Праздник к нам приходитСкоро придется отписывать поздравления. С чем понятно. И форма есть - поздравляю, желаю. Можно конечно диспозиции добавить - не смотря на ..., эти трудные для нашей родины дни... Первый раз услышал имя лет в... Не помню - мало. От Гоши. Сказал, вождь Ленин, а тот поправил - Ленин и Сталин. Мол, тоже в мавзолее лежит - двое их там, короче. Потом, гуляя по Феодосии, наткнулись на пустой постамент в парке. Остальные были в порядке - девушка веслом, пионер трубой, ведмеди шишки. Шло время. Сталин прятался, но уже не так рьяно. Нет-нет и проскользнет - то в фильме, то в разговоре. К четырнадцати картина уточнилась - уничтожил интеллигенцию и ленинскую гвардию. Видных военачальников, комиссаров, наркомов, писателей, ученых, поэтов. Иногда раздавалось противоположное. Алик - законченный, беспримесный сталинист. Считал, при усах дело шло как надо, но кукурузник махом все просрал, а дарагой Леонид Ильич просто алкаш и придурок. Интеллигенция Кобу ненавидела, при каждом удобном случае демонстрируя презрительное, непримиримое отношение. Мандельштам, Меерхольд, дело врачей, ленинградское дело, тридцать седьмой, Гулаг. Длинный перечень. Но более всего убеждали ссылки на личный или семейный опыт - лагеря, лагеря, лагеря. И реабилитация. Массово. Деда забрали в тридцать седьмом. Правда, быстро отпустили. Хватило на всю жизнь. Старшая сестра бабы Поли, чахоточная, загремела по пятьдесят восьмой. Воркута - там и почила, царствие небесное. Голоса, те напрямую, без стеснения. Галич и Солженицын. Другое дело "комиссары в пыльных шлемах". Тут сложнее. Сам Окуджава выжал слезу. Романтики, ранняя, героическая или мученическая смерть, светлые идеалы, стальные глаза. Получалось, связи между тридцать седьмым, девятьсот семнадцатым и гражданской войной не было. Просто хитрое исчадие, обманом и подлостью завоевав власть, чтобы удовлетворить свои людоедские амбиции и дикие комплексы, всех хороших поставило к стенке. И если бы не Хрущ и двадцатый съезд, истребили бы поголовно всех мыслящих и настоящих. В перестройку пойдет валом, стеной, стремительным домкратом - дети Арбата свое возьмут, а на вопросы о Победе, Науке, Спорте, Образовании и Медицине будут отвечать односложно - вопреки. И я, что самое удивительное, я, которому жизнь улыбалась с первых дней, с пеной у рта, высоким гражданским пафосом и заломленными руками буду костерить, проклинать и ненавидеть - как-будто лично прошел лагеря и доносы, коммуналки и лишенчество, застенки, лесоповал и поражение в правах. Разоблачительный Двадцатый съезд обернется тайным сговором, списавшим ответственность с тех, утомленных кроваво-красным солнцем и расселенных домах вдоль набережной Леты, кто обманом-предательством выдрал власть в семнадцатом и разжег братоубийственную гражданскую, пригвоздившим кромешный ужас железно-советского века к чахлой груди кремлевского горца и, в конечном итоге, развалом союза. Лишь спустя многие печали уразумею, что голосил и взывал не от себя лично - через плачи, стоны и обличения вещало поруганное, запуганное и преданное им господствующее сословие -владельцы смыслов. Те, которые заклинали, призывали революцию весь девятнадцатый век, мечтали, бредили свержением самодержавия. Разбуженные декабристами, укушенные Белинским и Писаревым, приставленные к делу Бакуниным-Нечаевым, они создавали кружки и подполья, метали бомбы, писали манифесты. Слово - хитрая штука, многогранная, таинственная. Владельцы смыслов умеют повернуть на девяносто, развернуть на сто восемьдесят, обратить в отрицание или ничто. Вроде, нематериальное, на самом деле - живее всех живых. И это было ни не возмездием, ни судом - обычный прагматизм, логика системы, процесс построения деспотии и утверждения соответствующей власти, осложненным многочисленными угрозами, исходивших, в том числе, от новой красной аристократии. Сын земли, последователь Диониса, он, поднявшись к вершинам Аполлонического логоса, став единственным и наличным Отцом, затмил и поместил в застенки весь Пантеон прежних богов. И принеся невиданную сакральную жертву, просветил, оживил материю, заставив двигаться по собственному Плану. Находясь обычности мы не видим мифа, героя, бога или антихриста - цены, коммуналка, школа, работа. Прозаичное, обыденное, рутинное. И наша подлинная личная история, душа, бытийные основания отодвинуты вглубь - в невидимое и далекое. Сама жизнь, реальность, действительность воспринимается только как здесь и сейчас. Остальное - несущественно ибо не налично - в лучшем случае, костюм пристойности. И тем не менее мы все еще там, в революции, гражданской, тридцать седьмом и великой отечественной - та часть души, которая когда-то слилась с Неуловимыми Мстителями, Валей-Валентиной, Гренадой, Павкой Корчагиным, Василием Теркиным, Курчатовым и Гагариным. Это и есть живое состояния. Там, в точке страдания болью и скорбью длятся гражданская и тридцать седьмой, Гулаг и Холокост, а в точке радости салюьуют Победа и Космос. Поэтому, будучи закрытыми, замкнутыми, заинтерьеренными, захваченными чужими словами, заваленными вещным хламом, зарутиненными повседневностью, мы все еще по-человечески, по-христиански живые. Мучительно долго, будто пришелец с планеты Ка-Пэкс или случайно залетевший метеорит, жил снаружи нашей общей истории - прекрасный чужой хороший. Пока сам не сломал фигуру, не разбил молотком невыразимо прекрасную поверхность Климта. Узнай себя, написано на храме Аполлона. Не бойтесь узнать- тогда все получится. © Copyright: Адвоинженер, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|