А. Широкобородов О теории и практике демократии

Владимир Денисов 3: литературный дневник

О теории и практике демократии


Анатолий Широкобородов alternetio.org


Слово «демократия» давно вошло в русский язык в качестве самостоятельного термина и понятия. Когда-то его можно было перевести как «власть граждан» или лучше «власть народа» в смысле некоторой формы организации публичной власти, в которой «демос» осуществляет власть. Демос — это свободные граждане (не рабы и не прочие неграждане), однако противопоставленные знати и олигархии.


В России демократия как понятие вошла в практику в качестве обозначения альтернативного антимонархического общественного порядка. В концепции демократии первоначально решающим был именно антисамодержавный посыл. Любая власть без царя воспринималась уже как демократия. Потому что люди, употреблявшие термин «демократия», считали, что первейшим интересом народа, т. е. демоса, но в уже более широком смысле, является низложение монархии.


Временное правительство себя считало демократией, Комуч и Директория себя считали демократией, даже Колчак, хотя и к теории демократии относился крайне враждебно, считал, во-первых, что реставрировать монархию после 1917 г. уже невозможно, и, во-вторых, что «сам народ должен установить в учредительном органе форму правления», т. е. по сути был демократом.


В этом плане демократия противопоставлялась другим вариантам обоснования и объяснения власти: власть от бога (монархия), власть от мудрости (совет старейшин), власть от силы (тирания), власть от знатности (аристократия), власть от богатства (олигархия) и т. п.


Короче говоря, наши русские демократы при царской власти были скорее республиканцами. Впрочем, осмыслить соотношение демократии и республиканизма как двух близких систем идей — та ещё задачка.


Кстати, на волне увлечения демократической риторикой в России приобретала популярность история Новгородского княжества с его военно-племенной демократией. Мол, не только афиняне, но и наши домотканые славяне были демократами.


Советская власть тоже называла себя демократией, хотя первоначально и только для рабочих и крестьян. Позже же Сталинская конституция в некотором смысле стала образцом демократического основного закона. Если абстрагироваться от деклараций, в ней к «недемократическим» можно отнести только три вещи: процедура выдвижения кандидатов оставалась за «общественными организациями и обществами трудящихся», отсутствовало разделение властей на ветви и была разрешена только одна партия. Последнее, действительно, не вяжется с теорией демократии, а остальное не особо противоречит. В разных демократических странах по-разному реализована процедура выдвижения в кандидаты, а разделение властей и принцип «сдержек и противовесов» — это вообще довольно условная концепция. А вот всеобщее равное прямое избирательное право при тайном голосовании, право на труд, отдых, образование, материальное обеспечение старости и свобода совести — таким комплектом «демократических прав» в середине 1930-х ни одна другая крупная страна похвастаться не могла. Лица либеральной ориентации воскликнут: «Но был нюанс!» Да, нюансы были, как и везде. Да и замечание выше было только о законах. Между законами, правоприменительной практикой и реальной жизнью всегда уйма различий.


В общем, если браться за проблематику демократии по тому, кто как себя называл и кто что демократией считал, то далеко не продвинешься. Это понимали не только практики демократии, т. е. политики, но и её теоретики. Поэтому за столетия нарастания популярности демократии были выработаны некоторые общие принципы, или «ценности», которые в качестве некоторого идеала должны служить ориентиром, в том числе для выяснения степени демократии в той или иной стране. В итоге демократия «забронзовела» в этих принципах, формализировалась. Дошло до того, что сформировалась привычка считать, что демократия — это всегда хорошо, что демократия должна быть правильной или полной, а демократические ценности универсальны во всех ситуациях и для всех обществ. Эта привычка базируется не на научном познании, а на введённых допущениях, постулатах.


Если задаться простым и прямым вопросом безо всяких отсылок к теории, например, в США — власть народа? Без использования различных уточнений о том, что народ США сам выбирает представителей власти, любой гражданин может быть избран и т. п., никто не скажет, что правительство, президент, верховный суд, ФБР и ЦРУ в США — это народное правительство, народный президент, народные верховный суд, ФБР и ЦРУ. Потому что когда на живом примере отвечаешь на подобный вопрос, то невольно задумываешься о том, в чьих интересах действуют власти. Вот и выходит, что формально — демократия, а фактически не скажешь, что власть народа.


В этом и состоит отличие обычного человека, который смотрит как бы свежим взглядом, без привлечения теоретических выкладок, от различных политологов, либеральных интеллигентов и прочих демагогов, которые сознательно спутывают в вопросе демократии средства (процедуры) и результат (суть).


