О Томасе Соуэлле

Владимир Денисов 3: литературный дневник

Профессор Стэнфордского университета разложил по полочкам воздействие пропаганды на интеллигенцию — Thomas Sowell
book Society на vc.ru


Thomas Sowell book Society


Прочитал книгу Thomas Sowell "Intellectuals and Society" (https://en.wikipedia.org/wiki/Intellectuals_and_Society) , мне книга очень понравилась, многое понял про влияние интеллигенции на общество в 21 веке.


Рекомендую, для тех кто предпочитает слушать аудиокниги есть еще бесплатная аудиокнига на YouTube


Томас Соуэлл - американский экономист, социальный теоретик и историк.


Соуэлл работал на факультетах нескольких университетов, включая Корнельский университет и Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. С 1980 года он работал в Институте Гувера при Стэнфордском университете


Данная книга была опубликована 5 января 2010 г. издательством Basic Books .


Интеллектуалы определяются как "работники идей", которые оказывают глубокое влияние на политиков и на общественное мнение, но часто не несут прямой ответственности за результаты. Данная книга приводит примеры таких интелектуалов и раскрывает последствия влияния этих интеллектуалов на общество. А также раскрывает каким образом возникает точка зрения у очень образованного человека, которая приводит к катастрофе для общества, где интеллектуалам позволялось чрезмерно влиять на государственные процессы.


Соуэлл утверждает, что интеллектуалы, которых он определяет как людей, чьи занятия в основном связаны с идеями (писатели, историки, ученые и т. д.). Некоторые из них иногда считают себя «помазанниками божьими» или наделенными превосходным интеллектом / проницательностью и поэтому они считают что могут направлять людей в светлое будущее, они считают что они должны иметь авторитет в обществе. Иногда они получают сильнейшее и ненадлежащее влияние в обществе.


Соуэлл объяснил ненадлежащее влияние интеллектуалов следующим образом:


«Те, чья карьера построена на генерации и распространении идей, — интеллектуалы — сыграли роль во многих обществах, несоизмеримую с их численностью. Принесли они вред или пользу ?. Ответ заключается в том, что интеллектуалы сделали и то, и другое. В 20-м веке трудно избежать вывода о том, что интеллектуалы в итоге сделали мир хуже и опаснее. Вряд ли европейский диктатор 20-го века не обходился без своих сторонников, поклонников или апологетов среди ведущих интеллектуалов — не только в своей стране, но и в зарубежных демократиях, где интеллектуалы были вольны говорить все, что хотели.... Интеллектуалы - это люди, конечным продуктом которых являются нематериальные идеи, и о них обычно судят по тому, звучат ли эти идеи хорошо для других интеллектуалов или находят отклик у публики. Сработают ли их идеи — сделают ли они жизнь других лучше или хуже — это совсем другой вопрос».


В 2010 году американский философ-либертарианец Дэвид Гордон написал положительную рецензию на книгу для Независимого института . Он утверждает, что Соуэлл в целом написал отличную книгу.


В 2012 году Эйдан Бирн из Школы гуманитарных наук Университета Вулверхэмптона написал негативную рецензию на книгу для LSE Review of Books . Не зная что автор книги Томас Соуэлл является афроамериканцем , Бирн написал в обзоре: «Для него культурное наследие рабства означает, что его не следует рассматривать как моральную проблему и не следует пытаться улучшить ситуацию: богатому белому человеку легко сказать». В 2020 году обзор Бирна был удален с веб-сайта LSE Review of Books с сообщением, в котором говорилось, что обзор «не соответствует минимальным стандартам для публикации и, следовательно, был удален».


Аудиокнига есть только на английском. В Яндекс браузере есть фоновый перевод.


Эта книга объясняет : Почему даже самые образованные люди ( интеллигенция) подвержены пропаганде ? Что человек который разобрался в сложнейших учебниках по высшей математике может не иметь критического мышления и вестись на пропаганду .




Резюме


Соуэлл утверждает, что интеллектуалы, которых он определяет как людей, чьи занятия в основном связаны с идеями (писатели, историки, ученые и т. д.). Некоторые из них иногда считают себя «помазанниками божьими» или наделенными превосходным интеллектом / проницательностью и поэтому они считают что могут направлять людей в светлое будущее, они считают что они должны иметь авторитет в обществе. Иногда они получают сильнейшее и ненадлежащее влияние в обществе. Соуэлл утверждает, что таких интеллектуалов отличает несколько характеристик.


