Атака

-Ты веришь в судьбу?
-Не очень, я верю в слепую удачу.
к/ф "Исходный код"
               
                Точки невозврата. Их легко узнать. Они имеют небольшую паузу перед тем,  как возникнуть в реальности будущей секунды наступающего на нас Бытия.  Всё происходит так, будто ситуация меняет скорость своего течения. Кратковременно, но заметно для внимательного наблюдателя, начинает замедляться ток времени. Зависает незначительная для дневного сознания тишина. Будто Мироздание ненадолго замерло на цыпочках перед тем, как обрушиться на вас в следующую четверть секунды. И наше искусство заключено в умении продлевать эту паузу для себя. Продлевать неимоверным усилием воли. Хотя найдутся, конечно, умельцы, делающие такую фигню, как ускорение восприятия окружающего мира, легко и без особого усилия. Давая мозгу возможность собраться с силами и впитать все ощущения текущего момента. Осознать предшествующие ему жизненные перипетии, имеющие самое непосредственное отношение к будущему событию, или ещё какому-либо делу, либо обладающие только некоторой степенью такого отношения. Смысл паузы – дать последнюю возможность, предоставить ускользающий шанс что-то изменить в лучшую сторону. Это усмешка судьбы, она так и скалится в этот миг. Иначе говоря, она должна указать субъекту на необходимость и  на наличие незначительного  оставшегося времени для  решения некоей внутренней задачи, собственной или не до конца осознанной озабоченности каким-либо вопросом,  задачей своей жизни, наконец. И уже после этого, веером рассыпаясь, Мироздание выкладывается перед человеком. Не всегда, ой, не всегда мы обращаем внимание на эту мелочь, жужжащую в сознании стрункой и раскидывающую без особого успеха житейские заботы. Мы не способны рассмотреть и почувствовать - обычные дела закрывают своей первоочередностью её настырное вмешательство в нашу жизнь. И тогда нам встречаются такие интересности, когда  точка невозврата приобретает  иную форму своего выражения.  Ситуация ставит субъекта перед выбором. Без предупреждения о начале наступления армии Мироздания по линии фронта человек versus Бытие.  Ситуация, как агент вражеской разведки, прячет паузу от внимания ничего не подозревающего наблюдателя, маскируя её в незначительные детали интерьера, в некие формы окружающего пространства. Тем не менее, точка невозврата никуда не делась. Меняется форма выбора, меняется антураж вокруг выбора, но смысл его и в этом случае остается прежним. Отказ от себя прошлого, прежнего. Или не-отказ. Может ли так статься, что прошлый, или иначе сказать - предыдущий, вы много лучше себя будущего после сделанного шага? Выбор единственного из возможных и разнообразных вариантов судеб всегда имеет привкус неожиданности от полученного сюрприза для человека, живущего в современном мире, лишённом предрассудков и заблуждений прошлого, пытающегося после прохождения точки вспомнить или детально воспроизвести в памяти свой пережитый опыт. Или так: человек неожиданно для себя озаряется смутной догадкой, что дОлжно быть Случаю. Но придется выбирать из ограниченного числа вариантов, так любезно предложенных Мирозданием. Ну, это мы уже заговорили о продвинутых "пользователях". Последняя форма подачи выбора готовится Бытием долго. Месяцами. Годами. Вытесняется разнообразие выбора, отсекаются случайные суперпозиции, непродуктивные с точки зрения  ГенШтаба Мироздания. Тогда всё в ситуации становится жестко предопределенным для субъекта, так как почти вся энергия вариантов переходит в материальную составляющую, в обстановку момента выбора. В построение ситуации. Сам выбор сужается количественно до двух, максимум трех вариантов. Так выглядит перекресток трех дорог в привычных с детства сказках, в русских былинах, в мифах. Вилка выбора, трансформирующаяся моментом перехода через точку невозврата в преломление луча жизни индивида. Да, и чем меньше вариантов остается для выбора, тем заметнее становится дневному сознанию сама ситуация, но тем больше мы зависим от неё. Что объясняется её каузальностью в данный короткий миг. Давайте рассмотрим факт такого события в жизни субъекта. Такой пример покажет нам всю прелесть атаки Мироздания на несовершенство человеческого сознания.