Ведь когда люди задумались над осознанным формированием государства и власти, в том числе придумав демократию (в Древней Греции), то их задачей было сделать так, чтобы общество стало более гармоничным, продуктивным и счастливым. Им казалось, что причиной почти всех социальных проблем и несправедливостей является то, что власть осуществляют не сами массы людей. А вот если люди сами будут принимать решения, то и решения эти станут лучше, люди научатся им подчиняться и т. д. Демократия как теория и стала аккумулировать в себе эту добродетель, представляя собой, как казалось, наиболее разумное средство гармонизации общества.


Тогда как наиболее агрессивные сторонники демократии сосредотачивают внимание не на целях и результатах демократии, а на её формах: на процедурах и формальностях, впадая таким образом в оторванный от жизни либеральный догматизм и начётничество.


Например, истинные демократы часто говорят, что конкурентность выборов во всех смыслах — это признак правильной демократии, что в настоящей демократии состязательность должна быть ярко выраженной. С точки зрения демократической догматики это кажется логичным. Но из этой идеи следует абсурдный на практике вывод о том, что наиболее демократичная победа на выборах — это победа кандидата с минимальным отрывом. То есть один из результатов такой «правильной демократии» — это расколотость общества, высокая степень конфликтности и т. п., что прямо противоречит изначальному замыслу власти народа.


Все недостатки демократической логики компенсируются различными «костылями», такими как принципы подчинения меньшинства большинству; необходимости учёта мнения меньшинства; сменяемости лиц у власти; разделения властей и т. п. Но на практике всё это, естественно, не работает или работает очень плохо, так как является чем-то вроде заплаток. Так или иначе, но демократия — это одна из форм власти, а суть любой власти состоит в подчинении, в навязывании воли, в принуждении. И сколько ни придумывай формальностей, чтобы как-то сгладить эту суть, в реальной жизни они не помогут, станут в лучшем случае церемониями.


Многие почему-то упускают из вида важные аспекты истории демократии.


Во-первых, демократию придумали в Европе, различные её формы и виды (рабовладельческая, сословная, либеральная и проч.) апробировались в Европе и получали своё развитие в основном в Европе.


Скажем, в Восточной Азии господствующей теорией рациональной организации государства и власти долгое время считалось конфуцианство. У конфуцианской теории была более древняя, более преемственная и последовательная традиция, куда более обширная и устойчивая практика. Но, попав в Азию, демократия, конечно, быстро победила конфуцианство, завоевав умы интеллигенции и правителей. О причинах популярности и своеобразной «вирусности» демократии пока можно сказать лишь то, что они состоят точно не в том, что демократия — это истина общественного устройства.


Во-вторых, несмотря на все благостные теоретические рассуждения и добродетельные мотивы, в реальности демократия допускалась теми или иными правящими слоями и классами исключительно с целью укрепления их собственной власти, с замыслом утихомирить тех людей, которые составляли «демос» (будь то «свободные граждане», представители аристократии, джентри, третьего сословия, земств или «гражданского общества»).


Даже порождённая вроде бы революционным движением народа так называемая социалистическая демократия представляет собой прежде всего средство поддержки правящей партии, её политики, а не способ формирования этой партии и политики. Что советские органы у нас в СССР, что китайское ВСНП, северокорейское или вьетнамское Собрание избираются и заседают, чтобы чисто декларативно подтвердить «народную поддержку» действующей власти.


Либеральная демократия тоже формировалась по большей части в бурях войн и революций, т. е. первоначально была не допускаемым сверху послаблением, а некоторым политическим творчеством. Но из-за своего представительного характера быстро вырождалась в те западные образцы, которые теперь критикуют все.


То есть сама по себе идея, что существует какой-то эффективный политический инструмент превращения воли народа в его власть над самим собой, которая сделает общество более разумным, развитым и счастливым, довольно спорная.


Но проблематика соприкосновения теории демократии с практикой политической жизни далеко не исчерпывается недостатками самой концепции демократии. Рассматривая формы организации власти в целом, а не только демократию, следует понимать, что степень сознательного влияния на формирование облика государства довольно ограниченна.


Порой, когда школьник читает учебник истории, ему может казаться, что в тот или иной период у власти находились глупцы. Вот же автор учебника пишет, что реформы 1861 г. были половинчатыми. Всё же ясно, нужно было делать так и так, последовательно и полно. А власти этого якобы не понимали или не хотели понимать. И это, конечно, то ещё академическое лукавство.


