в момент. Камень вообще быстро набирает тепло и остывает так же скоро. Нужно поймать время, чтобы согреть тело в эти короткие промежутки. Он внимательно наблюдал за далекой точкой, что появилась на склоне от перевала. Но это для чужого в горах человека – точка, Мерген ( меткий, ловкий) и на таком расстоянии видел человека. Зрение даже в этом возрасте не подводило его, многим молодым  фору даст.

   Человек спускался в долину. Незнакомец шел ходко, делая большие шаги и привычно ставя ногу на пятку с перекатом нагрузки на всю ступню. Но заметно, что прихрамывал на правую ногу, видимо, повреждена. Странно.

- Часа два пройдет, прежде чем доберется до места, - подумал старик. За это время будет переделано немало дел. В горах на стойбище всегда есть чем заняться.

   И, почерпнув воды, поставил котелок на огонь. Главное правило гостеприимства – напоить пришедшего горячим чаем. Старика давно никто не посещал и услышать человеческую речь для него являлось подарком судьбы. Не так часто появляются среди громад скал и бескрайности лугов идущие по своим делам. С ними всегда приятнее беседа. Люди по-особенному открываются здесь в горах и рассказывают о себе правду. Видимо, понимают, что после расставания маленькие тайны остаются с собеседником и на его совести поведать ли их еще кому. Как в поезде попутчик откроет все сокровенное  и уйдет на очередной станции в стылый дождь или в раскаленное марево полдня.

   Мерген поднялся и, прихрамывая, направился в аил, болела правая нога на непогоду, после ранения. От полученных увечий на фронте подчистую был списан и отправлен из госпиталя домой. С тех пор и носит боль в себе до сего дня. Вон уж, сколько лет минуло, а напоминает о себе. Тогда в госпитале думал, что не выживет, но все время вспоминал слова отца о том, что в человеческой судьбе после самой темной и черной ночи всегда должно приходить светлое утро. Это ожидание помогло увидеть новый день. Мерген сделал этот шаг из глубокого горячего забытья и боли в мир госпитальной палаты, где окна были прикрыты короткими белыми занавесками.

    Сегодня больших дел нет, день посвящен рутинной  работе по хозяйству. Она выматывает эта мелочевка, кажется, сделал всего ничего, а день пролетел. Но он привык к такому времяпровождению: что еще делать старому скотоводу высоко в лугах, где и словом перекинуться не с кем. Только и собеседников, что горы, ветер, вершины да вода. Изредка сурок появится из  норы, просвистит на своем зверином языке и исчезнет в траве по неотложным делам.

   Ему же все грезится давно прошедшая война. Хорошо, если днем, а ночью зубы скрипят, стираясь от боли до корней. Сегодня вновь ходил в атаку. В ту, после которой и оказался в госпитале с тяжелым ранением, что определило всю дальнейшую жизнь. Они тогда взяли языка, все складывалось удачно до того момента, как добрались до своих окопов. Начался обстрел и Мерген еле перетолкнул здорового тяжелого немца через бруствер в окоп, прикрыв его своим телом, и получил несколько осколков в спину. Последней мыслью было: «Как неудачно, что в спину. Будут говорить,  бежал от боя». Провалился в черную тягучую пустоту и пришел в себя спустя два месяца в тылу.
   После долгого лечения вернулся в родное село. Худой, как свечка, от любого неловкого движения готовый погаснуть навсегда. Только помогли подняться и ожить горы и воздух, реки и вода, деревья и растения. Мать была удивительной травницей и большой души человек. Половину боли взяла на себя и ценой умирающего сердца подняла сына. Его-то подняла, а сама угасла, едва встретив весть о победе. Это он понял гораздо позже, когда и сам стал лечить людей, которые обращались к нему с просьбами.

   В один из дней, почувствовал, что видит человека изнутри. Все его болезни и недостатки. Словно духи ему подсказывали, что нужно разглядеть и сделать для того, чтобы помочь. Надо уметь видеть духов и общаться с ними, он стал прислушиваться к ним. А они ему давали  предупреждения, что являются пробуждающим знаком. Это сила жизни, пытающаяся привлечь внимание к чему-то, что может стать причиной неприятностей. Но большинство людей не прислушиваются к ней. Ему это дано, и он слушал жизнь, совершая поступки, которые ему подсказывали духи.

   Старик принялся за ремонт упряжи. Несложное занятие, но вблизи видел плохо и, орудуя шилом, то и дело накалывал себе пальцы. Седло и сбрую не доверял никому. Только своими руками выполнял простые операции, но затягивал каждый стежок намертво, любовно пробуя пальцами, чтобы не оставалось бугорков от узлов. Казалось, ну и что, немного узелок выступает? А коню он с каждым километром шкуру трет и отдает болью. Уж Мерген знает про боль много, испытал ее на своем теле.

   Пришелец прошагал большую часть пути. Странность его движений поражала необычностью, человек то и дело останавливался, нагибался и что-то поднимал с земли. Вскоре и это перестало удивлять старика, он признал в приближающемся седого геолога, работающего в партии, которая приезжала каждое лето и становилась недалеко от села. Они ходили по горам и находили полезные ископаемые, а вернее следы, говорящие о присутствии минералов. Раньше не доводилось встречаться с этим интеллигентным на вид человеком. Тем интереснее будет встреча и беседа.

   Вскоре они пересеклись взглядами и пожелали друг другу удачного дня и здоровья. Пожилой геолог с удовольствием попил предложенной воды, и пока старик занялся чаем, принялся набивать трубку. Спросил разрешения прикурить от костра. Законы гор и обычаи местные знает. Мерген отметил для себя добротную обувь, в горах это в-первую очередь необходимо, легкую, н теплую одежду, нужное снаряжение. Неожиданно для себя засуетился, предлагая чай: время  обеденное и стало непонятно, какой предложить. Белый или черный? У алтайцев с утра пьют забеленный молоком, нельзя предлагать черный – день испортишь. Только – белый. Видимо и эта традиция была знакома ученому человеку. Разговорились. Беседа пошла без раскачки, словно они были знакомы многие годы.

   Геолог рассказал, что воевал и ранен. А по тяжелому ранению списан и для восстановления здоровья начал разъезжать по геологическим партиям. Они уже и впрямь оказались как братья и без утайки доверяли друг другу те воспоминания, которыми давно не делились с  людьми. Мерген так и не женился после войны, а вот собеседник соединил жизнь со всей однокурсницей, молоденькой девочкой, которая не побоялась выйти за фронтовика израненного душой и телом. Трое детей обрадовали землю появлением на свет. Сейчас уже взрослые, устраивают жизнь. А они с женой разъезжают по геологическим партиям, как-то скрашивая свое одиночество. Шумно в доме только тогда, когда приезжают внуки.

- А у тебя жена, дети есть? – спросил геолог.

- Жены нет, однако. А детей?... - и старик задумался. Помолчав немного, принялся вспоминать.

- После госпиталя, когда вернулся, совсем доходягой был. Бабы смеялись вслед, мол, как с ним переспать-то? Умрет и дела не закончит, которое начал. Не со зла, конечно, смеялись, жалели. От безысходности этой и шутили. Многие женщины остались одинокими. С фронта только похоронку и дождались, ни детей, ни мужика. А женщине что в этой жизни нужно? Конечно, заботиться о ком-то: мужик ли, ребенок. А тут выкосила война сильный-то пол, бабы за них всю работу в колхозе делали. Уставали до смерти. А нутро, душа, значит, все одно просит заботиться о близком человеке. Как быть, коль нет этих близких?

   Когда здоровьем поправился, начал табуны водить в луга альпийские, целое лето проводил высоко, близко к вершинам. Изредка председатель посылал кого-нибудь с продуктами. Привезут, переночуют и в обратный путь. Приехала в один вечер соседка Карлагаш, ласточка значит. Поужинали, спать легли. А ночь выдалась такая!.. Весь Млечный путь виден, в глубину и вдоль всего горизонта. Звезды падают с неба на землю, догоняя одна другую. Прямо игрище устроили, исполосовали весь небосклон белыми черточками. Костер погасил и сидел в темноте, боясь дыханием спугнуть эту красоту и необычность. Только услышал рядом с ухом горячее дыхание. Повернул голову… глаза в половину Луны. И шепчет:

- Возьми меня, Мерген. Мальчика родить хочу, помощник нужен в хозяйстве. Похоронка на мужа пришла, а жить- то надо. Ничего мне не нужно, сама подниму. Да без семени никак не растет дерево, белка детенышей не родит.

   Под утро очнулся от жаркого дурмана. На коня подсадил ее, а она:

- Не жалей ни о чем, спасибо! Обязательно понесу от тебя, а знать никто не будет.

   Через месяц приехала еще одна вдова. И слезно просила об этом. Помог и ей. Скоро стали к нему заезжать солдатки, и все с одной просьбой. А он и сам не знал тогда, сколько проживет на этом свете и помогал по мере возможностей и доброты характера. Пусть родятся дети, кому-то нужно будет страну из разрухи поднимать. Не обижайтесь, мужики, глядя на это с небес.

   Начали бабы рожать одна за другой. Все детки, на удивление, крепки здоровьем и к жизни приспособлены. Никто из бабенок не говорит, откуда «ветром надуло», хотя все вроде догадываются. Одно негоже. Как жениться, коли все село в родственниках ходит. А со стороны привези невесту, в один момент обозначат нравственные ориентиры. Так и упустил время – остался холостяком. Одно  вот радует - дети подросли, многие уже и сами семьями обзавелись. Невест везли со всей краинки, женихи оставались в селе. Колхоз знатно прибыл населением. Как бабы умудрялись объясняться, чтобы кровосмешения не было?!

   Одним словом в «одиночку» поднял село. Так и получается – не женат, а детей много.

Геолог молча слушал и кивал головой, толи одобряя, толи умиляясь этой дивной истории. Наконец последний раз выбил пепел из трубки о полено у костра, знает все же обычаи наши, и засобирался в путь.

   Переночевать не остался, упирая на то, что будут ждать и беспокоиться. А до темноты еще время есть, доберется.

    Обнялись, словно знакомы много лет. Один направился вниз в долину, а другой стоял возле костра, наблюдая за уходящим. У каждого своя судьба, с особенным переломным моментом. И обоим дала счастье существования и продолжения рода.

   Мерген с удивлением качал головой – даже госпиталь им достался один и тот же. Только лежали в разное время.

   Ночью быть дождю. Старик занялся приготовлением ужина. Много ли ему надо в этом мире?!