Работа с идеями


Работа интеллектуала начинается и заканчивается идеями, а не практическим применением идей к проблемам реального мира. Эти поставщики идей могут находиться во всех точках политического и идеологического спектра, хотя Соуэлл обычно приберегает свою самую острую критику для левых. Он утверждает, что некоторые общие модели интеллектуалов пересекаются с конкретными политическими идеологиями. Он утверждает, что интеллектуалы любят работать вне установленных властных структур и применять то, что считается превосходным пониманием, чтобы контролировать ресурсы и процессы принятия решений массами и их официальными лидерами. Например, и национал-социализм , и сталинизм пытались управлять жизнями своих граждан на микроуровне ; обе реализованы подметание пропагандистские кампании по переосмыслению реальности, и обе привели к лидерству элитной внешней группы


Отсутствие реальной ответственности


Работа интеллектуалов в конечном счете не подлежит внешней (реальной) проверке по сравнению с теми, кто занимается более практическими занятиями с легко наблюдаемыми результатами. Интеллигент, например, может осудить военную операцию за «чрезмерную силу», но не несет ответственности за фактический результат этой операции. Напротив, военачальник, который не может развернуть достаточно сил в нужное время, может заплатить своей жизнью и жизнью своих людей. По мнению Соуэлла, признание интеллектуалов, несмотря на то, что их предсказания не сбылись, является ярким примером отсутствия полной ответственности.


Узкие и специализированные знания


Интеллектуалы обычно обладают глубокими знаниями в своих областях знаний. Однако за пределами этих областей они могут быть такими же неосведомленными, как и средний человек. Слишком часто, утверждает Соуэлл, это не мешает им пытаться влиять на общественное мнение в тех областях, где они не обладают полной квалификацией. Соуэлл приводит несколько примеров, которые, по его мнению, подтверждают его тезис.


Интеллектуальный климат искажения и дезинформации


Соуэлл утверждает, что интеллектуалы часто предполагают, что их специальные знания позволяют им направлять других, как это делают эксперты в любой области деятельности, практической или иной. Соуэлл утверждает, что решающее значение имеет их влияние на людей, обладающих властью принимать решения. Презумпция понимания часто создает климат, который влияет на то, как события освещаются в СМИ, и может заставить политиков колебаться в выборе определенных подходов к решению проблем. Например, перед Второй мировой войной британские интеллектуалы сыграли большую роль в процессе создания оппозиции перевооружению, что оказалось смертельной ошибкой.


Вербальная виртуозность ( риторика ) против доказательств или логики


Соуэлл предполагает, что интеллектуалы в значительной степени полагаются на то, что он называет «вербальной виртуозностью» (умные формулировки, расплывчатые эвфемизмы , остроумные цитаты, вводящие в заблуждение ярлыки, обзывания и насмешки в сторону), чтобы заменить доказательства, логику и анализ. Другие тактики «вербальной виртуозности» включают в себя игнорирование противоположных идей как упрощение, представление тех, кто выдвигает противоположные аргументы, как морально недостойных, ссылки на «права», не имеющие законной основы, расплывчатые призывы к «изменениям», опору на абстрактное, а не на конкретное, и постоянная «фильтрация реальности».


Эго-вовлеченность и персонализация


Презумпция мудрости и/или добродетели заставляет интеллектуалов персонализировать ситуации, в которых задействованы противоречивые идеи. Это часто приводит к: (а) демонизации оппонентов и (б) личному удовлетворению, заменяющему дебаты и доказательства. Соуэлл не уточняет, приобрели ли интеллектуалы эти черты от политиков или наоборот.