Воздействие власти на общество, воздействие высших руководителей государства на сам аппарат власти имеет очень низкую степень свободы. Особенно в большой стране. Сколько было в истории примеров реформ и прожектов, оформленных в том числе в самые обстоятельные законы, которые провалились, просто сдулись, не оставив и следа на теле общественного организма?


На самом деле, чтобы сознательно менять государство и менять общество, необходимы не только «политическая воля» и правильные законы. Для каждого крупного изменения должны созреть объективные условия, должны сформироваться внутри общества пружины и приводные механизмы. И уже воздействуя на них, можно постепенно и поэтапно куда-то двигаться. Быстро происходит только разрушение и только разрушение того, что само уже увядает и отживает свой век.


А ещё можно быстро разрушить сами органы и институты государства, но на их месте неизбежно возникнут новые. Например, внешние враждебные силы приложили огромные усилия, потратили гигантские средства в 1990-е гг., чтобы расшатать и уничтожить российскую государственность, но внутренняя устойчивость общества всё равно оказалась выше, хотя субъективно народ был деморализован и дезорганизован, не сознавал по большей части опасности момента.


Так что какой бы складной ни была теория, какими бы возвышенными ни были ценности, практика политического творчества в любом случае значительно ограничена объективными условиями и факторами.


Современная политическая теория учит, что форма государства определяется тремя элементами: формой правления, формой государственного устройства и политическим режимом. Первая — это способ организации высших органов власти. Второе — административно-территориальная организация государства, а третье — методы осуществления власти. Демократия относится к первому важнейшему и определяющему элементу.


Легко заметить, что эта политологическая концепция появилась не для того, чтобы постигнуть сущность государственной власти, а чтобы корректно описать большинство распространённых форм государства. Легко заметить также, что изначальная идея народовластия трансформировалась в процедуру, в порядок формирования органов власти.


В этой связи возникает несколько схоластический вопрос: может ли власть народа, т. е. демократия, проводить антинародную политику? Согласно представленной выше схематике, такое возможно.


Тогда в чём смысл вообще концепции демократии? Если демократическая организация органов власти не гарантирует власть в интересах народа, то зачем на ней настаивать? Остаётся единственный вариант объяснения, что демократия — это наиболее приемлемый вариант власти с точки зрения шансов проведения правильной политики. На нём, кстати, останавливались многие мыслители и политики («худшая форма правления, если не считать всех остальных, что были испытаны с течением времени»).


Кстати, проблематика демократии как формы правления действительно волновала Черчилля, цитата которого приведена в скобках. И он, как и многие другие, недостатки демократии предлагал компенсировать внутренними мотивами самих демократов. Так, в той же речи он говорил:


«Демократия — это не то, когда получают мандат на основе одних обещаний, а потом делают с ним все, что вздумается. Мы считаем, что между руководством и народом должны быть прочные отношения. Правительство из народа, созданное народом и для народа — вот суверенное определение демократии… Править должен не парламент, а народ через парламент… Народ должен быть суверенным, причем преемственным образом, и что общественное мнение, выражаемое всеми конституционными средствами, должно формировать, направлять и контролировать действия министров, которые являются служителями, а не хозяевами… Вы не имеете право проводить на последнем этапе мандата законы, которые не кажутся приемлемыми и желанными народному большинству».


Разумеется, речь Черчилля не лишена лукавства и критиканства, ибо он, находясь в оппозиции, явно пытался «духом демократии» бить по политическим оппонентам. Но сам этот «дух» действительно объективно примыкает к демократическому мировоззрению. Депутат, чиновник, судья должны быть слугами народа, а не его правителями и распорядителями. То есть демократическая демагогия налагает на должностных лиц государства требование понимать, чувствовать народ и служить его интересам. Но такое требование, собственно, к демократии отношения не имеет. Оно есть и в конфуцианстве, и даже в монархизме. Демократия как раз возникла для того, чтобы обществу не нужно было полагаться на такие в высшей степени сомнительные материи, как совесть правителей.


Можно, конечно, сказать, что автор излишне мудрствует и здесь имеется в виду простая необходимость согласовывать политические решения с «гражданским обществом», почаще проводить соцопросы и референдумы. Взять ту же Швейцарию, в которой почти все вопросы решаются на референдумах. Чем не власть народа? Обычные люди пришли, проголосовали, а чиновники исполнили. Идеальная, казалась бы, система, а если и возникает антинародная политика, то по вине самого же народа.


Демократы, рассуждающие о сути демократии (а не о процедурах), вольно или невольно скатываются к простым локальным примерам или мысленным экспериментам. Больше прямого волеизъявления, «прозрачности», контроля снизу, соперничества и конкуренции, частая смена лиц у власти — это те приправы, которые жизненно необходимы демократическому блюду. Но они, подобно высоким запросам к совести правителей, лишь показывают несовершенство и неуниверсальность демократической концепции, которая как раз на них и претендует в теории.


Что касается контроля снизу и «гражданского самосознания», то, вообще говоря, если само общество такое сознательное, активное, благоразумное, то ему не то что демократия, ему сама власть практически без надобности — достаточно вырабатывать наиболее разумные методы поведения и следовать им, подобно тому как люди следуют правилам гигиены, эксплуатации вещей или технологии производства.


Но суть в том, что именно власть принимает форму демократии. Никому в своём уме не приходит в голову использовать демократию, например, в научном исследовании, спасательных операциях, назначении управленцев. Даже в самых демократических конституциях и в самых демократических средах выбирают только высшее лицо государства и депутатов, а министров, замминистров, других чиновников, директоров предприятий, генеральных конструкторов назначают. Мало найдётся закоренелых демократов, которые бы хотели, чтобы в случае болезни им назначали лечение посредством проведения голосования, особенно с участием некомпетентных обладателей права голоса. Но в политике считается, что голосующий народ знает, чего хочет и за кого нужно голосовать.


Любой наш гражданин может понаблюдать, насколько хорошо работает демократия на примере своего многоквартирного дома. Жилищный кодекс РФ дарует жильцам самую демократичную демократию — всё определяет собрание собственников простым большинством голосов. Собственникам жилья предоставлены широчайшие права самостоятельно и демократически решать все вопросы и проблемы. Как это работает по факту, мы все знаем. Если нашёлся вменяемый актив, значит в доме может быть порядок, если нет — «власть» возьмёт управляющая, обслуживающая организация и остаётся надеяться только на её порядочность и частные жалобы в надзорные органы.


Примерно такая же история и с «прогрессивными» демократическими системами в небольших государствах типа Швейцарии. Если там народ распропагандировали на что-то для него полезное, то принимаются более-менее разумные законы. Но по большей части отличие той демократии состоит в том, что общество там становится заложником чрезвычайно активного зловредного мещанского меньшинства. А все действительно ключевые экономические и политические вопросы всё равно решаются так, как это видят правящие круги, контролирующие СМИ и общественное мнение. Читатель может навести справки, например, по общественной дискуссии в Швейцарии по поводу её нейтрального статуса и поддержки Украины. Голос разума и интересы швейцарского народа по невмешательству в далёкий для него конфликт были задавлены просто катком государственной и корпоративной (Facebook и Google) пропаганды.


Важно понять, что демократия исторически потому и возникает, что на одной стороне общества сформировалась властность, подлость и лживость, а на другой — подчиняемость, доверчивость и... лень. Насаждаемая большинству лень, как это ни странно прозвучит, — важный структурный элемент демократии. Обычному человеку обещают, что для улучшения его жизни необходимо приложить минимум усилий, а именно прийти и проголосовать на выборах. Поэтому, между прочим, демократия хорошо приживается там, где немалую роль играет сказочное мышление, вера в случай, в догму.


Демократия как форма власти хорошо себя показывает только тогда, когда становится подтверждением реального авторитета выбранного правителя. Но в таком случае прибегают «истинные» демократы и поднимают вой о том, что такая демократия неконкурентная и не соответствует принципу сменяемости власти. И не следует путать авторитет и популярность: первый неизбежно влечёт к устойчивым формам второго, а популярность без авторитета мимолётна и изменчива, подобна моде.


Все эти проблемы демократии при должном размышлении неизбежно приводят к выводу о том, что демократия — это вообще не способ управления государством, не форма правления и не политический режим. А процедуры формирования высших органов государства сами по себе мало что определяют и совсем ничего не гарантируют как в деле реализации воли народа, так и в деле выражения его реальных интересов. Более того, сами интересы народа далеко не всегда им осознаны, правильно поняты и находят какое-то конструктивное выражение.


Грубо говоря, если в стране выработать политику исходя из представлений большинства, то ничего умного там не обнаружится. Люди откажутся от всего, что их обременяет, и немедленно растратят все богатства и ресурсы на сиюминутные потребности. Потому что большинство руководствуется своими частными, локальными интересами, а далеко не общественными и стратегическими. Чтобы народ научился мыслить коллективистски, на будущее, собственно, как народ, его к этому нужно долго приучать, сплачивать и организовывать, а таких примеров в истории демократии нет.


Иными словами, чем полнее демократия, тем общество само себя сильнее разрушает. Чем полнее власть народа над самим народом, тем он быстрее стремится избавиться от всякой власти и впасть в анархию. А анархия своими трагическими последствиями вызовет к жизни новую власть, которая покончит с демократией как с баловством. И люди это охотно примут. Поэтому, кстати, демократию часто противопоставляют порядку и «сильной руке».


Однако сказанное выше не означает ту старую добрую монархическую мудрость, что народ подобен капризному ребёнку и нуждается в патриархальной опеке. Это было бы спекуляцией. Просто демократия — это не форма власти, суть «треугольника» власти, управления, народа состоит в другом.


На примере истории США хорошо видно, что, несмотря на демократию, реальная власть в Америке находится в руках узкого слоя политиков и магнатов, в котором господствует и семейственность, и клановость, и коррумпированность. Но при этом американский народ исправно голосует и выбирает из того, что предлагается. Избранная власть как-то там заботится об избирателях, в чём-то прислушивается к ним, но в целом действует в интересах «элит». То есть американская демократия, в сущности, как концепция власти народа — это обман. Чтобы никто не мог американских демагогов демократии поймать за руку, они специально свели демократию к процедуре формирования высших органов государства.


Лукавство демократии как теории формы правления и политического режима состоит в следующем.


Во-первых, она зиждется на аксиоме о том, что народ осознаёт свои интересы и потребности, способен выдвинуть своих кандидатов. У массы избирателей в демократии «презумпция» компетентности.


Во-вторых, она подкрепляется тем сомнительным тезисом, что политическая конкуренция, свобода СМИ и публичные дискуссии каким-то чудесным образом путём столкновения мнений и политических сил выработают некий баланс, уравновешивающий борьбу различных интересов. То есть реальные интересы народа, реальная воля народа, разумные представления о будущем развитии общества даже в теории подменяются «приведением к общему знаменателю» совокупности разнородных мнений, пожеланий и потребностей.


В целом следует обратить внимание, что в демократическом обществе вопрос о целях общественного развития снимается. Неясно, к чему общество движется. Почти все политические программы демократических партий и политиков обещают абстрактное улучшение жизни, облегчение быта и постоянное реформирование всего и вся. Лично мне риторика демократических политиков напоминает скорее попытку выжить, попытку сохранить государство, дотянуть до следующих выборов. На мой взгляд, в демократии отсутствует какое-либо стратегическое начало.


Часто от главных поборников демократии либеральной ориентации можно услышать такое мнение, что государство не должно мешать им жить, они хотят, чтобы власть минимально влияла на их деятельность и быт. Но ведь мы живём в обществе, и ценность человека состоит в его реализации для пользы общества. Сегодняшнее состояние общества должно меняться к лучшему, к более прогрессивному, гармоничному и, значит, счастливому. Получается метаморфоз: демократия задумывалась как власть народа, а сегодняшние демократы рассуждают как эгоисты и анархисты, которым не интересен ни народ, ни созидательная сила государства, ни будущее общества и его поколений.


В-третьих, демократия в политической теории предполагается всегда представительной, но в ней совершенно не учитываются экономические факторы, власть денег. Деньги, рынок, капитализм наделяют богачей огромной силой влияния на политику. Поэтому многие демократические государства быстро превращаются в олигархические. Концепция демократии чисто политическая, и это один из главных её недостатков, в ней фигура обычного человека формально приравнивается к фигуре миллиардера. Но в реальной жизни миллиардеры способны покупать политиков, голоса, влиять на общественное мнение и т. д. Но это признаётся недостатком не демократии, а самого общества.


Кстати, первоначально республиканизм как противовес абсолютизму и монархии исходил из того, что власть в государстве должна находиться в руках парламента. То есть государством должен управлять не один человек, а коллектив представителей. Это было вызвано не тем расхожим соображением, что много голов лучше, чем одна, а желанием социальных сил, которые выступают за республику, самостоятельное и коллективное управление государством. Как только конкуренция между ними сменилась монопольным положением сильнейших и влиятельнейших, парламентские республики начали трансформироваться в президентские.


В-четвёртых, демократия служит деморализации народа, который из раза в раз оказывается виноватым в очередном неудачном выборе правителей. А если выборы были «конкурентными», это ещё и раскалывает и озлобляет людей. В тех же США сторонники демократов люто ненавидят сторонников республиканцев и наоборот, что не добавляет политике конструктива и, вообще говоря, является надуманным конфликтом. Какая бы партия ни находилась у власти в США, стратегический курс государства не меняется, как и положение народа.


В-пятых, распространение демократии, пропаганда демократических ценностей, наряду с западным образом жизни, давно превратились в актуальную форму идеологии англо-саксонского расового превосходства. Наиболее яростные критики всех и вся с позиции демократии — США и Англия. Они, словно наставники, поучают все страны демократии. Если им верить, везде демократия какая-то неправильная, потому что требует их одобрения и даже участия (например, такой более чем странный институт, как иностранные наблюдатели на выборах).


Самое смешное, что демократические системы США и Великобритании, мягко говоря, не соответствуют теоретическим эталонам самой демократии. И это их не смущает. Демократическими на Западе принято считать те государства, которые наиболее лояльны США, то есть находятся под их влиянием и контролем, а недемократическими — государства, которые претендуют на суверенитет. Для них даже придумали специальные термины: авторитаризм и тоталитаризм.


Всё это слегка завуалированная перепевка англо-саксонского расизма, который так сильно вошёл в привычку, что его не замечают.


Если отбросить спекуляции по поводу оценок Западом демократичности демократий и всю эту дешёвую пропаганду, то демократия по сути своей — это утопическая надстройка в политике, церемония, призванная удовлетворить, с одной стороны, потребности масс в участии в управлении государством, с другой стороны, потребность правящих кругов и политических сил заручиться поддержкой масс. Поэтому демократия очень часто становится обманом.


Демократия нигде и никогда не работает как методика выработки решений, управления, кадрового отбора, организации и чего бы то ни было практически значимого. Хотя демократические процедуры проникают то тут то там, однако их роль всегда церемониальная. Сама по себе идея что-то решать, определять, вырабатывать, наделять полномочиями посредством голосования всех — утопия, красивая сказка, ведущая только к безответственности и чехарде. Но мы, особенно народы европейской культуры, не можем без этой сказки, нам по привычке кажется неприятным её отсутствие. Если есть демократия, нам кажется, что мы сами решаем, а если её нет — решают за нас. Хотя в реальности демократия не позволяет ничего решать. В демократии все решения, все кандидаты всегда заранее кем-то продуманы и подготовлены, а тот самый демос всегда «голосует сердцем». Это и есть закон демократии.


Что же тогда является противоположностью демократии? Как это ни странно прозвучит, но противоположностью демократии является не тирания или диктатура, которые тоже могут быть вполне себе демократическими, а компетентность. Если люди реально разбираются в вопросе, то им не требуется голосовать, придумывать какие-то процедуры, отражающие борьбу их интересов и т. п. Если есть авторитетное лицо — его нет необходимости избирать и наделять полномочиями. Достаточно осмыслить ситуацию, определить уполномоченных, взять на себя ответственность и действовать сообразно условиям. Но, к сожалению, в большой политике это практически невозможно, ткань общественной жизни слишком сложна, наука слишком бессильна, подлости, мелочности и жалких страстей в людях слишком много. Поэтому приходится как-то извращаться и придумывать какие-то процедуры организации власти, управления и контроля над ними.


Что в таком случае из себя представляет форма правления и вид политического режима? Было бы смешно чисто описательным методом структурировать все различные формы государств, у которых разная историческая судьба и политическая практика, какими-то общими терминами. Форма государства прямо зависит от множества факторов, но прежде всего от конфигурации тех сил, которые господствуют в экономике, способны выдвигать государственных управленцев, наращивать или снижать совокупный потенциал в международной конкуренции. А условием существования этих сил служит сам народ, его воля, деятельность и бездеятельность, его мировоззрение и положение. Поэтому известная присказка, что «каждый народ достоин своего правительства», имеет определённый смысл.


Стало быть, в США своя, ни на что не похожая форма государства, форма правления и политического режима, во Франции — своя, в России — своя. А те государства, которые искусственным образом формировали по «учебникам демократии», или постепенно трансформируются до неузнаваемости (как было с РФ, которую в 1990-е «созидали» чуть ли не с нуля), или «обслуживают» страны, ставшие придатком западных империй, т. е. в которых государственность привозится извне.


Государственность в целом — вещь объективная, зависит от общественного и экономического строя, поэтому во всех странах имеет схожие черты, тогда как формы её как раз сильно зависят от разности условий, исторических, географических, социальных. И пытаться привести формы одного государства к формам другого государства посредством введения процедур, правил формирования органов власти — дело малоэффективное (если не считать колониализм и неоколониализм). Содержание всегда берёт верх над формой, определяет её.


Однако и в формах государства можно найти общие для всех стран закономерности. Это прежде всего такая характеристика отношения власти и общества, как интенсивность и масштабность государственного принуждения. Чем больше государство вынуждено прибегать к насилию, чем меньшая роль принадлежит разъяснению, убеждению, пропаганде, призыву, тем общество более наэлектризовано внутренними противоречиями. Короче говоря, формы государства в разных странах имеет смысл сравнивать по степени репрессивности. Она, например, отражается в статистике по уровню тюремного заключения, налоговых, прочих преступлений и других правонарушений на душу населения.


В мире практически не осталось крупных государств, которые бы не связывали себя с демократией, не называли бы себя демократическими. Всякая власть стремится хотя бы на словах себя объявить властью народа. Это связано с чрезвычайной вирусностью концепции демократии и широтой её трактовок. Демократия как идея постепенно подменила в общественном сознании тезис о том, что власть от бога, став очень удачным её заменителем.


Однако о народности власти следует судить по той политике, которая осуществляется, а не по формальным признакам демократической догматики.


Вместо того чтобы рассматривать политическую реальность и историю через призму надуманной теории демократии, тем более в трактовке Запада, было бы полезнее сосредоточить внимание на адекватной оценке действительности, например в изложении Н. П. Патрушева:


«Завоеванию европейцами Нового Света сопутствовал геноцид коренного населения. Из Африки в результате ее раздела и грабежа были вывезены в Америку, в первую очередь в США, более 15 миллионов рабов. На памяти — масштабное выкачивание ресурсов из Южной и Юго-Восточной Азии, „опиумные войны“ в Китае и другие подобные операции. При этом колониально-империалистические проекты планировались и реализовывались прежде всего частным капиталом: купцами, предпринимателями, акционерными обществами и корпорациями, по могуществу превосходившими многие государства и имевшими собственные армии и флоты.


Сегодня на смену ост-индским компаниям и колониальным администрациям пришли транснациональные корпорации, ресурсы которых превышают потенциал большинства государств мира. Политику в странах Запада формируют не избранные гражданами органы власти, а все тот же крупный капитал. Американские оружейные концерны давно чувствуют себя хозяевами Пентагона, а их коллеги из информационных гигантов вроде Google, Meta, Apple, Microsoft и Amazon даже не пытаются скрывать использование в собственных целях технологий по сбору личных данных и социального контроля по всему миру… Действенным невоенным методом укрепления западного доминирования стало психологическое воздействие на жителей других стран и континентов. В течение столетий профессиональные пропагандисты из Старого Света выстраивали аргументацию, согласно которой они не просто несут добро другим народам, но и якобы делают это в форме благотворительности, едва ли не в ущерб себе».


Ещё конкретнее: к началу XX в. несколько европейских держав и США поделили между собой всю территорию Земли, развязав мировую войну за её передел. Новая конфигурация колоний и территорий продержалась недолго и спустя двадцать лет вспыхнула новая мировая война, уже отчасти против СССР, который был не только независимым государством, но и экономически обособленным. После войны сформировался «двуполярный миропорядок». В бурях войн и революций XX в. колониальные и малые народы постепенно дошли до понимания, что они для развитых европейских государств и США лишь кормовая база. Тогда «белые люди» и взяли на вооружение демагогию о хороших и плохих формах государства, о демократии как политическом режиме и форме правления, чтобы подкреплять свою торговую, финансовую и военную гегемонию в области политической теории и риторики.


Анатолий Широкобородов,
специально для alternatio.org


Конституция конюшни


Геннадий Озеров dzen.ru


Конституция конюшни


Ст. 1. Конюшня, это святое место рождения и жизни лошадей.


Ст. 2. Настоящая конституция провозглашает, что все лошади конюшни, это народ конюшни.


Ст. 3. Народ конюшни, обладает неотъемлемым правом собственности на всё, что находится в конюшне, и на саму конюшню. А так же на еду, на здоровье, и на прочие блага жизни.


Ст.4. Каждая отдельная лошадь конюшни, имеет обширные права в голосовании, и полную свободу выражать свое мнение и свои желания любыми доступными открытыми способами для лошадей.


Ст.5. Волею народа конюшни, настоящая конституция устанавливает демократический режим жизни народа конюшни. Это когда каждая лошадь важнее своего ездового или наездника, а ездовой или наездник, обязан выполнять любые желания своих лошадей.