11. Качели
Валерий Неудахин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева

Качели качались под дождем. Старые, под названием «лодочка», поскрипывали в заржавевших подшипниках. Капли били больно и холодно. Но качелям было все равно. Их услугами перестали пользоваться и среди новых аттракционов явно не до них. Это раньше они собирали очереди детей и молодых людей и поднимали их к «небесам», заходясь в восторге от крика качающихся. Соперничали даже с каруселями, с теми, у которых сиденья на цепях раскручивают людей. Сегодняшний день их казался безнадежным.

   Полет на лодочках был непередаваемо крут. Сколько детей стояло за ограждением с мечтой в глазах, что  придет возраст и им можно будет встать, взявшись за металлическое ограждение из лент. Когда их, наконец, подтолкнут и они начнут раскачиваться. Это так просто, когда движение назад – необходимо выпрямить ноги, а вперед – присесть и словно толкнуть ногами площадку под тобой. Не у всех это получалось с первого раза, и было до слез обидно, когда время закончилось, а ты так и не сумел раскачаться по -взрослому. И вот снимают ограничивающую цепочку и просят освободить аттракцион, а на лодочку поднимаются другие желающие раскачивать челнок своей судьбы.

   Качели действительно являли собой судьбу для многих мальчишек и девчонок, а еще вернее – для юношей и девушек. Даже вполне взрослые мужчины не стеснялись пригласить своих дам и, придерживая под локоток, помогали подняться в лодочку. Ах, как это было восхитительно! Дамы кричали от падения вниз и взлета вверх под ветки деревьев, и старались придерживать платье, чтобы с подолом не заигрался ветер. А мужчины и юноши, гордые своей силой, приседали и толкали качели выше и выше – туда, где захватывало дух и восхищенные сердца женского пола уступали в трудном решении: быть или не быть женой.

   Казалось, что такой полет никогда не кончится, но вот рабочий аттракциона начинает тянуть рычаг тормоза, раздается первый звук «вжжж». И замедляется полет. Чем выше дощечка тормоза, тем меньше амплитуда колебания. Остановка. И раскрасневшиеся, довольные собой парочки шли от ограждения в глубину аллей, которые манили романтикой и неизвестностью. Это было восхитительно – покачать вторую половину именно на лодочках.

   Тогда не было ржавчины в суставах и шарнирах, все блестело отполированное руками качающихся. Администрация любовно окрашивала лодки в разные цвета. А молодежь придумывала приметы, на которой качели тебе обязательно повезет: желтой, зеленой или красной. И соединялись в полете сердца, вздыхали люди пожилого возраста, вспоминая, как и у них складывалось все в дивном воздушном замке. Украдкой вздыхали мамы, папы отворачивались в сторону и смахивали слезу, вроде нечаянно сделав движение рукой. Словно отгоняли комара. Но мы-то с вами знаем, что не в этом дело. Откуда комару взяться?

   Работа качелей продолжалась полный день и заканчивалась с последними звуками музыки на танцплощадке городского парка. Тогда поручни крепления протягивали цепь и закрывали аттракцион на замок, чтобы никто не смог качаться в неурочное время. Качели могли трудиться круглые сутки, да только людям обслуживающим их, требовался отдых. Рассказывали, что когда работал дядя Миша, то с ним договаривались и качались и после закрытия парка. Молодежь пробиралась по освещенным « улицам» городского сада, угощала сторожа пивом или бутылочкой красного вина и тот, как по мановению волшебной палочки, открывал замок. Тогда качались до утра, а охранник и чародей спал на скамейке, зная, что ничего не произойдет. Ведь это время влюбленных пар. А влюбленные не способны на неблаговидные поступки. Слаб оказался дядя Миша, слаб на уговоры молодых людей а не на спиртное.

   Приходили на качели и пожилые люди. Тоже ночью, видимо, стеснялись, что их заметят за этим занятием. А они вспоминали молодость. Боялись, конечно, раскачиваться сильно. Но в мыслях и воспоминаниях души их взлетали под нижние ветки деревьев. Старых деревьев, которые когда-то были молодыми. Да и кому, как не дедушкам и бабушкам знать, какими были клены и ивы. Ведь высаживали их на комсомольском субботнике они.

   Маленький мальчик внимательно слушал бабушку, которая рассказывала историю «лодочек», женщина их так и называла. Он не стоял на месте и все рвался перелезть через ограждение, уж очень ему увлекательным показался рассказ.

- А вы с дедом качались на качелях?

-Да, конечно, и не один раз.

- И все время влюблялись друг в друга?

- Мы влюбились с первого раза и на всю жизнь.

- А как это – с первого взгляда?

   Прохожие улыбались такой дотошности мальчика. Но он- то был горд, что его бабушка с дедушкой… с первого раза. На всю жизнь. Он, наконец, протиснулся между полосок ограждения и с разрешения женщины подошел к «лодочке». С сожалением и с любовью, жалостью и восторгом прикоснулся к ржавому боку качелей, понимая всю необычность происходящего. И в его лице вздрогнуло и замерло восторженное чувство сопричастности к чему-то великому, давно ушедшему. Но не забытому.

- А можно мне!

   Почти шёпотом произнес мальчуган. Бабушка понимала, вряд ли кто пустит их на неработающий аттракцион, но обратилась к охраннику парка с этой просьбой.

- Нет! Даже думать не смейте! И уберите мальчика за ограждение.

   Не помогало ничего. Худенький человек, обременённый властью, испытывал гордость сейчас за свой пост и за то, что обладал властью над людьми. Распрямив свои тщедушные плечи, он даже подрос в собственных глазах.

- Дядя, можно. Мы маленечко, всего вот столько раз,- зажал два пальчика  мальчик.

   Держась за руку бабушки, он смотрел во все свои глазенки на охранника в    последней надежде, что тот разрешит. Ведь у него тоже есть мама и бабушка. Он ведь добрый. Он просто шутит.

- А мы Вам за это мороженое купим. И фея Вас обязательно сделает добрым. Пожалуйста!

   Чуть не прошептал парнишка. Бабушка видя, что из разговора ничего не получится, пыталась объяснить внуку, что нельзя трогать качели, они просто больны и ждут мастера, который завтра придет их лечить. А вот после того, как наладят, они обязательно возьмут билет на аттракцион- качели «лодочки».
Разве можно ломать мечту?! Тем более мечту ребенка: он и просил-то немногого – постучаться в мир своих любимых бабушки и дедушки. Оказаться на минутку в их молодости и стать счастливым. За уговоры принялись отдыхающие в парке. Только охранник был неприступен. Кто-то молвил:

- Да, это не дядя Миша. Я бы сейчас за пивом в магазин обернулся.

   Никто не приметил женщины, что стояла в стороне и слышала этот разговор. Директор городского парка. В ее руках сейчас находился ключик от цепи. Да что там ограждение? От надежды и любви, от доброты и мечтаний. От всего этого огромного мира.

- Пустите их. Только Вы, пожалуйста, будьте аккуратнее, - это она бабушке.

   Бабушка подсадила внука, встала в лодочку сама и невесомо оттолкнулась от пола. Качели качнулись, и лодка поплыла, поднялась совсем чуть. Мальчик напряженно смотрел перед собой, и присел, толкая ногами в площадку. И тут же в улыбке расцвело его лицо и огромные глаза брызнули искрами в людей, что помогали осуществить его мечту и сейчас стояли вокруг ограждения.

   И с улыбкой этой, отодвинув тучи, в просвет ярко и необычно выглянуло солнце!

12. Никто не забыт!
Владимир Николайцев
               
   На скалистом берегу Шершнёвского водохранилища  в Сосновке, что расположена близ Челябинска, гордо возвышается обелиск, устремлённый в южноуральское небо. На мраморных плитах, закреплённых на обелиске, высечены фамилии уроженцев Сосновки, геройски погибших на фронтах Великой Отечественной войны при защите нашей Отчизны от нашествия оголтелого немецкого фашизма в 1941-1945 годах.
 
  По какой-то случайности в списках защитников не значился Давыдов Гаврил Васильевич, мой родной дядя, черноморский краснофлотец, защищавший Севастополь в легендарной 9-ой бригаде морской пехоты.
 
  В нынешние светлые пасхальные дни фамилия моего дяди была увековечена на памятном обелиске рядом с его земляками-воинами. В прослеживании боевого пути моего дяди участвовало большое число сотрудников государственных органов, начиная с Министерства Обороны, Государственного архива Военно-Морского Флота в Гатчине, местных военкоматов: районного и областного, а также Сосновской поселковой администрации. Низкий поклон всем сотрудникам и душевная благодарность за содействие в увековечивании памяти нашего незабвенного родственника Давыдова Гаврила Васильевича. Отдельно хочется поблагодарить за активное участие в этом благородном деле председателя Сосновского поселкового совета Подшивалову Валентину Васильевну !

P S. Рассказ, где есть упоминание о Севастопольском периоде жизни моего дяди Давыдова Гаврила Васильевича здесь http://www.proza.ru/2016/12/05/2383

13. По воспоминаниям отца, бывалого понтонёра
Владимир Николайцев
               
Посвящается памяти моего отца,
                Давыдова Николая Васильевича.

 Как вы думаете, по жизни легче высокому  или низкорослому человеку шагать? У моего отца на этот счёт было непоколебимое  мнение, что низкорослые люди — это везунчики. Своё мнение отец особенно явно выражал, вспоминая армейскую жизнь, сидя за столом с нехитрой закуской и бутылкой водки.Сама армия в те,уже неблизкие времена, носила название Рабоче-Крестьянская Красная Армия.Кадровую службу в ней отец начал по призыву в 1938 году.И через всю жизнь пронёс воспоминание о том,как его мать, Елизавета Вавиловна, вслед за ним послала ему в армию мешок сухарей.Слишком свежи были в народе воспоминания о голодном времени начала тридцатых годов двадцатого столетия.Отец тут же,в следующем письме,попросил матушку так о нём не беспокоиться,ибо у них с пропитанием всё устроено прекрасно.В ответном письме сыну Елизавета Вавиловна не преминула порадоваться за всех рабочих и крестьян,пребывающих нынче в солдатах Красной Армии,и добавила,что вот в ранешнее время,ещё при царе,все,кто служил в армии,говаривали,что"в армии быть да служить,это тебе не у тятеньки,да не у маменьки,да не дома на печке сидеть.А теперь ты,мол,Николай, служишь достойно,ни об чём не беспокоясь,и я за тебя спокойна".