Отрывок из книг И.М.Ефимова "Стыдная тайна неравенства"


Откуда вырастает столь устойчивая система наших политических убеждений? Если ни логика, ни красноречие ораторов, ни язык фактов не могут поколебать её, не значит ли это, что корни её уходят куда-то очень глубоко?;


Одним из первых мыслителей, задумавшихся над этим феноменом, был американский историк и политолог, Том Соуэлл. В своей замечательной книге "Конфликт мировоззрений. Идеологические истоки политической борьбы",1 вышедшей в 1987 году, он прослеживает историю политической мысли за последние 200 лет и выделяет из нее два устойчивых стереотипа, две модели мира, два взгляда на природу человека.;Перевод терминов, которыми Соуэлл обозначает эти два взгляда;— "unconstrained" (безграничный) и "constrained” (сдержанный) — не вполне точно передаёт суть рассматриваемого феномена. Поэтому я с самого начала буду пользоваться терминами, выбранными мной для этой книги: "уравнители" и "состязатели".;Что характерно для взгляда уравнителей (unconstrained) на природу человека?;Прежде всего, они верят в то, что человек по своей природе добр и разумен; что его способность к принятию правильных решений и к использованию своей свободы без ущерба для других — безгранична; что врождённое неравенство между людьми малосущественно и может быть легко компенсировано социальными программами помощи в образовании; и что все страдания и зло мира определяются обстоятельствами — неправильной социальной системой, предрассудками, отсутствием всеобщего образования, — а потому устранимы.



;В отличие от них, состязатели (constrained) верят, что сложность социального устройства общества намного превышает способность индивидуального ума к принятию правильных политических решений, а поэтому следует ценить традиции, веру, мораль как силы, связующие людей в единое целое; что эгоизм остается неистребимым свойством человека, поэтому надо применяться к нему при формировании общества, а не пытаться искоренить; что неравенство человеческих способностей исключает царство абсолютного равенства и даже делает его в принципе несправедливым.;Все политико-идейные расхождения и противоборство проистекают (по Соуэллу) из фундаментальной разницы между этими двумя взглядами на человека и социум. Американский исследователь прослеживает на примерах многих политических теорий проявление этих двух основных взглядов в применении к вопросам о верховной власти, правосудии, социальном устройстве. "Инопланетянин, — пишет он, — пытающийся получить информацию о нас, вынес бы совершенно разные представления о человеке … Изначально свободное и невинное существо, описанное Жан-Жаком Руссо, резко отличается от жестокого участника кровавой войны, ведомой всеми против каждого и каждым против всех, нарисованного Томасом Гоббсом."2;Человек, прочитавший книгу Соуэлла, легко научится обнаруживать противоборство двух моделей видения мира в современных политических спорах.;


"Только разумное социалистическое планирование может спасти нас от гибельной неуправляемости рынка", — говорят одни. И мы легко узнаём в них сторонников уравнительного взгляда на человеческие возможности. "Сложность и многообразие современной экономической жизни таковы, что никакой гений, никакой компьютер не в силах овладеть информацией, необходимой для принятия оптимальных решений, — отвечают им состязатели. — Только изучение законов рыночной экономики и подчинение им сможет избавить растущее население мира от голода и нищеты."


;"Неравенство материальное, так же как неравенство интеллектуальное, причиняет людям огромные страдания и не имеет никакого морального оправдания, ибо люди по природе равны, — считают уравнители. — Если один имеет больше или знает больше, значит нужно помочь другому обрести такие же материальные блага и такие же знания. Нужно заставить богатых и образованных делиться со всеми своими богатствами и знаниями." "Люди неравны по своим способностям, талантам и энергии, — утверждают состязатели. — Уравнять их можно только насильственно, ценой отнятия свободы и с катастрофическими последствиями для общества, которое лишится плодов деятельности наиболее активных своих членов.";


"Человек по своей природе добр и полон любви к ближнему, — считают уравнители. — Если он совершает жестокие поступки, если нападает на других, значит он был чем-то доведен до отчаянья. Нужно устранять социальные причины отчаяния, а не увеличивать число тюрем и полицейских. Нужно устранять международные конфликты путем переговоров, а не путем наращивания вооружений". "Агрессивность является врожденным свойством человеческой натуры и может прорваться сквозь любые наслоения цивилизованности, — утверждают состязатели.