                Итак, начнем. Разберем ситуацию некоего типа до тридцати лет отроду.  Стандартного в своей личной нестандартности. Случилась с ним такая, подходящая нам по всем вышеприведенным параметрам, оказия в Липецкой области. В одном милом маленьком городе, где летним утром на рыночной площади за недолгие пять минут торговых споров распродавалась ведрами вкуснейшая клубника без остатка. Где небольшая речка Дон в летнюю тихую погоду источала легкий аромат толуола.  Там, на местном комбинате, работали приезжие москвичи. Столичные гости, войдя в сговор с руководством, взялись окрашивать трубы вентиляции в цехах комбината. Тех цехов было много, бочек с краской достаточно.  Жили представители столичного кооператива в местной гостинице, работали наездами. Деньги получали по тому времени не приличные, а неприлично большие. Хотя четко обозначившееся ускорение роста цен на автомашины и импортные телевизоры не давало рядовым кооператорам никаких реальных шансов.  Именно из-за своего бестолкового финансового положения наш герой, наш соискатель удачи ушел работать в строительный кооператив. Забив на все профсоюзные льготы и прелести оплачиваемых бюллетеней. А единожды выбыв из профсоюза, становишься человеком заработка и болеешь за свой счет. Или не болеешь в принципе. Сразу после ухода из госпредприятия герою было как-то не по себе. Эти психологические проблемы для него остались на тот момент в сравнительно недавнем прошлом. Году, так, в восемьдесят девятом.

                Вот, в самом начале пути поиска  финансового благополучия (замечу, недолгого по сравнению с мировой революцией) и  появилась перед его глазами жутковатая шахта  грязно-желтого подъемника-тельфера, свесившего под потолком здоровенный крюк со стропами и замершего на краю длиннющей двутавровой балки. Шахта уходила вниз, в темень провала. Только полоски нижних этажей штрихами очерчивали её глубину. Полы первого этажа выглядели тусклым желтым пятном где-то там внизу. Эк тогда передернуло парня. Труба вентиляции, которую должен был покорить выбранный нами для примера молодой человек, проходила прямо по краю стороны квадратного проема в полу. Тут надо сказать, что на объекте он остался вдвоем с бригадиром в этот субботний или воскресный день, точно никто помнит.  Да, и не был тот никаким бригадиром – они его выберут на эту должность позже.  Сам же тогдашний бригадир имел обыкновение в это время гулять где-то по комбинату, полупустому в выходной день, или сидеть у своей зазнобы в дальнем цеху. Да, в остальное время он так же не шибко утруждал их своим присутствием.  Два других члена бригады хорошо проводили время недалеко от технологического спиртового крана. Второй день из четырех прожитых в этот заезд они жили в таком режиме. Надо уточнить - это был первый заезд для нашего субъекта. Им, отдыхающим где-то в производственном комплексе опытным малярам, ходить по трубе сегодня было противопоказано. Перемещаться в полный рост по подгнившим местами трубам вентиляции без какого-либо страховочного оборудования для нашего молодца было настоящим испытанием. Но ведь другие ходили. Не миновав насмешек Стаса - будущего бригадира, он сразу приступил к освоению шагов по округлой поверхности в самом начале длинной цеховой вентиляции.  С ходу учился нагибаться в стороны, а не только вперед, и  держать равновесие при перемещении с покрасочным пистолетом на длиннющем шланге. Гадский шланг достаточно серьезно оттягивал в бок, со стороны которого поднимался в руку маляра. Так же надо было постоянно передергивать его тонкую кишку. Держать на вытянутой руке  упругую полу-петлю, чтобы шланг не обдирал  уже обработанную боковую поверхность трубы.  Поливать длинным и  узким конусом распыла краски, бьющей с силой из пистолетика,  позади себя, стоящего ногами на трубе. И, конечно, работать с обеих рук. Парень красил на таком оборудовании уже достаточно долго и успешно, почти весь прошлый год, но делать  это всё на высоте пяти метров ему было страшно. И пол плиточный, и оборудование на нем всякое. Очень страшно. Чем и вызвал незлобный хохот напарника с  первых же шагов, пронизанных неуверенностью и страхом.

                Так вот, оказался начинающий маляр-высотник с этой трубой, покрытой ошметками старой краски и жирной  пыли, один на один. Напарник на время скрылся с горизонта событий – пошёл искать двух нетрезвых уродов.  Оставил его, так сказать, самостоятельно осваивать объём. Ну, и молодцу тоже стоило показать новой, и чужой в принципе, бригаде, что он вполне может соответствовать условиям работы. Иначе можно было в Москву отправляться несолоно хлебаше хоть этим же  вечером. А он алименты должен. За полгода  что-то там набралось, может меньше. Сейчас уже никто не скажет точно сколько это было в рублях или долларах.  На тот момент  из-за проведенной операции на глазах  молодой специалист имел простой в финансах. Год работы в предыдущей бригаде не дал того объема денег, что требовала жизнь. И  пошел герой этого рассказа искать удачи в другую бригаду, так как из всей первой  остался в работе только он. Напомню, что больничных листов нет в системе кооператива, а здоровье и нездоровье есть. И, вот, лысеющий юноша проходит в одиночестве свою первую в жизни трубу – и сверху (самое простое,  стоя на ней), и с боков стараясь так полить, чтобы почти ничего снизу доделывать не пришлось – ребята так умели. Сам я, повидавший разное, всегда удивляюсь их ловкости. Ну, и парню надо не хуже. А вот легко и просто, как они, делать такую работу у него не получается.  Я же вам говорю -  полы плиточные, 5-6 метров высота. Труба играет под ногами: то держит форму, то вдруг поддастся под весом вашего тела и прогнется с жутким щёлком. И обратно вверх так же - Щщёлк! А вы в это время нагнётесь, не дай бог, с боку "поливать". Такие дела. Труба широкая,  сантимов семьдесят где-то в диаметре.  Одно утешение для него – стена слева. Левою рукою он иногда «держится» за неё - ладошкой упираясь в плоскость, переводя дыхание, почти сразу, от начала трубы, спёртое накатившим страшком. А стены и оборудование пачкать из пистолета не надо, не надо.  Прошёл наш герой  почти  четверть всей длины вентиляции участка цеха. Дойдя до одного из столбов, на которых  стоит производственный корпус, он остановился. Балки перекрытий этажей корпуса  лежат на поперечных уширениях  столбов. И есть такое же безобразие с широкой потолочной балкой, улегшейся на пути нашего маляра. Несущая балку поперечина столба  имеет скошенную нижнюю  часть.  Венттруба проходит как раз под ней. И зазор под скошенным уширением и радиусом трубы оказался достаточным для прохода его тела. Парень был не то чтобы бывалый, но в пещерах однажды присутствовал. И  пролезать в разных местах ему приходилось по жизни не только в пещерных узилищах. А сейчас окрашенной частью трубы  субъект нашего исследования   поджал себя сдуру к этой балке. И свободного для маневров  места на трубе осталось почти ничего. Напарника  всё  не видно, а время идет -  в работе получается простой .

                Поорал субъект тогда, громко так, позвал людей - нет никого. Вспомнил юноша, как смеялся в свое время над Чуркиным Серёгой, когда лестницу у того унесли по другим делам. Это было годом раньше в первой его  бригаде и в другом месте. Сергею тоже было страшно ходить по трубе вентиляции. Хотя это другая история, и тот Сергей не красил ничего, а штукатурил сидя на корточках. Все ушли обедать, а тот остался… Вспомнили о нем почти сразу, в раздевалке. Лестницу ему вернули, и он благополучно слез. Поржали тогда ребята над ним, сидящим наверху. Наш субъект  первый же и смеялся.  Сегодня  лестница ему самому была нужна. Стоять или  сидеть ещё битый час, как наседка в курятнике  – ноги затекут. А слезть нет возможности –  уже пройден столб с арматурой, где можно спуститься.  Жидкая кремний-органическая  пленка глянцево переливалась в свете  люминесцентных ламп, зависших под потолком  на уровне груди. Плёнка ухмылялась ему в спину блеском  потеков на неровностях, нагло проявлявшихся,  стоило только обернуться назад.  Не ожидал лысеющий юноша от себя такой прыти. Что так шустро и далеко  уйдёт от места возможного спуска на пол. Увлекся работой, значит. Поорал ещё.

                Тишина. И главное, хоть какая живая душа прошла в этом месте по своим делам. Никого, кто ему  мог бы переставить  лестницу спуститься вниз. Хоть бы  тетки смешливые прошли что ли, хоть хмурые с синими носами мужики из местного цехового коллектива. Вернуться по покрашенному назад – легко сказать, да трудно удержаться, не поскользнуться на свежей краске. И потом, как не наследить после этого ботинками или не приклеиться к подсыхающей поверхности? Ждать, когда высохнет до полного отлипа – сам засохнешь быстрее. Надо сказать, Стас в это время оттаскивал упырей от крана с  дармовым кайфом на одном из нижних этажей. Само оттаскивание  было почти бесполезным - они уже могли получить следующую  порцию опьянения и от кружки холодной воды, столь желанной от насущного сушняка в горле. Главной  проблемой для напарника было провести в гостиницу через весь комбинат, минуя проходную,  двух  столичных кооператоров, тяжко ушатанных непомерным употреблением халявы и упирающихся идти в "укойку". И всё это совершить  незаметно  для глаз  местного начальства, чтобы не получить от своего московского.