  Служить моему отцу довелось в инженерных войсках, в понтонном подразделении. Рост отца в один метр и девяносто сантиметров не делал из него Гулливера,но выдвигал его на одну из главенствующих ролей при разгрузке понтона на берегу реки,которую необходимо было форсировать воинской части,в которой тогда он служил.  Это сейчас любо — дорого посмотреть, как на учениях понтоновозы сбрасывают в реку со своих платформ понтоны, и те автоматически раскрываются на воде и раскладываются, как по мановению волшебной палочки, образуя переправу.

  А в те годы, слава богу, если на тягачах понтоны подтянут поближе к воде, а дальше солдатская силушка вступала в действие, сволакивая на своих спинах понтоны в воду, и раскладывая их в надлежащую переправу. А если эта река называлась  Амур, то мурашки по солдатской спине потом бегают всю оставшуюся жизнь, отец был на этот счёт  не мастак врать. Попробуй  не согнуться, если тебя стальная махина понтона прижимает к земле. А потом, попробуй не разогнуться, если тебя взводный командир кроет отборными матюгами,чтобы ты не пригибался при перетаскивании понтона. Конечно, не надо думать, что мой отец один был высокорослым среди сослуживцев, да и коротышек было ровно столько,чтобы было видно, кому живётся хорошо в понтонном подразделении.

  Наведению понтонных переправ для перемещения живой силы и боевой техники через водные преграды мой отец отдал 8 лет своей жизни. Часть этой жизни прошла в непосредственных боях. Ровно столько, сколько длилась военная кампания до капитуляции  милитаристской Японии. Больших чинов на солдатской службе мой отец не стяжал, дослужившись до звания ефрейтора. В 1946 году отец вернулся из действующей армии домой с солдатским вещмешком контрибуции от правительства Японии. До сих пор помню солдатское тоненькое одеяло и тупоносые туфли, которые отец носил-носил, а потом я в них на танцы бегал в начале 60-х годов. А в конце 60-х годов эти туфли почти целыми выкинули на свалку.

14. Один из многих
Юрий Никулин Уральский
Лауреат  в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №9
 
Танк горел.
  В ушах уже не звенел полный ярости крик командира "Вперёд!", но Алексей и сам бы не стал останавливать погибающую "тридцатьчетвёрку": только вперёд!
  Впереди была замаскированная позиция немецкой противотанковой батареи, уцелевшей после артиллерийского обстрела, и теперь расстреливавшей идущие в прорыв советские танки с убойной дистанции в несколько сотен метров.
  Сухое июльское утро еще не переросло в знойный летний день, но внутри горящей машины уже начинался ад. Семидесятишестимиллиметровое орудие каждые шесть-семь секунд отправляло в сторону вражеской батареи фугасные снаряды, и было ясно, что если сейчас не прекратить стрельбу, то командир и наводчик не уцелеют даже в том случае, если удастся сбить огонь с кормы танка – просто от отравления пороховыми газами, заполнявшими боевое отделение после каждого выстрела.
  Предельная – четвертая – скорость. Лязг и грохот железных гусениц со стальными опорными катками; рев надрывающегося дизельного двигателя; клацанье орудийного затвора, выбрасывающего внутрь танка очередную стреляную гильзу… Бросив быстрый взгляд вправо, на сидящего рядом стрелка-радиста Егора Кошкина, и увидев его перекошенное от напряжения и боли лицо, Алексей безошибочно определил, что Егор получил контузию и вот-вот потеряет сознание. «Скорей бы уж», - пронеслось в мозгу, и он вновь устремил взгляд в зеленоватое оргстекло триплекса, прикидывая расстояние до ближайшей немецкой пушки.
  Жар становился нестерпимым. Неожиданно на плечи обрушился град ударов ногами сидевшего в башне командира танка Геннадия Иванова. Только сейчас Алексей понял, что переговорное устройство вышло из строя. Может быть, командир заставлял его покинуть обреченный танк; может быть, он требовал маневра, хотя на маневры времени и не было; может быть, он просто сучил ногами в предсмертной агонии, что, в общем-то, соответствовало прекращению огня из башенного орудия; Алексей же истолковал это как приказ: «Дави!».
  «Господи, дай дотянуть…». Удивиться своей невесть откуда взявшейся вере в Бога Алексей не успел. Выпущенный в упор бронебойный снаряд сорвал башню танка, пополам разорвав находившихся в ней командира и заряжающего.
  За секунду до детонации боекомплекта Алексей отчетливо увидел разбегающихся от орудий гитлеровцев и падающего на колени немецкого офицера…

15. Письмо из сорок первого
Лариса Оболенская-Азбукина
Лауреат  в Основной номинации «ВТ»
Призёр  в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»

Это произведение написано на основе реальных писем. Героя звали Михаил Степанович Крутько.

Ну здравствуйте, мои потомки,
Я не писал давно, с войны,
Вам не прислали похоронки,
Но в этом нет моей вины.

Была весна, цвели каштаны,
Когда пришли мы на вокзал,
Я скупо попрощался с мамой,
И тёплых слов ей не сказал!

Пейзаж за окнами плыл сельский,
В щелях вагонов ветер дул...
Не дали формы нам армейской,
И покупали мы  еду...

Сухиничи. Здесь остановка.
Домов не видно деревенских...
Уже слышны бомбардировки,
Тропинками пошли к Смоленску...

Совсем изношены ботинки,
Спим на шинелях мы в лесу,
Недалеко поселок Глинка!
Но нам неведом был маршрут!

Снаряды ближе стали рваться,
Зловеще зарево с огнём!
Нам было всем по восемнадцать,
Мы знали, что на смерть идём.

И день побоища настал:
Свистели пули, крики, стоны...
Искрил, корёжился металл,
Редели наши батальоны!

Земля гудела в поле брани.
Взлетали души в небеса.
И страх искал в телах страданий,
Смотрел в открытые глаза.

Убит комбат, сержант - мальчишка -
Белеет бинт на голове -
Поднял наш взвод. Удар и вспышка,
Тела разбросаны везде!

Тот страшный бой мне не приснится,
Не вспомню ярость я во сне...
И  перекошенные лица...
Я там  остался... на земле!

Надежду мать, не растерявши,
Писала, плача от обид...
В ответ: "сын без вести пропавший",
Неправда, я в бою убит.

Пишу я вам немного, вкратце,
Как мне велит солдатский долг.
Ведь нас призвали в восемнадцать
В тот страшный сорок первый год!

16. Письмо
Лариса Оболенская-Азбукина
Лауреат  в Основной номинации «ВТ»
Призёр  в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»

Я вчера получила письмо -
То ли ветер принёс, то ли наш почтальон,
Положил кто-то мне на крыльцо
Треугольник простой из военных времён.

Покачнулась  берёза слегка
Зашумели зелёные листья дрожа,
И почудилось - издалека
Возвратилась  домой мне родная душа.

Заскрипела доска на крыльце,
Пёс лохматый вдруг хрипло залаял и смолк.
И морщинки на старом лице
Незаметно исчезли. Лишь горький комок

Подкатился тоскливо бедой,
Как тогда в декабре в сорок первом году,
Где была ты совсем молодой,
Провожая большую любовь на войну!

И с тех пор, не надеясь, ждала,
Что однажды во имя той чистой любви,
Возвратится из странствий душа,
Без которой вообще немыслимо жить.

Вдруг слеза скатилась на строчки.
И листок пожелтевший невольно дрожит:
"Я прошу,прочитай мне  дочка!
Письмо". И  взгляд неподвижно с грустью застыл!

Долго смотрела ты на портрет
На ушедшего в Вечность мужа-солдата.
Ведь через семьдесят с лишним лет
Достигло письмо своего адресата...

17. Героическое мужество защитников Севастополя!
Лариса Оболенская-Азбукина
Лауреат  в Основной номинации «ВТ»
Призёр  в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»

После возврпщения в Москву севастопольская трагедия 35 батареи не выходит из головы. (http://www.proza.ru/2014/06/01/2005) Вновь и вновь просматриваю видео и фотографии, читаю воспоминания очевидцев. Их осталось очень мало. Большинство прошли плен. Потом лагеря на Родине, за которую дрались. Огромное количество людей было оставлено на гибель? Почему? Это ведь была целая армия. Армия подготовленная, успевшая повоевать и в Одессе и на других фронтах. Для усиления севастопольского гарнизона была оставлена Одесса, и переброска Приморской армии из Одессы прошла успешно. Воины, защищавшие Севастопольский оборонительный рубеж сражались героически за каждый сантиметр родной земли. Они готовы были отдать самое дорогое - жизнь! Можно терпеть боль, холод, голод, только не предательство. Ведь 2-е батареи 35-я и 30-я прикрывали город и с моря и с суши. 30-я была уничтожена раньше, а 35-я дралась до последнего глотка воздуха

Но вернемся в прошлое, к первому штурму. Взятию Севастополя немцы придавали огромное значение. Ведь это был путь к Черному морю, путь на Кавказ, к нефти. 30 октября 1941 г начался первый штурм Севастополя. Войска Манштейна попытались захватить город сходу. Попытка не удалась. Немцы встретили организованное сопротивление. С 7 ноября сопротивление защитников усилилось. Прошла удачно эвакуация частей Приморской армии из Одессы, ее перебросили в Севастополь для усиления гарнизона. К сожалению, Командующим войсками СОР назначили Октябрьского Ф.С., Петров же стал его заместителем по сухопутным войскам.

С 9 по 10 ноября 1941 Севастополь был полностью окружен немцами. Но понеся огромные потери в результате боев (около 6 тысяч человек), немцы наступление прекратили.

С 17 по 31 декабря 1941 года немцы начали второй раз штурмовать Севастополь. Ставка ВГК обязала командующего Закавказским фронтом срочно доставить в Севастополь подкрепления и одновременно переподчинила СОР Закавказскому фронту. Переброска войск была возложена на корабли Черноморского флота. 20 декабря советские корабли на полном ходу ворвались в Севастопольскую бухту, морская пехота, едва сойдя на берег, сразу вступала в бой. После второго наступления немцы снова перешли к обороне.

Началом третьего штурма города принято считать дату 7 июня 1942 года. В то утро началась и не прекращалась целый месяц массированная атака немцев севастопольских позиций. Впервые немцы применили новые формы боевых действий – авиация и артиллерия поддерживали сухопутные войска, которые шли в наступление. Освободились и немецкие войска после разгрома Крымского фронта, Манштейн перебросил их для штурма Севастополя. "Сотни тяжелых орудий и минометов, множество пикирующих бомбардировщиков обрушили свои удары по боевым порядкам защитников города. От не оседающей пыли и дыма пожаров закрылось всходящее над развалинами многострадального Севастополя солнце. Не было такого клочка земли, где бы ни рвались авиабомбы и снаряды".

С 20 мая 1942 г. 17 дней немцы бомбили и обстреливали артснарядами город круглосуточно: 700-800 вылетов самолетов в сутки, сбрасывали по 3000 авиабомб в сутки. На каждый квадратный метр севастопольской земли немцы сбросили до полутора тонн боеприпасов.

Немцы перекрыли путь доставки боеприпасов морем, бесконечные бомбежки истощали силы защитников города. О последних днях обороны писали воины в своих последних записках. Южный берег хорошо был укреплен, и Манштейн решил нанести удар с севера. Скрытно в ночь 28-29 июня на надувных лодках немцы переправились через бухту и атаковали. Никто не ждал такого поворота событий. После 30 июня 1942 года эвакуация защитников стала невозможной.

Но я возвращаюсь к ДЕЙСТВИЯМ РУКОВОДСТВА. "В 9:00 30 июня за подписью Октябрьского и Кулакова (член военного совета СОР, дивизионный комиссар – ред.) была послана телеграмма, которая другим лицам из руководящего состава СОР не была известна вплоть до последнего заседания военного совета флота. Вот ее текст: "Противник прорвался с Северной стороны на Корабельную сторону… Оставшиеся войска устали (дрогнули), хотя большинство продолжает героически драться. Противник усилил нажим авиацией, танками. Учитывая сильное снижение огневой мощи, надо считать, в таком положении мы продержимся максимум 2-3 дня.

Исходя из данной конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200-500 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова. Около 500 человек".

Более того, Октябрьский значительно сократил количественный состав войск. Он доложил в Ставку, что осталось защитников 5 с половиной тысяч человек. Вот текст телеграммы: "...оборону держат частично сохранившие боеспособность 109-я стрелковая дивизия численностью 2000 человек, 142-я стрелковая бригада 1500 человек, 4 сформированных батальона из частей Береговой обороны, ВВС, ПВО и др. с общим числом 2000 человек".
НА САМОМ ЖЕ ДЕЛЕ, здесь было 79956 военнослужащих, 30 тысяч раненных лежали под землей, ожидая эвакуации. И 100 тысяч жителей Севастополя и гражданских лиц, которые тоже пришли на 35-ю батарею с надеждой на эвакуацию. Видимо запамятовал Командующий. Или не знал!

Буденный в это же время просил подтвердить задачу войскам СОР – вести борьбу до конца, чтобы вывезти людей и ценности, прекратить подвоз пополнений и продовольствия в Севастополь. Но… военный совет СОР, которым руководил тот же Октябрьский, не дожидаясь официального решения Ставки, принял свое решение о подготовке с ночи 30 июня к быстрой частичной эвакуации. Помимо ответственных работников города, высшего командного состава армии и флота, указанных в телеграмме в Москву и Краснодар, было решено вывезти также старший командный состав армии и флота и ответственных партийных и государственных работников города.

Весь высший командный состав полковники и подполковники, оставив войска на младший командный состав: старшин и сержантов, прибыли на 35 батарею. В течение 30 июня в штабе шла скрытая работа по подготовке списков на эвакуацию. Рядовые же продолжали отстаивать рубежи Севастополя. Для эвакуации выдавались посадочные талоны отдельным людям согласно спискам. Среди связистов талонов было получено больше. Они же были ближе всех к командованию.

Командиров и ответственных лиц с посадочными талонами на рейдовый причал для посадки на подводные лодки сопровождала группа бойцов особого назначения. Также этими бойцами осуществлялась охрана Херсонесского аэродрома во время прилетов транспортных самолетов, и для соблюдения порядка при посадке по посадочным талонам военных и гражданских лиц - многотысячная вооруженная масса уже была неуправляема.

В тот же день, 30 июня, к 19 часам был получен ответ из Москвы о разрешении эвакуации ответственных работников и выезд Военного Совета флота на Кавказ. Но разрешение то на выезд было только для руководящего состава. В спешке Октябрьский забыл подготовить Приказ об организации эвакуации и обороне.

Накинув потрепанную штатскую одежду, прихватив 3 тонны документов и ценности, Октябрьский, покидал город на глазах остававшихся защитников. Когда он подходил к самолету, его узнали и толпа зашумела, были слышны даже выстрелы. Спас ситуацию Михайлов, который сказал что остается, чтобы подготовить эвакуацию. Экскурсовод говорила, что было направлено несколько писем, когда мы осмотрели комнату, где состоялся последний Военный совет. Впоследствии он погиб.

Буденный, согласовав решение по Севастополю со Ставкой, издал свою директиву для Севастополя, в которой было написано: "Октябрьскому и Кулакову срочно отбыть в Новороссийск для организации вывоза раненых, войск, ценностей, генерал-майору Петрову немедленно разработать план последовательного отвода к месту погрузки раненых и частей, выделенных для переброски в первую очередь. Остаткам войск вести упорную оборону, от которой зависит успех вывоза".

Но эта директива пришла на узел связи 35-й батареи с большим опозданием из-за выхода из строя радиоцентра. И пока шифровку обрабатывали, командующий Приморской армией генерал Петров со своим штабом был уже в море на пути в Новороссийск на подводной лодке Щ-209.

Из Новороссийска же Октябрьский направил донесение в Ставку с копией Буденному: "Исходя из сложившейся обстановки на 24.00 30.06.42 г. и состояния войск, считаю, что остатки войск СОР могут продержаться на ограниченном рубеже один, максимум два дня <...>. Одновременно докладываю: вместе со мной в ночь на 1 июля на всех имеющихся средствах из Севастополя вывезено около 600 человек руководящего состава армии, флота и гражданских организаций..."

На самом деле всеми правдами и неправдами Севастополь ухитрились покинуть 1228 военных и партийных чинов. В панике пробивались к самолетам и с кулаками. Огромное количество утонуло в море, при попытке спастись на катерах, которых было очень мало. Море стало огромной братской могилой. В несколько рядов около берега лежали погибшие воины.
По словам Октябрьского на военно-исторической конференции, посвященной 20-летию начала героической обороны Севастополя. " … обстановка тогда сложилась трудная. Севастополь был блокирован с земли, воздуха и моря. … В конечном счете, была потеряна армия, но сохранен флот".

Потеряна армия! Погибли мужья, сыновья, братья, сестры. Ни сожаления, ни покаяния! Из воспоминаний очевидца: "Выживший снайпер из 25-й Чапаевской дивизии вспоминал: "Когда нас уже пленными гнали, немцы смеялись: "Дураки вы, Иваны! Вам надо было еще два дня продержаться. Нам уже приказ дали: два дня штурм, а затем, если не получится, делать такую же осаду, как в Ленинграде!" А куда нам было держаться! Все начальство нас бросило и бежало. Неправда, что у нас мало было боеприпасов, все у нас было. Командиров не было. Если бы начальники не разбежались, мы бы города не сдали...".

В то же время База флота располагала достаточным число подземных хранилищ боеприпасов. В августе 1942 г. боезапас главной базы Черноморского флота был укрыт в подземных хранилищах Инкерманских штолен, которые были недоступны для авиабомб. А ведь Севастополь в то время подвергался усиленной бомбежке.

Если бы перед первым штурмом! "командование Черноморского флота (см. Октябрьский Ф.С.) в середине октября 1941 г. не вывезло значительную часть боезапаса Черноморского флота из Севастополя на Кавказ, боекомплекты, зенитную артиллерию, медицинский персонал, возможен был другой исход сражения за Севастополь. Объяснений впрямую не озвучивалось, зато была оговорка: "создание новых баз для флота". Оружие было, люди были, а стрелять-то было нечем… В первую очередь на обороне Севастополя сказалась нехватка боевых снарядов.

Командованию Черноморского флота показалось, что Севастополь не выдержит атак противника и падет в ближайшие недели, хотя по утверждению Манштейна "количественно советская и немецко-румынская армии были равны".

Странно. Здесь в Севастополе погибают люди, не хватает оружия, боеприпасов, никто не собирается покидать Севастополь, наоборот был огромный героический патриотизм и необыкновенный энтузиазм. А адмирал Октябрьский с 12 по 20 ноября отправляет из Севастополя в порты Кавказа две трети зенитной артиллерии, а в Севастополе оставляет наспех сформированный из курсантов Военно-морского училища береговой обороны имени ЛКСМ 92-1 дивизион. На всякий случай 25 декабря вывез и одну из двух радиолокационных станций РУС-2. И даже винтовочные патроны, которых так не хватало защитникам.

Адмирал Октябрьский готовился покинуть Севастополь сначала на подводной лодке, не получилось. Кинулся к самолету. Адъютант командующего С. В. Галковский пишет, что за час до вылета самолета Ф.Октябрьский дал ему команду: "Поедешь на аэродром, найдешь самолет. Вот фамилия летчика. Надо все проверить, обеспечить". Потом Октябрьский будет говорит, "что он не помнит, как его вывезли…"

Итак, для организации обороны в Севастополе должен был остаться командующий Приморской армии генерал Петров. Зачем же в последний момент Петрова заменили на генерала Новикова? Ни Кузнецов, ни Буденный тогда не знали истинную причину замены. Кстати Петров уже был готов застрелиться, но Член Военного совета Иван Филиппович Чухнов вовремя открыл дверь и остановил его.

В 2 часа ночи 1 июля Петров с членами Военного совета Чухновым и Кузнецовым, начальником штаба Крыловым, своим заместителем Моргуновым и другими работниками управления армии пошел на подводную лодку. Октябрьского тайно отвезли на аэродром к самолету.

01.07.1942 г на Херсонесском полуострове окончились авианалеты противника, зато внезапно и очень заметно усилился артобстрел.

Чтобы выиграть время и выполнить приказ командования: продержаться двое суток, Генерал Новиков принял решение о контратаке…

"Как отмечают исследователи, эта памятная атака началась около 18:00 - неохватная глазом толпа атакующих, серая, выгоревшая, почти поголовно белеющая бинтами, что-то ревущая масса производила такое жуткое впечатление, что изрядно выдохшиеся за день немецкие роты обратились в бегство, лишив возможности германских корректировщиков передать на свои батареи данные о переносе огня. Именно поэтому остановить атаку артиллерийским огнем не получилось. Атака прекратилась сама, когда бойцы продвинулись на полтора километра, уничтожив много солдат противника и захватив до 20 пулеметов, пять орудий, танк Pz.Kpfw.II Pz.Kpfw.38(t) из состава III танкового батальона 204-го ТП 22-й ТД."