 — До тех пор пока существует государство, оно будет состоять из управляющих и управляемых, в нём будет существовать социальное неравенство, которое наверняка будет приводить кого-то в бешенство. Власть обязана вооруженной силой защищать подданных от индивидуальных вспышек агрессивности, то есть от преступников, и от массовых, то есть от бунтов и от нападений внешнего врага".;Конечно, предложенная схема не исчерпывает бесконечного многообразия политических убеждений людей. Более того: в реальной жизни, идя к избирательным урнам или выходя с демонстрацией на площадь, мы часто поддаемся голосу своих страстей и инстинктов, а не голосу рассудка. Примеряя себя к двум описанным стереотипам, любой человек может заявить, что не принадлежит полностью ни тому, ни другому.


Сам Соуэлл не затрагивает в своей книге феномен врождённого неравенства. Возможно, он верит, что политические взгляды вырастают из рассуждений — не из страстей. Ведь каждый человек способен рассуждать — значит, он в принципе может выбирать политический лагерь при помощи анализа и умозаключений. Мысль о том, что серьёзный анализ и умозаключения являются, как правило, уделом одних высоковольтных, скорее всего показалась бы ему неприемлемой, политически некорректной.;И всё же наличие двух устойчивых моделей политического мышления, описанных Соуэллом, проявило себя на сегодняшний день настолько наглядно, что мы вправе задать себе ключевой вопрос: ЧТО заставляет нас избрать ту или иную модель? КАКИЕ силы относят человека в лагерь уравнителей? Какие — в лагерь состязателей? ГДЕ таится этот неизвестный науке ген, который определит характер наших политических пристрастий?;Если мы сумеем отыскать ответ на этот — казалось бы чисто теоретический — вопрос, результат может оказаться вполне ощутимым и практическим: ослабнет ожесточенность вражды между двумя лагерями. Честно и бескорыстно мыслящие люди в обоих станах смогут лучше понять природу своих разногласий. Многим будет нелегко расстаться с удобным объяснением: "мой противник — недалекий и корыстолюбивый идиот". Но если это произойдет, мы волей-неволей должны будем по-новому вслушиваться в аргументы наших оппонентов. И тогда, быть может, обратим внимание на пугающую историческую закономерность: пока ученики Руссо спорят с последователями Монтескье, к власти прорывается Робеспьер со своей гильотиной; чем ожесточеннее ведутся дебаты между сторонниками Столыпина и сторонниками Милюкова в Российской Думе, тем вернее и те, и другие приближают свой конец в подвалах большевистского Чека; чем красноречивее немецкие либералы разоблачают правительство Веймарской республики в Германии 1920-х, тем прочнее делается трамплин, с которого Гитлер прыгнет в кресло диктатора.


Разгадка этой зловещей повторяемости таится, мне кажется, в том, что в аргументированных, артикулированных дебатах участие принимают только высоковольтные. Только им свойственна способность к абстрактному мышлению, способность — по выражению Аристотеля — "предвидеть и предусматривать". Интеллектуальное возвышение над средним уровнем обычно воспринимается нами как знак принадлежности к высоковольтному меньшинству. Однако, при всей остроте своего ума, при всей вооружённости знаниями, высоковольтный человек не в силах понять страстей, которыми часто обуреваем низковольтный. А Дантон, Сталин, Гитлер — понимают. Понимают — ибо они сами принадлежат к низковольтному большинству. И знают, что легче всего в нём раздуть вечно тлеющую, подозрительно-завистливую ненависть к высоковольтным.


Политические дебаты между людьми, искренне озабоченными судьбой своей страны, важны и полезны, но лишь до тех пор, пока мы сохраняем способность мгновенно прервать спор и встать плечом к плечу против оппонента, явившегося с такими "аргументами", как костер, топор, пуля, газовая камера. Американцы, конечно, могут сегодня не бояться, что к власти прорвется Луис Фаррахан, французы справедливо полагают, что Ла Пену никогда не добраться до президентского кресла. Но демократии молодые, незрелые гораздо более уязвимы для возврата единоличной диктатуры или партократии. Недавние победы коммунистов на выборах в странах бывшего коммунистического лагеря — яркое тому свидетельство.;Очень хотелось бы, чтобы высоковольтные в демократических странах научились отличать честную убеждённость своих оппонентов от ловкой демагогии политических авантюристов. Будущий диктатор в период пролезания к власти через лазейки, оставленные конституцией, только делает вид, будто его оружие, как и у всех, — слово. На самом деле он презирает слова, логику, ораторское искусство, правила полемики. До тех пор пока политическая дискуссия ведётся по правилам, шансов на победу у него нет. Все вопиющие противоречия в его речах — не от глупости (как правило, он обладает хитрым, сильным и цепким умом), а именно от желания внести хаос, разрушить связь между словом и смыслом. Давать ему полное право на участие в политической жизни — это всё равно, что допустить к участию в боксёрском матче спортсмена, перчатки которого набиты не шерстью, а свинцовой картечью.