                Ну, а жертва нашего эксперимента  могла только догадываться, с чем столкнулся Стас, выйдя в поиске на членов  бригады.  Взвесив все за и против,  субъект "запачкал"  в два маха  кистью правой  руки верхушку  трубы до минимума, на котором он мог расположиться. Помянув недобрым словом свой смех над Чуркиным,  лег на живот, обхватил ногами трубу. И гусеницей придвинулся к балке, держа  в правой клешне метровый конец шланга с прикрученным к нему пистолетом. Ронять его с высоты вообще не резон. Мало того, что подать его обратно работяге некому. Оторвет крепление – весь этот балаган внизу и потолки вверху будут политы  открытым для безумной пляски концом шланга.  Давление краски достаточное, чтобы твердой как палка жёлтой струей укакать всё вокруг на долгие годы. Пока в бочке компрессора  не кончится "кремний-органика".  Пятьдесят килограмм. Уперевшись головой в уширение столба он оттопырил кверху зад и  заполз под железобетонный скос. Пришлось, прилипая пузом к радиусу трубы, смещаться к внешнему краю. Иначе не пролезть. Ну, а снизу,  в паре метров по ходу движения, на эти потуги  смотрела черным квадратным глазом  шахта. «Если упаду в жерло – то хорошо,  думает парниша, сразу всё кончится, без лишних мучений». А если не в него, а на поручни ограждения шахты?  То-то и оно, что не особо хочется ему размышлять о возможных последствиях. И так жутко, без лишних мыслей.  Поэтому, стараясь не заострять  внимание на пространстве справа, качнул маятником и закинул по диагонали пистолет вперед себя  за балку, чтобы тот повис между стеной и вентиляцией с дальней стороны.  Продолжил движуху в эту щель. Потрепыхался в ней, потрепыхался. Рука левая  вдоль тела прижата к бетону, правая толкает тельце вдоль оси вентиляции. Правая нога помогает правой руке. Левая нога тоже толкает, но согнутым коленом держит в охвате радиус. Дабы  не сползти нафиг вниз, как лягушонке в спецовке. Голова в строительном подшлемнике почти вся уже вышла наружу с другой стороны препятствия. Толчками, такими рывочками  проталкивал он себя, протискивался. Вот уже левое колено зашло в щель. И застряло в складках штанины между сходящимися радиусом трубы и наклонной бетонной частью столба. «Блин, подумал он, и чё теперь делать?»  Отдышался за пару вдохов,  утихомирил мозг от возникшей паники. Положил голову на тыльную сторону правой ладони. «Дышать могу. Думать могу. Но колено заперлось. Ни вперед,  ни назад. Провернуть его не могу  - нога прижата в щели. Назад она не идет, только еще глубже заклинивается.  ПЗдЦ колену» -  резюмировал свое положение застрявший.  Резко и сильно дергаться страшно:  можно неловким рывком сорваться в сторону «открытого космоса». «Ну, падать - ладно, думается ему, на перила могу не попасть, еще до них  не достану. А вот отломать колено от нижней части ноги – замечательно и легко». И ещё не факт, что плиточный пол  будет  благодушно расположен к нему, кое-как парящему вниз.

                Тоска тут навалилась на юного героя. Ну, почти юного – двадцать девятый год пошёл. До чего же сам себе стал противен - такую бестолковую жизнь прожил. Жену с ребенком бросил. По большому счету сам, можно сказать,  оставил. Развелся по обоюдному согласию четыре года назад. Причину развода  он видел в бывшей жене, хотя предложил разойтись после очередного скандала сам. Но про тогдашнюю любовницу он умолчал, да и ту уже оставил. Развод, разъезд. Одиночество. Новую любовь нашел, а жизнь не устроил. «Все люди как люди, только я как идиот. Бобыль бобылем….» И вот нате -  ещё инвалидность замаячила впереди. Как часто врут про жизнь,  пронесшуюся кинолентой. В лихую  секунду. Пред ясные очи. Нагло врут. У него  только отчаяние рвалось наружу. Его так потЫкал внутри себя, потыкал, и оно успокоилось. Улеглось вместе с ним на трубе этой, недокрашенной. И понял  в этот момент, что никто  не вытащит его из клина - не смогут. Сам не  в состоянии осознать, где именно колено вошло в зажим и как его вынуть из капкана. Даже напарник Стас, если и придет – субъект  еще на это надеялся -  не выдернет. Некуда длиннющую и неудобную деревянную лесенку ставить на полу,   получится только позади ног развалившегося на трубе потерпевшего. А толку-то  не много -  свежая краска как сало.  Может поскользнуться вместе с лесенкой и ту-ту.  Тогда и Стасу мало не покажется. Некоторое время полежал на  руке, закрыв глаза. Внимательно рассмотрел почти зримо проявившиеся  на мысленном экране  свои жизненные убеждения. Усмехнулся. Помолчал. И произнес в глубине себя: «Господи, велика Сила твоя на Земле, как на Небе». Подумал, почему именно такая сложилась молитва -   вообще молитв и обращений к Богу он не знал. Всплывшее «Отче наш иже еси на небеси» и дальше всяко невнятное, непонятное и ни разу   не запомненное явно никуда не годилось.  Добавил: «Помоги выбраться». Вспомнился зачем-то актер кино Пуговкин.