Атаки со стороны немцев не последовало.

Еще один пример мужества и героизма: фашисты заставляли наших командиров, захваченных в плен, садиться на корточки и расстреливали их в голову сзади. Один из наших командиров быстро схватил камень и кинулся на немца с возгласом: "Умрем за Родину, за Сталина!", сшиб фашиста с ног и впился зубами в его горло. Фашисты бросились на помощь. Но немец был мертв, а тело нашего командира превратилось в кровавое месиво.

Из изложенных выше фактов армия СОРа могла еще держаться! Надо было организовать постепенную эвакуацию людей и прикрывать отход советских войск. Бегство же начальства, в первую очередь Октябрьского и Петрова оказало на подчиненных сильнейший деморализующий эффект и привело в результате к полному развалу обороны. Генерал-майор Новиков на допросе у Манштейна сказал: "Можно было бы еще держаться, отходить постепенно, а в это время организовать эвакуацию. Что значит отозвать командиров частей? Это развалить оборону, посеять панику, что и произошло".

В истории обороны Севастополя много белых пятен. Почему приказ Буденного, где всё было ясно и четко расписано, никого не остановил и ничего не изменил? … Ведь в соответствии с Корабельным уставом Военно-Морского Флота командир покидает корабль последним! Или разделяет участь с обреченным экипажем! Это правило старое. В период первой обороны Севастополя в 1854 — 1855 гг ни один из адмиралов и генералов не оставил свои войска. Ни Нахимов, ни Корнилов, ни Истомин. И фельдмаршал Паулюс под Сталинградом не покинул свои войска, он разделил участь своих солдат. Суворов А.В всегда находился со своими солдатами, особенно в минуты опасности: "Кого бы я на себя не подвиг, мне солдат дороже себя".

А по сводкам прошла лживая информация о якобы успешной проведенной эвакуации: "3 июля 1942 г. советские войска, по приказу Ставки Верховного Главнокомандования оставили Севастополь и были эвакуированы морем... Чтобы не дать противнику возможности помешать эвакуации, части прикрытия в районе Севастополя и на Херсонесском полуострове сдерживали наступление врага, а тем временем по ночам производилась посадка на корабли", на самом же деле эвакуации не было и не планировалось! Брошенные войска продолжали сражаться в периметре обороны, а раненые находились в подвалах и штольнях, там же были и местные жители. Утром 1 июля в окопы добавились еще 2000 человек наземного персонала, которые обслуживали самолеты на аэродроме.

Мало того, что защитников Севастополя оставили без продовольствия и без оружия на физическое уничтожение и плен, не было патронов, чтобы застрелиться. Хватило наглости у руководства объявить их предателями! И соответственно после плена многие сидели в лагерях.

После войны 35 батарея не восстанавливалась. Трагедию 35 батареи тщательно скрывали. Проезд раньше был закрыт на территорию. Да и документов периода штурма Севастополя почти не сохранилось. Мне кажется, что сокрытие фактов велось не без участия Октябрьского. Ведь почти все документы не сохранились. А может быть они уничтожены?

Вторую жизнь батарее севастопольцы решили дать в 2005 году. И снова пришлось воевать, на этот раз с дачниками, которые облюбовали политые кровью скалы для отдыха. "Черные копатели" грабили захоронения погибших, металл продавался, поэтому в некоторых галереях отсутствуют железные двери. Алексей Чалый с группой энтузиастов на свои и собранные народом деньги начал работы по созданию Музейного историко-мемориального комплекса Героическим защитникам Севастополя "35 Береговая батарея". Открыт он был 5 мая 2012 года.

В ходе реставрационных работ были обезврежены тысячи мин и снарядов ВОВ, до сих пор ведется работа по обнаружению и идентификации останков защитников крепости. Некоторых защитников находили замурованных в скалах.
Весь комплекс мы не осмотрели. Дело в том, что сразу же из крепости мы были направлены в Пантеон Памяти. Представьте: темное помещение, вдоль стен, словно огоньки душ высвечиваются имена погибших. Переходим потом в другой зал: на куполе черного неба зажигаются свечи и из небытия выплывают фотографии лиц, погибших защитников Севастополя, оставленных на 35 батарее. Их тысячи. Звучит мелодия, голос за кадром говорит: "Севастополь оставили 3 июля 1942 года. Не верьте им, это не все. Мы сражались и 4, и 10, и даже 17 июля 1942 года. У нас не было другого выхода. Это был наш последний бой. Самый трудный. И вот мы снова живы. Мы возродились в потомках. Ведь мы дрались и за свою жизнь и за вашу. Мы долго ждали этой встречи, и вот мы встретились. Наконец-то! Запомните нас такими, какими мы были в 42-м. Мы хотим посмотреть вам в глаза. Мы все здесь, чьи-то лица затерялись во времени. Даже если нет лица, душа продолжает жить. Мы здесь."

Октябрьский в 1958 году получил звание Героя Советского Союза. Оставшиеся воины на маленьком клочке Севастопольском земли, получили братские могилы, лагеря и забвение… Потрясенный отвагой и самоотверженностью защитников Севастополя Эрих Майштейн заметил: "я склоняю седую голову перед мужеством русского солдата и матроса."

В июле 1942 года, стоя здесь на пропитанной кровью земле в присутствии немцев один из старших офицеров обратился к измученным красноармейцам и краснофлотцам: "Сейчас мы в плену, но мы честно дрались, защищая наши священные рубежи. И мы выполнили свой воинский долг до конца. Пусть знают об этом люди!" И я повторяю: Пусть об этом знают люди!

Источники: Крылов Алексей Николаевич: Севастополь. Кровавый июль 1942 года; Маношин И. С. Героическая трагедия: О последних днях обороны Севастополя (29 июня - 12 июля 1942 г); Александр Широкорад "Время больших пушек"

18. Калеки
Сергей Одзелашвили
               
Калеки.

Послевоенные  годы  южный  город  был  наводнён  инвалидами.  В  нашем  дворе  жило  одиннадцать  семей,  разных  национальностей  и  в  три  семьи  пришли  похоронки.  Я  родился  в  46  и  уже  перед  школой  в  моём  сознании  не  то  чтобы  исчез  ореол  победителя  солдата,  нет,  с  этим  всё  было  в  порядке.  Но  я  стал  понимать  войну  глубже,  воспринимать  не  только  разумом,  но  и  сердцем.  Та,  другая  сторона  войны,  неприглядная,  жуткая  и  пугающая  так,  что  моё  детское  сознание  пыталась  отвергнуть  очевидное,  но  оно  врывалось  в  меня  жутким  звуком.

Прошли  десятилетия,  на  дворе  третье  тысячелетие,  но  я  этот  звук  не  забуду  никогда.  Звук,  как  эхо  жуткой  реалии  войны.
Каждое  утро,  по  тротуару,  мимо  нашего  двора  катилась  деревянная  самодельная  тележка  на  подшипниках.  На  этой  тележке  сидел  калека,  сказать,  что  сидел  было  бы  неправдой,  потому  что  у  калеки  не  было  ног.  Они  были  ампутированы  полностью,  никаких  культей  и  держался  он  на  этой  тележке  привязанный.

Калека  отталкивался  от  асфальта  деревянными  ручками-утюжками,  которые  при  ударе  об  асфальт  издавали  глухой  приглушённый  звук,  толкая  тележку  вперед.
О,  этот  ненавистный  звук  подшипников  об  асфальт,  раздражал,  он  был,  как  зубовный  скрежет.  Неприятный,  отталкивающий  и  этот  звук  раздражал  ещё  сильнее  при  виде  жуткой  нереальной  фигуры  калеки-фронтовика.

Знаете,  их  было  как-то  много,  и  они  появились  сразу,  как  бы  из  небытия.  Это,  уже  повзрослев,  юношей  с  горечью  понял,  что  они  точно  также  разом  исчезли  с  улиц,  уйдя  в  небытие.
Мальчишкой,  я  приятельствовал  со  многими  пацанами  нашего  квартала,  вот  у  одного  из  них  вернулся  отец,  такой  же  калека.  Я  слышал  рёв  его  жены,  (которая  получила  похоронку  уже  через  года  после  войны  на  своего  мужа),  а  теперь  перед  ней,  воочию  живой  калека.  Где  его  мотала  судьба  все  эти  годы - неясно.

Они  жили  в  соседнем  дворе.  Вышли  все  соседи,  кто-то  плакал,  у  кого-то  ходили  желваки  на  лице,  а  кто  и  смотрел  с  равнодушным  любопытством.  Для  нас  мальцов,  он  был  герой,  и  мы  все  завидовали  своему  приятелю.  Но  время  шло,  менялся  мир,  менялось  моё  сознание.

Впервые  моё  отношение  к  этой  изнанке  войны  пришло  связанное  с  отцом-калекой  моего  соседа,  приятеля  по  улице.  Был  праздник  Седьмого  Ноября,  стоял  солнечный  тёплый  день.  Как  обычно,  общественные  здания  у  входов  были  украшены  зелёными  стволами  бамбука  увитые  кумачовыми  лентами.

Народ,  празднично  галдя,  оживлённый  устремился  к  центральной  площади,  где  проходил  парад.  Тут  я  и  увидел  соседа  калеку,  который  метался  на  своей  тележке,  и  на  его  лице  была  такая  мука.  Не  знаю,  что  на  меня  подействовало,  но  я  проследовал  за  его  тележкой.  А  он  так  же  хаотично  метался,  то  в  какой-то  двор,  или  в  тупик.

Я  не  понимал  его  действий.  Кругом  были  люди,  и  я  наконец-то  понял,  он  катился  от  людей.  Наконец  он  выбрался  к  приморскому  бульвару,  неожиданно  заозирался  по  сторонам,  его  лицо  побелело,  и  он  ринулся  к  поодаль  стоящему  толстому  стволу  магнолии.  Его  корпус  наклонился,  и  я  с  ужасом  увидел,  что  под  ним  разливается  лужа.

Он  писал,  он  так  мучительно  искал  уединения  и  теперь  прямо  на  улице,  под  магнолией,  не  выдержав  писал  под  себя.  Мне  стало  так  стыдно,  что  я  это  увидел.  Вот  тогда,  я  впервые  увидел,  как  плачут  мужчины.  Это  небыли  слёзы  от  облегчения,  что  ты  справил  нужду.  Нет,  в   этих  слезах  было  унижение  перед  своей  беспомощностью,  от  жуткого  беспросветного  одиночества,  от  той  несправедливости,  которая  обрушилась  на  него  войной.

