Мы гуляли осенью по большому восточноевропейскому городу. Река, парк, все как положено, парламент, монумент и театр. Она сказала: «Здесь девушки такие романтичные, собирают желто-красные листья». Потом мы пошли в ресторан, довольно паршивый. Потом, нет, потом ничего не было. Что значит потом? Тридцать лет тоже потом. Значит, было. Она (или другая? Другая, все же тридцать лет, или совсем другая, другая по паспорту – какая разница?), она принесла жесткий, как клеенка, коричневый дубовый лист, и сказала, я забыл, что она сказала или вообще ничего, но смысл был такой, «Ты поправишься». Не веришь? Мне было все равно, так или эдак, я был готов, хотя конечно поправиться лучше и все шансы были в мою пользу. Этот лист (дубовый, как клеёнка) сейчас в рамке над моей койкой – под пучком священной травы куса, как символ оптимизма.
Вот дурак!
Поворот налево, еще налево и даже место для парковки. Музей без экспонатов, здание мельницы, переделанное под ресторан и магазин сувениров. По мельничному мосту на другой берег, там домик, последние годы жил известный художник. Умер, завещал своей домоправительнице, среди прочего, несколько картин. Она последовала за ним, ее наследники распродают. Одна картина мне понравилась, цена примерно как новый «Форд». Дорого. Сейчас вновь продается, почти в десять раз дороже.