                Лежит наш субъект, ждет  чего-то. Ничего не происходит. Тишина. Только привычный уху  шум работающего оборудования. Людей по-прежнему нет.  Спокойствие пришло к нему. По всему телу оно прошло волной,  и всё вокруг стало понятным. Объемным, многогранным и очень ясным пониманием.  То, что он здесь лежит, увиделось как бы сверху. И почему он здесь лежит. Почему застрял, и то, что любовь его к той женщине правильная. «Ладно. Поворочаюсь как-нибудь ещё». Покрутился осторожно.  Коленка вышла из защемления легко, без существенной боли. Тут же, собравшись с силами, порыл вдоль щели уверенными движениями тела, встал на колени, выпрямил спину. Обернулся назад. Подтянул к себе за шланг висящий пистолет и запылил из него оставшуюся позади часть трубы. Внутренне поблагодарил за помощь. И понял, что с этого момента нет его прежнего. Уже нет того, кто стоял с той стороны  балки. Труба та же, он -  другой.  Облизнул пересохшие губы и развернулся вперед. Доделал свою работу до конца и слез без посторонней помощи.

                Через год наш исследуемый субъект крестился в Православии. Естественно, он выучил и понял Отче наш.  Любимая женщина сопровождала его по дороге к храму. Помогала собраться и подготовиться к этому событию. А в ту раннюю весну, когда он смог работать на ногах по-над черным квадратом шахты подъемника,  она заболела. Они много ходили по врачам, но диагноз только  подтверждался. Оперировали её  в  злосчастный понедельник, девятнадцатого августа 1991 года. Они поженились в 92-м.  В начале 93-го в областной онкобольнице на осмотре врачи нашли  метастазы. Год эти люди вместе боролись, цеплялись и держались. Так бывает, приходит Время без нашего на то желания. И от него не избавиться, не отвертеться, никак не отвертеться. Оно защемляет цепкими пальцами тебя и любимую. А ты не можешь ступить ни вправо, ни влево. Только прямо, к неизбежному. Они оба понимали -  это была её Последняя Болезнь. Видя отчаяние жены, он обещал ей. Сидящей на больничной кровати, обхватив спинку стула – она уже не могла дышать лежа. Только в положении сидя её легкие могли расправляться. Обещал, что сделает всё как надо, как положено в Православии. Что не оставит её одну в этой грядущей  неизвестности и будет просить за неё Бога. Они плакали тихо. Чтобы другие болящие тётки этой палаты не видели и не слышали слез.

                Я обещал ей шепотом на ушко, целуя её слёзы, гладя рукой её отросшие волосы, обнимая её худенькие плечи. Что сделаю всё как надо. Хотя не имел об этом ни малейшего представления. Она ушла в полночь на пятнадцатое февраля, в праздник Сретения Господня.

                Как  держал обещанное слово -  история другого человека, кем я стал после её смерти. Помню и думаю про те помощи,  оказанные  мне  по просьбам. Хотя в последнее время это делать всё труднее, - в памяти обычно остаются самые яркие проявления этих ответных действий, как  молнии в черном небе. Выравнивание судьбы по молитвам проходит более гладко. Заметность этого процесса скрашивается сменой дня и ночи. Спасительных  для меня проявлений Провидения было много - я стал более внимателен к происходящему вокруг. И  случались особенные проявления - я не могу позволить себе их забыть. Ибо я тот, кто просит. И не забывает.
«Живый в помощи Вышнего в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси  и Прибежище мое…» - начало девяностого  псалма. В народе псалом называют "Живые помощи". Я знаю его и люблю. Этот псалом про меня.

16.05.2013