Вспоминаю,  и  слёзы  наворачиваются  на  глазах,  тогда  пацаном  я  не  плакал,  но  меня  так  глубоко  это  проняло,    впервые  увидел  и  ощутил  всю  неприглядность  войны.  Жизнь  горькая  штука,  в  ней  горя  и  несправедливости  больше  чем  счастья.  Было  бы  иначе,  мы  бы   жили  в  раю.

Мой  приятель  стал  тяготиться  своим  отцом-калекой,  которого  любил,  но  и  стеснялся.  И  я  видел,  он  старается  его  избегать,  стараясь,  как  можно  меньше  быть  дома.  Через  год  жизнь  калеки  нелепым  образом  оборвалась.  И  я  был  свидетель  его  конца.  Точнее,  что  предшествовало  этому  концу.  Тогда,  послевоенные  пацаны  взрослели  быстрее,  чем  сегодняшние - это,  наверное,  хорошо.  Но  тогда,  его  взросление  сыграло  злую  шутку.

Мы  играли  на  улице,  когда  раздался   этот  ненавистный  звук  подшипников  об  асфальт.  Калека  был  немного  навеселе,  увидев  сына,  обратился  к  нему.
-Здорово  Ванечка.
Ваня,  как  сорвался  с  цепи.
-Что  ты  ко  мне  пристаёшь,  нажрался,  так  и  катись  в  свою  каморку,  всех  нас  измучил,  мама  каждый  день  в  слезах.  Лучше  бы  ты  погиб  там  на  войне.

Понятно,  он  повторял  слова  взрослых.  Ваня  разрыдался,  его  душили  слёзы.  А  калека  отец,  разом  протрезвев,  побелев  как-то  весь,  скукожился,  превратился  в  карлика.  Опёршись  руками,  он  приподнял  своё  тело,  развернулся  и  неторопливо  покатил  от  дома.  На  следующий  день  я  услышал  громкие  рыдания  матери  моего  приятеля.  Приехала  милиция,  которая  сообщила,  её  муж  бросился  с  пирса  в  море  и  утонул,  оставив  записку,  прижатую  камнем - «В  моей  смерти  виновата  война».

Прошло  много  лет,  Ванечка  вырос,  и  в  шестнадцать  лет  покончил  с  собой.  Оставив  записку -  «В  моей  смерти  виновата  война».  Мать  его  не  простила,  когда  доброхоты  рассказали  о  том,  что  сказал  сын  своему  калеке-отцу.  Она  перестала  с  ним  разговаривать.  Но  больше  всего  не  простил  себя  Ванечка,  который  так  любил  своего  отца.
 
Примерно,  в  это  же  время,  у  нас  во  дворе  поселился  бывший  военнопленный,  дядя  Гиви.  Такой  грузный  седой  молчун.  Жил  он  в  сарае  обитом  изнутри  картоном.  Эта  конура  два  метра  на  два,  помещала  только  его  топчан,  табуретку  с  керосинкой,  и  у  маленького  окошка  небольшой  столик,  за  которым  он  ремонтировал  обувь.  Этим  он  зарабатывал  себе  на  жизнь.

Я  любил  смотреть,  за  мастерством  взрослых,  и  многому  научился  наблюдая  за  их  работой.
В  один  из  таких  дней,  когда  я  впервые  подошёл  к  его  окошку  и  смотрел,  как  дядя  Гиви  острым  сапожным  ножом  обрабатывает  каблук.

Неожиданно,  он  со  всей  силы  бросил  в  меня  башмак,  который  ремонтировал,  разбив  своё  маленькое  оконце,  осколок  стекла  отлетел,  поранив  меня  в  щеку,  обильно  потекла  кровь.  Последнее,  что  я  увидел,  трясущегося  с  ужасом  смотрящего  на  меня  дядю  Гиви.   

Мать  увидев  на  мне  кровь,  подскочила  ко  мне.  Выпытав,  что  со  мной  произошло,  она  бросилась  к  каморке,  и  остолбенело  смотрела,  как  грузный  сапожник  стоя  на  коленях,  отбивая  поклоны  иконке  на  фотографии,  плача,  как  ребёнок.

Вечером  он  постучался  к  нам  и,  не  входя  в  комнату,  попросил  у  меня  и  у  мамы  прощение.  Постоял,  а  потом  равнодушным  голосом  забубнил,  рассказывая,  как  он  сидел  в  лагере  Освенцима.  Сколько  погибло  людей  и,  что  он  до  сих  пор  с  ужасом,  вспоминает  глаза  надсмотрщиков,  чей  один  взгляд  решал  участь  того  или  иного  заключённого.  И  ему,  на  миг,  мой  взгляд  напомнил  то  время,  и  он  жутко  испугался.

Он  ушёл,  а  моя  мама  печальная  долго  сидела  за  столом,  прижав  меня  к  себе.
Так  входила  в  меня  война  своей  изнаночной  стороной.  Дядя  Гиви  через  полгода  бросился  под  поезд.  Не  вынес  постоянного  тыканья,  что  он  был  в  плену,  а  поэтому  предатель,  а  предателям  положена  только  смерть - так  ему  сказали  в  Горсовете,  куда  он  пришёл  с  просьбой  в  содействии  получения  комнаты.

Через  улицу,  прямо  напротив  нашего  двора,  в  подвале,  в  котором  раньше  хранилось  всякое  коммунальное  барахло,  поселили  семью  из  шести  человек.  Дворничиха  с  мужем  на  одной  ноге  и  четверо  детей,  которые  родились  сразу  в  послевоенные  годы.  Самому  старшему  было  шесть  лет.  Шёл  пятьдесят  третий  год.

Мы  сдружились  со  Спартаком,  так  звали  мальчика.  Армяне  любят  такие  имена,  у  нас  в  школе  даже  учился  Ганнибал.  У  Спартака  была  удивительная  левая  рука  с  шестью  пальцами.

Отцу  Спартака  повезло.  Для  него  война  окончилась  в  сорок  четвертом,  когда  он  со  своей  ротой  вышел  из  окружения,  и  прямиком  отправился  в  лагерь  под  Минусинск.  На  лесоповале  на  него  упало  дерево,  и  часть  ноги  до  колена  ампутировали,  сжалились  и  отправили  домой,  освободив  досрочно.

Отец  Спартака  запил,  бывший  орденоносец,  у  которого  отобрали  все  регалии,  сломался  и  в  горькую  запил.  Работал  маляром  и  после  очередной  обмывки,  сделанной  покраски,  напился  в  стельку  и  упал.  Шёл  проливной  дождь,  и  он  поскользнулся.  Костыль  сломался.

Нашли  его  захлебнувшегося  в  луже,  в  которую  он  упал  лицом,  и  так  был  пьян,  что  не  смог  поднять  голову.  Его  тоже  забрала  война.
Жизнь  меня  столкнула  со  многими  фронтовиками,  с  разными  судьбами.  Но  эти  три  случая  врезались  в  мою  память  навсегда.

19. Скоро Девятое Мая
Сергей Одзелашвили
               
Скоро  Девятое  Мая.

Прошли  десятилетия,  как  наша  страна  вышла  из  той  страшной  мясорубки  войны  развязанной  фашисткой  Германией.  Ре¬шился  на  эту  заметку  по  причине  той  вакханалии  развязанной  на  Западе  и  в  частности,  в  Европе.  Ладно  там  с  США,  они  за  океаном  и  у  них  свой  взгляд  и  отношение  ко  Второй  Мировой  войне.

Задолбало  оголтелое  тявканье  на  итоги  Второй  Мировой  войны.   Поразительно,  как  можно  извратить  Победу  нашего  народа,  нашей  страны,  низводя  ВОВ  как  второстепенную  силу  не  повлиявшую  на  итоги  войны.
Господи,  какая  Америка,  какая  Европа  победитель,  кому  сдалась   Германия,  где  на  их  площадях  швырялись  под  ноги  штандарты  и  флаги  побеждённой  Германии.

Мне  понятна  русофобия  Польши,  Россия,  для  неё,  та  стра¬на,  не  давшая  осуществиться  амбициозному  проекту  Великой  импе¬рии  Польши.  Ей  плевать  на  сотни  тысяч  советских  солдат  погибших  за  освобождение  Польши.  Ей  плевать  на  освобождённый  и  спасён¬ный  Краков,  от  тотального  уничтожения.  Такова  благодарность  «брат¬ского»  народа.

Вспомните,  что  сказал  генерал  Фашисткой  Германии  перед  Нюрнбергским  судом,  кивая  на  генералов  Франции — Это  тоже  побе-дители  Германии.
Оккупированная  Франция,  это  «оккупированная»  Россия?!  Сколько  сгорело  деревень  и  городов  Франции?  дорогие  российские  либералы  тыкающие  нам   пактом  Молотова  Рибентропа,  это  я  вас  спрашиваю?
Этот  мерзкий  Амнуэль  с  многозначительным  видом  охаиваю¬щий  собственную  страну.  Уничижительно,  как  прокурор  обви¬няющий  нашу  страну,  желающая  отсрочить  неизбежную  войну.

Политика  не  богадельня,  на  кону  безопасность  государства, сохранение  как  целостности.  И  мы  последние  подписавшие  подобно  другим  европейским  странам  пакт  о  защите  интересов  своей  стра¬ны.
Почему  подобные  Гозману,  Амнуэлю,  Сытинну  не  обличают  просвещённую  «проститутку»  Францию.  Мне  не  стыдно  давать  такой  эпитет  Французскому  государству.  Разве  Германия  не  отправляла  своих  «галантных»  вояк,  после  Восточного  фронта,   на  отдых  в  бордели  Франции.
Смотрите  на  фото  оккупированного  Парижа.  Вы  видите  на  их  лицах  измождённость  от  голода,  от  нечеловеческих  условий  под  пятой  германского  сапога.

Знаете  ли  вы,  что  французские  лидеры  мечтали  создать  объединённую  Европу  ещё  до  войны,  заключив  для  начала  трой¬ственный  союз  с  Германией  и  Италией  в  борьбе  с  нашей  страной.

Видный  французский  деятель  Жак Бенуа-Мешен  мечтал сформировать  «объединённую  Европу  без  побеждённых»,  не  сомне¬ваясь,  что  подобная  евроинтеграция  толкнёт  нападение  Германии  на   СССР.
В  ноябре  1942  года  он  писал  в  одном  из  своих  писем:

«Я полагал, что Гитлер объединит все континентальные страны, чтобы начать штурм сталинской империи. В качестве образца мне виделся Александр Македонский, который объединил все эллинские города, чтобы начать захват персидского царства. Разве борьба с большевизмом не была тем общим принципом, который мог даровать нам чувство единого континента? Это был бы посыл, который позволили бы избавиться от местечковых патриотизмов, освободившись от застарелых противоречий и традиционного соперничества между странами в Европе. Более того, это был тот рычаг, который бы позволил национализму, терзаемому внутренними конфликтами, расшириться и превратиться в европейский супернационализм».

Как  вам  такой  пассаж,  ау  либерасты,  дайте  оценку  этим  победителям  Германии.

Вдумайтесь,  уже  горела  наша  страна  под  авианалетами  не¬мецкой  авиации.  А  во  Франции  на  улицах  уже  стояли  столы   с  при¬зывами  Немецкого  руководства  о  вступлении  французов  в  общую борьбу  с  СССР.  Впервые  две  недели  записались  десять  тысяч  до¬бровольцев.

Мы  брали  Берлин,  и  вместе  с  фашистами  воевали  французы,  не  добровольцы,  а  отправленные  Францией  отборные  подразделения  подчинённые  СС.  И  это  победители  Германии.  Представляю,  вы   либералы   приведёте  пример  Власова.  Но  он  предатель,  как  и  его  солдаты. (О,  это  интерсная  неоднозначная  тема  Сталинских  репрессий  над  несчастными  генералами,  как  видно  по  Власову,  не всех  врагов  устранили  перед  войной)
Но  французы  не  предавали,  они  добровольно  шли,  оказы¬вая  всяческую  помощь  Германии.

Говорят  о  Великом  французском  сопротивлении,  но  даже  в  свои  «лучшие»  дни  их  было  не  более  двадцати  тысяч.  Чего  уж  там,  в  фашисткой  Италии  сопротивление  было  на  порядок  выше.
В  рядах  французских  волонтеров  и  так  называемых  истре¬бителях,  боровшиеся  против,  на  территории  Франции,  с  теми  же  антифашистким  сопротивлением,  состояло  более  миллиона  человек.  И  это  Великая  Франция  о  которой  с  фальцетом  кричал  на  параде  в  честь  «побе¬ды»  над  Германией,  президент  Оланд.
Ни  в  коем  случае  не  принижаю  французское  сопротивле¬ние.  Порядочные  люди  были  даже  в  фашисткой  Германии.

Де-Голь  та  личность,  которой  можно  гордиться.  Но  Франция  не  внесла  решающего  вклада  в  разгроме  Германии  и  это  касается  и  США  и  Англии.
Ели  бы  Германия  не  открыла  фронт  против  России,  от  Англии  ничего  бы  не  осталось.
Двадцать  восемь  миллионов  наших  соотечественников  по¬гибло  в  этой  жуткой  мясорубке,  и  мы  так,  с  боку  припёку,  ну  были  на  стороне  США  победившей  Германию???
Это  ли  не  издёвка  над  историей.

Я  горд  за  своё  Отечество,  пройдя  через  распад  СССР,  унижения  под  властью  Ельцина,  смотрел  со  слезами  на  глазах  и   с  такой  гордостью,  на  много  сот  тысячный  Бессмертный  Полк.
Вот  оно  новое  поколение  сыновей,  дочерей  и  внуков  осо¬знающих,  кто  был  и  будет  победителем  над  Фашизмом.

20. Вопросы
Татьяна Григорьевна Орлова

Когда разгораются битвы -
Кто будет тушить пожар:
Тот выберет "лезвие бритвы",
Другой - острие ножа.

Кому-то война - планида,
Другому война - маята:
Кто выберет пояс шахида,
А кто-то и чашу Христа!

В полымя за правду иль кривду?
Шутов, палачей иль воров?
За рубль, за доллар, за гривну?
А может, и вновь -
Кровь за кровь?

21. Послесловие о войне
Татьяна Григорьевна Орлова

Опубликовала сегодня "Послесловие о войне" Не давала мне эта тема покоя. Сколько раз вспоминала отцовский рассказ о том, как он жил-выживал в Дмитлаге, на Второй мировой, начиная с Финской в 1939 году.
Неплохо было бы вспомнить и рассказ моей мамы о том, как она, юная девушка, в лютый мороз на лесозаготовках в Дмитровском районе заболела тифом, чуть не умерла. Потом, уже в пожилом возрасте вспомнили о "тружениках тыла", вручили ей медаль...
А  не вспомнить  ли рассказ моей свекрови о том, как она, партизанка, чуть живая от страха шла  в разведку?
Однажды я спросила одну свою родственницу о том, почему она не пишет и не вспоминает о войне. И она ответила: "Нет, не хочу вспоминать. Ведь надо будет вспоминать всё в угоду власти. НЕ ХОЧУ ГОВОРИТЬ НЕПРАВДУ..."

Рассказывая мне о своих военных дорогах, отец говорил, что слова «За Родину, за Сталина» всегда воодушевляли его, как и всех советских людей. Отец говорил: «Я рвался в бой!».
Но я задаю себе вопрос: как патриотизм соотносится с общечеловеческим инстинктом самосохранения, как эти понятия пересекаются?
Потому и эпиграф в начале рассказа об отце  именно такой:

"Нам не дано предугадать,
как наше слово отзовётся...". (Ф.М.Тютчев)
Личность моего отца, в общих чертах ничем не выдающаяся, тем не менее - личность для меня самой. И ещё более -  характер моего отца имеет черты, общие для людей его поколения.

Отец родился в год начала Империалистической войны, в 1914 году. Прошёл  Вторую мировую. С 1939 по 1945 год. А до этого времени - отбывал срок в Дмитровском лагере, копал канал имени Москвы, три года (сидел за дорожно-транспортное происшествие). С 1935, когда ему исполнился лишь 21 год ... Выходит, что фактически десять лет до 1945 года человек не просто жил, а старался остаться в живых. Выживал.

Я хочу поразмыслить о том, как он выживал. Как? Его не закопали на дне канала, как других закапывали, умиравших с лопатой в руках? Нет. Он работал на стройке  шофёром. Повезло. Потом пересел на катер и возил начальство до призыва в 1939.  Значит, повезло ещё раз.
На "зимней войне", на линии Маннергейма не замёрз, не убит. В 1941 году, когда он мотался с донесениями на мотоцикле по прифронтовой полосе - не убили. Ранили. Госпиталь. Везёт?
А по льду на Ладоге? Нет, не провалился вместе с людьми в кузове под лёд. Разве он не рисковал жизнью?
Потом было танковое училище. Освоил Т-34. Лейтенантские погоны? Нет... Техническое обслуживание танков. Ему  предложили это взамен на лейтенантское обмундирование, и он не отказался. Не хотел гореть в танке... А кто-то хотел гореть в танке? Известно, что командирами танков были и девушки. И горели... Вот здесь я впервые задала себе вопрос: как можно выживать и всё-таки - "рваться в бой"?
Уже в Европе отец снова "крутил баранку", заменив раненого шофёра. В Брандербургские ворота он въехал на автомобиле "Виллис".
Есть о чём подумать. Впрочем, что нового я могу сказать, кроме того, что уже все знают о войне. Особенно те знают, кто там был.
И я решила найти письменные свидетельства, воспоминания...
Недавно я с интересом прочла мемуары немецкого пехотинца Бенно Цизера о 1941-1943 годах. ("Дорога на Сталинград", 2007 года издания, Москва, Центрполиграф.) Интересно мне стало узнать о немецких простых солдатах, о ровесниках моего отца, из первых рук. Как и почему они «рвались в бой»? Благо, что пехотинец Бенно честно писал, без купюр на патриотизм, просто: и о героизме, и о трусости, и о глупости, и о том, что никто не хотел умирать. И страшно было умирать.
Вот что Б. Цизер пишет о себе и своих однокашниках:
"Расстояние, которое мы покрывали за день, резко сокращалось; едва ли можно было найти среди нас способного нормально идти пешком человека. Затем наш марш совершенно неожиданно прекратился. Мы поравнялись с колонной поджидавших нас грузовиков.
Приятель нам говорил:
- Вам нужно сообщить, что у вас есть водительские права. Тогда попадёте в часть моторизованной пехоты, может быть, в колонну снабжения. Вот это дело!  Никакой утомительной ходьбы!
Удача нам улыбалась: нужны были водители. Франц оказался единственным, не считая меня, кто практически выдержал проверку... Но Шейх практически никогда не садился за руль автомобиля. Набравшись наглости, он сказал старшему сержанту, что у него есть всякие, какие только существуют, водительские права... а в следующий день нас перевели в транспортную часть. Мы стали арьергардом инженерных войск, весьма непыльная работёнка...
...В тот день в первый раз мы услышали громыхание фронта, и сразу же от страха перед этим диким монстром у нас мурашки пошли по коже и натянулись все нервы. Теперь мороз был у нас не только снаружи, но и внутри... Было видно, что эти фронтовики-ветераны бывали и в худших условиях. Но теперь мы присоединились к ним, мы были среди тех, которых по возвращении домой назовут "наши герои". Поэтому мы собирались стать героями. Притягательное слово, даже чарующее. Мы берём штурмом город, а через несколько часов весь мир узнает обо всём этом, а по возвращении домой мои родные и близкие будут говорить: "Наш Бенно был там, он был в этом снегу". А если я получу награду, все будут благоговейно перешёптываться: "Видишь того парня там? Вот это настоящий мужчина". А если мне доведётся умереть, это будет славная смерть: смерть героя на поле брани... Ну и пусть, мои родители смогут с полным правом говорить: "пожертвовали сыном" во имя Отечества... Я знал, что во всём этом не было и слова правды. Мои родители будут убиты горем, а вовсе не горды мной... Боже всемогущий, почему мы все должны стать героями?
...Как только назревал тяжёлый бой - а мы предчувствовали его заранее - обстановка становилась настолько напряжённой, что малейшей реплики было достаточно, чтобы вызвать потасовку... ДЕЛО В ТОМ, ЧТО МЫ БОЯЛИСЬ. Среди нас не было ни одного человека, который  не боялся бы... Никто не хотел признаваться в том, что происходило у него внутри; никто не хотел выглядеть трусом... Перед боем, когда повсюду со свистом летает шрапнель, никто не хочет первым поднять голову. Стараешься подождать, пока это сделает кто-нибудь другой...
... Этот бой мы проигрывали. Мы могли бы потягаться с их пехотой, но у них было огромное численное преимущество, а мы были бессильны перед этими ужасными Т-34... Эти монстры, абсолютно уверенные в своей неуязвимости, сотрут нас с лица земли... Наконец, я решил, что это кошмарное ползание в окопе совершенно невыносимо. Я встал во весь рост, схватил свой пулемёт и открыл огонь...
... Да, всегда оставался только один выход, реально осуществимый путь. Это была надежда на то, что ты получишь рану, не достаточную для того, чтобы умереть, но настолько серьёзную, чтобы тебя отправили домой. Ранение в мягкие ткани не годится. О нём позаботятся в полевом госпитале. Самым лучшим был бы сложный перелом..., такой, который предполагает длительный период лечения..."
(Конец цитаты)

Вот так. Никто ни за что не хотел умирать на той войне: ни мой будущий отец, ни немец Бенно, ни кто-то другой...
Думал ли мой отец, что я пойму, насколько неправдоподобна была фраза, сказанная им однажды: "Я рвался в бой..."?
Как бы то ни было, но он ДОЛЖЕН БЫЛ сказать так... Я ВЕРЮ, он сделал бы то, что говорил, он даже "встал бы во весь рост", если бы у него «…  оставался только один выход, реально осуществимый путь.., надежда на то, что он получит рану, не достаточную для того, чтобы умереть, но настолько серьёзную, чтобы его отправили домой».

Заметка к Послесловию о войне.
22/09/11 г.
Вчера читала Дневник А.А. Столыпина, белого офицера.
Период Гражданской войны в России. Белая армия. Братоубийство. Грязная работа с обеих сторон. К смерти привыкли, она даже переживается легко, идут на неё часто без страха. Казнят хладнокровно и деловито всех: красных "товарищей", своих "белых" солдат и офицеров за мародёрство и убийство мирного населения... И они  идут на казнь, молодые и красивые, преступники и оклеветанные... Всего не перечислишь. На войне как на войне.

Но и тут я вдруг натыкаюсь на обыкновенную человеческую тоску. Ту самую тоску, которую не спрячешь за словами "Я рвался в бой".
Из дневника А.А. Столыпина:
"После стрельбы здесь как-то странно тихо. Купы деревьев темнеют сплошной массой, и на их фоне белеет церковь. Откуда-то несётся запах белой сирени. Сквозь листву горят окна пригородных дач и слышится пение. Поёт женский голос. Как здесь спокойно и хорошо! И при мысли, что мне не придётся больше ночевать в мокром тулупе под открытым небом, что меня ждёт тёплая белая лазаретная палата, что я отдохну и скоро пройдёт самая боль, и что Я, НАКОНЕЦ, РАНЕН, МЕНЯ ОХВАТЫВАЕТ БЕЗУМНАЯ РАДОСТЬ. Хорошо быть легко раненым! Будешь потом гулять этакой «жертвой» войны."

Вот такая откровенность ценна более всего. Героизм и самопожертвование, подвиг - этому есть место всегда, это бесценно. Но нельзя забывать о человеке...
О человеке в обстоятельствах, не совместимых с жизнью.
"Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне..." - сказала Юлия Друнина.

22. Послесловие о войне 2
Татьяна Григорьевна Орлова

Мои экскурсы в военное время заставляют сделать дополнения к страницам памяти моего отца, Григория Павловича Горшкова.

Во-первых, я  исправляю его Ладожскую историю: по льду ему пришлось ехать и  идти в период «Зимней войны» 1939-1940 года, по озёрам Кольского перешейка в районе линии Маннергейма. Не мог он быть на дороге жизни в Ленинградской области, которая была в период с 12 сентября 1941 по март 1943 года.
Хронология такая:
  В 1941 году он был на Западном фронте, затем в госпитале в г. Чусовом за Уралом.
  В 1942-43 г. – после госпиталя направлен в Нижний Тагил, где осваивал в учебном танковом полку танк Т-34.  (Прик.  НКО СССР № 003 от 03.01.43 г.)
  А затем с 1943 года - на 1-ом Украинском фронте  в составе 52 Гвардейской танковой бригады в роте технического обеспечения. (В 52-ю гвардейскую танковую бригаду на основании Приказа НКО № 0404с от 26.07.1943 г. и Директивы ГШ КА № Орг/3/138087 от 15.08.1943 г. была переименована 97 танковая бригада). Полное наименование: 52-я гвардейская танковая Фастовская ордена Ленина дважды Краснознамённая орденов Суворова и Богдана Хмельницкого бригада.
  Из роты технического обеспечения в ходе боевых действий был переведён в роту управления шофёром автомобиля «Виллис» для командного состава.
  В конце войны шофёр роты управления Горшков Г.П. был представлен к награде «Орден Отечественной войны 2 степени». Участвовал в боях за город Барут и Берлин в период с 12.01.45 по 02.05.45 г.

И снова  я в Интернете:
 Re: Боевой путь 97-й тбр (52-й гв тбр)
« Ответ #9 : 09 12 2009, 16:46:09 »
Если просмотреть потери по 52 гв тбр, то с 15 по 20 апреля эта бригада несла потери в след. населенных пунктах:
д.Зимерсдорф
д.Ете
д.Гросс-Бадемейзе
г.БАРУТ
д.Гросс-Шнаксдорф
д.Форст-Пферген

А далее с 20.04.45 г. потери идут уже в районе г. Цоссен  и окраин БЕРЛИНА...
д.Царенсдорф
д.Левенсбрух
д.Целенсдорф
д.Рисдорф
А с 1.05.45 г.  потери ИДУТ УЖЕ ПО БЕРЛИНУ....
http://www.poisk-pobeda.ru/forum/index.php?topic=608.0

Текст из «Наградного листа»:
Краткое, конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг:

«Шофёр роты управления на Виллисе гв. ст. сержант Горшков в боях с января м-ца по 2 мая с.г. проявил доблесть и мужество. Будучи при ком.бригады в период всех боевых действий с 12 января и по 2 мая 1945 г. тов. Горшков на своей машине передавал приказания и распоряжения ком.бригады в б-ны под сильным мин. арт. огнём и пулемётно-автоматным обстрелом. В бою за г. Барут 19.04.45 из-под сильной бомбёжки пр-ка, рискуя своей жизнью, вывез командира бригады. В боях за город Берлин под сильным пулемётным и автоматным огнём имел связь с батальонами и передавал распоряжения и приказы ком.бригады.
За проявленную доблесть и мужество достоин Ордена Отечественной войны II степени.
Ком. Роты управления гв.лейтенант =========Шульгин==

23. Герой по разнарядке
Виктор Осмаров

Эта встреча произошла случайно. В начале 90-х, меня послали в командировку в Смоленскую область. Я заселился в гостиницу. Администратора попросил, ко мне в номер никого не подселять.
Вечером, после работы, прихожу в гостиницу. Администратор виновато смотрит на меня и говорит, что ей пришлось подселить ко мне в номер жильца. Что делать? Подселила, значит подселила. И забегая вперёд, очень счастлив, что так получилось.
Захожу в номер. Две кровати, стол, два стула, две тумбочки – обычный номер тех лет. На кровати сидит пожилой мужчина, совершенно ничем не примечательный. На стуле около его кровати висит пиджак…  Пиджак как пиджак, если бы не одно но. На лацкане на красной муаровой колодке простая золотая звезда. Мой сосед – Герой Советского Союза.
Не буду описывать наше знакомство и тем более все его подробности.  Но в ходе разговора, я не мог не спросить о том, за что мой сосед по номеру получил высокое звание Героя. Вот что он рассказал.
Услышав мой вопрос, он усмехнулся:
- Случайно. По разнарядке….
- Как по разнарядке, - мягко говоря, я был удивлён.
- Да просто. Это было в конце войны, в Германии. В часть пришла разнарядка на присвоение наград. В конце войны это было в порядке вещей. Вот и наша часть получила разнарядку на Героя и ещё несколько наград. В общем, если честно, я ничего особо героического не совершал. Просто так получилось… Часть была на марше. Топали по дороге, а тут мне приспичило… Предупредил командира. Выскочил из строя и в кусты… Пока занимался своими делами, колонна успела довольно далеко уйти вперёд. Я знал, что дорога обходит рощу и поворачивает. Решил сократить путь и пошёл через рощу напрямик. В самой середине этого леска полянка. Я иду по ней и… проваливаюсь под землю! И прямо в большой схрон… Проморгался. В бункере полутьма, а наверху яркое солнце. А в схроне двадцать пять офицеров СС… Полупьяные, с автоматами… Я смотрю на них… Они – на меня… Автомат на груди, а толку… пока я его взведу и начну стрелять, они меня в сито превратят….  Ситуация. А фашисты – руки подняли, и кричат: «Гитлер капут! Них шлиссен!» Они не понимают по-русски, я – по-немецки. Кое-как они объяснили, что хотят сдаться, но боятся, что как только их увидят Русские солдаты, то сразу убьют, что было очень даже вероятно. Эсесовцев очень не любили, да ещё и с оружием… Вот они и решили в полном составе мне сдаться в плен, а я должен был их сопроводить до командования. Короче… Они помогли мне выбраться первым из схрона, вылезли сами, сложили все своё оружие и документы. Но возникла проблема, всё оружие я один поднять не мог, а вооружённые пленные… сам понимаешь. Но пленные сами быстро и обстоятельно решили проблему. На ближайшем хуторе конфисковали лошадь и повозку, сами загрузили её. Меня бережно посадили на козлы, а сами выстроились колонной за повозкой. Так и двинулись догонять мою часть. Вот свои меня чуть не убили… Просто замыкающие в первую очередь увидели немцев… Ох, как же я орал, что я свой, а фашисты мои пленные… Слава Богу! Все закончилось хорошо…. Вот за пленение двадцати пяти офицеров СС, мне и присвоили звание Героя..».
Ни добавить, ни убавить…
ЧЕЛОВЕК, ВОИН, который прошёл ВОЙНУ и остался ЧЕЛОВЕКОМ – что может быть выше этого? Да о своём подвиге он рассказывал с юмором.
Именно такие ЛЮДИ и составляют ГОРДОСТЬ и СИЛУ РОССИИ!
Лично я горд и счастлив, что судьба свела меня с ним.      

ФОТО ИЗ ИНТЕРНЕТА