Большевики, нацисты, мусульманские фундаменталисты поначалу выглядели ничтожным меньшинством на политической арене. Главные партии видели опасность лишь друг в друге — и проглядели тех, кто взорвал незрелую демократию изнутри. Думается, если бы уравнители и состязатели глубже осознавали онтологическую глубину своих расхождений, они не допустили бы подобной ошибки. Ведь по сути спор между двумя моделями политического мышления ведётся тысячелетия — значит он не может быть результатом случайности, злокозненности, неинформированности.


Только окинув мысленным взором всю историю философских споров, смог Иммануил Кант выдвинуть теорию четырёх антиномий — неразрешимых противоречий, свойственных любому человеческому разуму от рождения. Не исключено, что, вглядевшись в тысячелетия политических дебатов, мы обнаружим такой устойчивый раскол мнений, что объяснить его можно будет лишь наличием в нашем сознании пятой антиномии — политической.



Понятно, что хозяева знаний не очень озабочены охраной института собственности. Когда им говорят, что фермер не станет радеть денно и нощно об урожае, если не будет уверен, что собранное с полей никто не посмеет отнять у него, они скептически поджимают губы или заводят глаза к потолку. Собственность — источник раздоров и вражды, собственность позволяет возноситься недостойным, собственность — проклятье рода человеческого. Достойный фермер должен беззаветно трудиться на общее благо, не думая о выгоде.


;Не будет преувеличением сказать, что подавляющее большинство людей, занятых умственным трудом, распоряжающихся гигантским миром современной информации, придерживается либерально-социалистических взглядов. Часто им кажется, что их влияние на жизнь американского общества в сфере политики и экономики должно было быть более заметным, что их деятельность не имеет достаточной поддержки со стороны правительства. Именно поэтому государственное субсидорование науки, искусства и образования в мире коммунизма таило для них неодолимое очарование. Когда иностранных литераторов в Ленинграде водили по старинному дворцу, отданному Союзу писателей, это действовало сильнее любой пропаганды. Лица гостей безотказно изображали завистливое благоговение: "Нет, нас не окружают таким вниманием".



Только в развитых индустриальных странах, где информация является важнейшим элементом хозяйственной жизни, число людей умственного труда делается достаточным для создания заметного политического движения. Распоряжающиеся информацией, в силу своих профессиональных обязанностей, часто занимают там ключевые посты, так что относительно малого числа их оказывается достаточно, чтобы сильно влиять на ход событий. В бедных же, отсталых странах, с низким уровнем образования, хозяева знаний влачат довольно жалкое существование. Социалистические идеи там чаще всего узурпированы правящей верхушкой или диктатором, но, как правило, они играют лишь роль удобной ширмы для захвата полной власти над экономической жизнью общества.;Неважно, что в реальных коммунистических государствах партократия оттеснила хозяев знаний от власти. Показательно при этом, что она почтительно оставила им возможность безбедного существования, создав гигантскую сеть бесплодных научно-исследовательских институтов и академий, где можно было наслаждаться бездельем и безответственностью, сохраняя при этом престижное положение. И это тоже украшало победивших коммунистов в глазах западного либерала: вот какое уважение к знаниям и науке.;Убежденных и страстных сторонников социалистических идей сегодня можно найти только на процветающем Западе. В американских университетах, особенно в Калифорнии, их влияние так велико, что злые консерваторы говорят теперь не "западный берег", а "левый берег". И эта ситуация является еще одним пикантным опровержением марксистских пророчеств. Ибо марксизм утверждал, что носителем идей социализма являются угнетенные массы. Однако в бедных странах, где степень угнетения гораздо более ощутима, социалистические партии не пользуются никаким влиянием. Зато в странах развитых, индустриальных, они являются реальной политической силой и часто добиваются победы в борьбе за власть.



Действительно, существует законная и мужественная страсть к равенству, которая побуждает нас желать, чтобы все были сильными и почитаемыми. Эта страсть направлена на то, чтобы поднять заурядных до уровня великих. Но одновременно с этим в человеческом сердце живёт низменная тяга к равенству, которая понуждает слабых к попыткам опустить сильных до своего уровня и низводит людей до состояния, в котором они предпочитают равенство в рабстве неравенству в свободе.;Алексис Токвиль. О демократии в Америке



Возьмите любую деревню, поделите поровну землю, скот, инвентарь между всеми семьями — и через год-другой вы увидите, что у кого-то богатый дом, цветущее хозяйство, тучные коровы, а у кого-то — дом покосился, коровы отощали, сад одичал, куры разбежались. Ибо одни готовы трудиться в поте лице ради улучшения своего благополучия, а другие предпочтут тихое безделье, беззаботность, покой. И ужиться бок о бок им будет очень трудно.


;Но уравнитель не хочет видеть эту онтологическую разницу между высоковольтным и низковольтным. Он должен был найти виновника вечного раздора между людьми. И он объявил таковым распорядителя-собственника. Он назвал его страшным словом "эксплуататор" и призвал к устранению его с исторической арены любыми способами — вплоть до физического уничтожения. Все попытки защитить институт собственности на теоретическом уровне объявлялись враждебной классовой пропагандой и карались остракизмом — сначала моральным и интеллектуальным, а затем, по возможности, и физическим.



Принято считать, что фашисты в Италии и национал-социалисты в Германии в корне отличались от большевиков по своему отношению к институту собственности. Но Фридрих Хайек в своей книге "Путь к закрепощению" убедительно показывает, насколько все три движения были близки друг другу. "В Германии пропагандисты обеих партий знали, насколько легко обратить молодого коммуниста в нациста и наоборот. Немало английских университетских преподавателей видели английских и американских студентов, которые, возвращаясь с европейского континента, не знали точно, к кому себя причислять — к коммунистам или к нацистам, но были твёрдо уверены в одном: в своей ненависти к либеральной западной цивилизации".14;Слепое подчинение партии и партийной дисциплине, обожествление партийного единства и силы — вот главный источник мощи коммунистов, фашистов, нацистов. У всех трёх режимов главной и высочайшей целью объявлялось установление нового порядка в мире, для чего необходимо было достижение мирового господства. Все три ввели принудительный труд в той или иной мере. Во всех трёх иерархия партийной структуры начисто отменяла иерархию, создаваемую врождённым неравенством. Вышестоящий распоряжался тобою не потому, что он был в чём-то лучше тебя, а потому что партия поставила его на более высокую должность. Завтра она может поменять вас местами — и всё будет идти, как и раньше. Муссолини (который, кстати сказать, в молодости был марксистом и социалистом) заменил лозунг "свобода, равенство, братство" лозунгом "верить, подчиняться, сражаться".15 И для миллионов низковольтных в этом лозунге таилась мощная привлекающая сила.;


Институт собственности — этот последний бастион, защищающий свободу человека от покушений со стороны всесильного государства, — рано или поздно должен был придти в столкновение с тотальной властью правящей партии. С точки зрения новых властителей, свободный рынок был просто удобным и опробованным инструментом регулирования каких-то сфер экономической жизнив стране. Им можно было пользоваться до поры до времени, но можно было и отбросить, если он начинал мешать. И фашисты, и нацисты легко нарушали право собственности, конфискуя имущество своих политических противников или "расово неполноценных" евреев. Большевики попытались начать с полной отмены собственности, но вынуждены были снова ухватиться за эту подпорку и в 1921 году ввели НЭП.


Но в том-то и дело, что оставить НЭП означало бы оставить какое-то место в жизни страны состязательному принципу. Это означало бы, что лучшие крестьяне на своих хуторах могли бы производить больше других и быстро богатеть. Это означало бы, что распорядитель-собственник мог бы успешно соперничать с распорядителем-чиновником — ставленником всевластной компартии. Это означало бы, что лучшие инженеры, геологи, проектировщики, капитаны, агрономы получили бы возможность реализовать свои таланты и приобрели бы влияние и независимость, умаляя роль правящей партии.



Другие статьи в литературном дневнике: