Соки ВодыКто, как и когда засыпал голову антисоветчиной. И главное, кому - мне, у которого все складывалось наилучшим образом. Семья, двор, школа. Практически, идеально. После шестого взмолился - почему остальные гуляют от пуза, а я до одиннадцати. Вняли, разрешили до двенадцати. Представляете, подростку двенадцати лет до двенадцати. Без сотового телефона, пейджера или кустах сидящей мамочки. Встречались в Соках-Водах. Идеальное место - акация, буйная сирень, укромные уголки, лавочки, столики, турник. "Соки Воды" - двор попроще. Ритма, к примеру. Или Волшебницы. Актерское общежитие, коммуналки - нарезка для малообеспеченных и многодетных. Нет, были и приличные дома - на Ленина, где собственно магазин "Соки-Воды" или тот, что лицом к Свободе. Интеллигенция - почище, позажиточней. Садились лавочку ногами, лузгали семечки, вкруг дымили южноуральскими. Сиза, Горыныч, Драпа, Старикан, Сима, Охатик, Хабиб. Иногда Лобзик, реже, Иголкин. Говорили о многом. Кто кого - Боцман Пантелея или наоборот. Чей удар сильнее - Страшилы или Пятака. Вспоминали похождения, съемы. Хвастались, делились героическим - задержаниями, приводами. Длинно плевались сквозь зубы, дерзили, зубарили, рассказывали анекдоты. - Мама милая мама, я тебя не ругаю, что меня ты так рано в дэвэка отдала... О политике ни слова. Не интересно, не касается - что-то официальное, строгое, плакатное. Мы с Корнеевым - интеллектуалы. Золотой теленок, Битлы и Ариэль. Одеты почище и морды не кирпича не проят. Чистенькие. Лобзик - вообще пижон. Мелкий фарцовщик. Джинсики, заклееный пакетик из-под итальянской обуви, который выкупил у меня за два рубля, длинный хаир, хэвин гум, аглицкие присказки. Родопи в пачке из-под Мальборо - Корнеев подсуетился, продал за рупь пустую пачку. Плакаты, призывы, лозунги - мимо кассы. Поначалу надписи были вполне человеческими. "Летайте самолетами Аэрофлота", " Не забудьте выключить утюг" или Из Соков шли на Трубы, где слушали приключения хвастливого Петрика или алкогольные откровения Зюпы. Вечерами отец на кухне слушал Голоса. Би-би-си, Войс оф Америка, Немецкую Волну. В девять начиналось главное - танцы. Рассаживались у фонтана, прямо на бортик, курили и здоровались за руку, ибо ритуал. К десяти подкатывали Пантелей, Мотор с Вильямом и Пятак с Князем. Иногда Киса с Гусем. Если были деньги - попадали внутрь, но чаще оставались снаружи. - От снега город белый и никому нет дела, что от меня уходишь ты... Обожал анекдоты. Чапаев, евреи, но больше про Леонида Ильича - сиськи-масиськи. После танцев, разгоряченно вдыхая прохладу, делились прогнозами на девчонок, планами на завтра, необходимостью выяснить отношения с обидчиком или восторженно обсуждали Мухамеда Али. Весело шли до Пушкина, усаживались в скверике Самуила Моисеевича, где старшие и куда более просвещенные товарищи на чисто английском гитарили Битлов, Маккартни или Урию Гипп. Чем не Вудсток. Ежедневно телевизор показывал лична дарагова Леонида Ильича, который целовался с товарищем Хоннекером или обнимался главами среднеазиатских республик. Золотой Теленок - катехизис, талмуд, коран и библия в одном флаконе. Наш. С крышкой из Махабхараты. С любого места, вдоль и поперек, в лицах и монологах. Едкий сарказм, пересмешничество. Остап Сулейман Ибрагим Берта Мария Бендер-бей. Школьные учителя были весьма серьезны, почти сакральны, когда дело касалось идеологии - прям, дыбило изнутри. Монументальная архитектура, заводы-гиганты, гидроэлектростанции, ледоколы - забава для первых шести классов. Удивляло, вселяло, радовало. Но после седьмого, когда либидо бурлит, клокочет и рвется наружу, циклопы увядают. Давай, посущественней, поближе к телу. Однажды принесли карты. Ну, как карты - колоду фотографий. Сами понимаете, каких. Потом появился порнографический буклетик - гром среди ясного неба. Свобода во всей полноте - коттедж, пара мерседесов и пикник во дворе. Квартет. Нагло и радостно глядя в камеру - без тени стыда, сомнения или неловкости. Нарастало постепенно. Шепотки, намеки, подмигивания. Оказалось, взрослые не совсем разделяют красную правду. Только радио, газеты и телевизор. Остальные смеются, плюются и презирают. Особенно, хорошие - с высоких этажей. Салонно, жеманно, пафосно. С безопасного расстояния. Потом, уже в институте, машинка заработает всерьез. Появятся тексты, книги Посев, длинный, полный ужаса шепот за Сталина, а клин в сердце забьет Архипелаг. Фигура завершится, и приговор состоится, пусть немым, тайным словом, но главное, будет приведен в исполнение, после чего все красно-коммунистическое станет отрицательным, в том числе, гражданское чувство, хотя внешне останемся под советской маской на целое десятилетие - Афган, генсекопад, антиалкогольный закон и катастройка.
© Copyright: Адвоинженер, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|