Ст.6. Настоящая конституция, на веки вечные устанавливает наиважнейшее основополагающее демократическое правило свободы, справедливости и демократии, где народ конюшни, является источником власти в своей конюшне. И в день всенародных выборов, народ делегирует власть в своей конюшне ездовым и наездникам, которых он выбирает на свободных демократических выборах.


Поправка 1 к Ст.6. Каждый ездовой или наездник, всегда должен иметь шпоры, нагайку, узду с жёсткими металлическими удилами пригодную для взнуздывания и управления лошадьми, а так же кнут и пряники, ибо сам народ конюшни, обременил ездовых и наездников, высочайшим правом пользоваться, распоряжаться, и управлять лошадьми конюшни и их имуществом на усмотрение ездовых и наездников."


Гениальная цитата С. МОЭМА, показывающая что демократия это фарс и лукавство


КИТЧ &Life dzen.ru


Демократия это миф и фарс. Потому что никакой демократии нет. Если мы живем в материальном мире, а власть является целью, то тогда деньги решают все. Просто не нужно жить в иллюзиях.


Давайте разберем сам термин. Термин "Демократия" пришел к нам из Древней Греции. Демократия это вроде бы как власть народа?


Но есть нюанс. Народом в Древней Греции называли тех, у кого была собственность. Дома, земля, деньги, рабы. То есть власть имели те, у кого было состояние. И они принимали решения, которые были выгодны прежде всего тем, у кого была собственность


И лишние люди им были ненужны. То есть демократия это процесс принятия решений людьми у которых есть деньги. То есть это междусобойчик


Давайте посмотрим на то, что называют демократией сейчас. Типа выборность тех, кто идет во власть. Есть нюанс, власть - это возможности и у тех, у кого больще возможностей, то тот власть и получит.


Как можно сравнить голосующего профессора и какого-нибудь люмпена, которого занесло на выборный участок? Голоса неравнозначны, а значит есть элемент хаоса. Власть же это система, которая хаос должна купировать, не допустить случайностей


Таким образом, демократии нет. С другой стороны, может она особо и не нужна, потому что это ширма.


Американцы по всему миру гонят молекулы свободы и устанавливают демократии. То есть те режимы, которые им нужны. Эта модель используется во всем мире. Взять власть и сделать из нее клуб богатых людей.


изображение из сети интернет и в свободном доступе
изображение из сети интернет и в свободном доступе
У Сомерсета Моэма есть великолепный отрывок, который полезно прочитать каждому думающему человеку:


— Равенство? — продолжал Саймон. — Равенство — отъявленная чепуха, самая нелепая из всех, какие когда-либо смущали человечество. Словно люди равны или могут быть равны! Говорят о равных возможностях. На что людям равенство, ведь им от него нет никакого толка.
Люди рождаются неравными, они разные по характеру, жизнеспобности, по складу ума; и никакие равные возможности этого не возместят. В большинстве люди беспросветно t-упы, Легковерные, поверхностные, беспомощные, откуда им получить равные возможности с теми, у кого есть характер, ум, трудолюбие, сила?
И именно это естественное неравенство людей вышибает почву из-под ног демократии. Что за фарс — править государством, считаясь с миллионами беZ-мозглых!
Во-первых, они сами не знают, что для них благо, и во-вторых, они неспособны воспользоваться благами, которых хотят. К чему же сводится демократия? К тому, насколько убедительны лозунги, измышленные хитрыми, корыстными политиками.
При демократии господствуют слова, причем у оратора редко голова на плечах, а если он и башковитый, ему не хватает времени все обмозговать, его силы уходят на то, чтобы умаслить дурачье, от чьих голосов он зависит. Демократия испытывалась сто лет: теоретически это всегда была нелепость, а теперь мы знаем, что и на практике она провалилась.
Смотрите в чем лукавство. Есть лозунг равенстве. Для молодого человека или для человека которому больно думать он весьма привлекателен. Но равенства нет и быть не может. Так природа установила.


Есть равноправие, то есть одинаковые права и обязанности для всех. И ответственность за деяния тоже равные. Вот именно здесь и есть точка, где рушится демократия


Потомучто демократия это инструмент, которые внушает людям мысль о том, что они могут на что то повлиять мирным путем. Все так и обставлено, чтобы убедить обываетеля в том, чего нет


Есть правило, которые будет исполняться в веках:


Высшая знать живет при коммунизме.


Богатые люди при капитализме


Предприниматели при феодализме


Наемный трудяга живет при рабовладельческом строе


А демократия это для того, чтобы зафиксировать истинное положение дел.


Разве нет?



Другие статьи в литературном дневнике: