перемена
Спросил, как праздники.
Алла, сделав равнодушное лицо, съязвила: праздник как праздник, только подруга пришла с температурой, а у них внучка гостит, еще бабка притащилась с пирогами, а потом зять заявился - напомаженный и благоухающий. Сам понимаешь, - криво улыбнулась она, - настоящий мужик, сходу отказался помогать дочери, которая жутко умоталась пока носилась туда-сюда.
Далее разговор перетек на гаранта.
Алла горячий фанат президента. Ей нравится все - стиль, манеры, юмор, голос, а особенно то, как он дарит цветы президентшам.
Подозреваю, само имя-отчество выступает магическим квадрантом, поскольку и Познер, и Маяковский при всей непохожести до сих пор в состоят у нее в любимчиках.
Под занавес печально поведала о декабристах с первого канала.
Сделали сериал, - вздохнула она, - и теперь народ спорит, что было если бы у них получилось, гражданская война или европейская демократия.
Отец считал Союз непроходимой страной, а Сталина исчадием, и хотя настоящего право-закона тут нет, не было и не будет, жить нужно честно.
Быть порядочным, законопослушным, интеллигентным и, что особенно важно, профессионально состоятельным.
Профессию выбирать подальше от идеологии - физику или математику, на худой конец, инженерию, где в счет ума и таланта можно достичь легального благополучия - само собой, относительного. Все лучше, чем на заводе или колхозе.
Стать доцентом или профессором, рано или поздно сложатся приличные жилищные условия, а доцентская зарплата позволит худо-бедно жить-поживать: нормально питаться, жарить отпуск на море, блатовать демократовские вещички, а при удачном стечении обстоятельств, глядишь, и загранка обломится.
Не подкопаешься, и что там у кого в душе, любит, ненавидит или равнодушен, важен артикул лояльности - пара фраз за Ленина, социализм или последний съезд, и порядок.
Комсомол и профсоюз - да, никуда не денешься, только не партия - туда не можно.
Советский человек, но не истово, с оговорками, понятными узкому кругу.
И непременно быть настороже: избегать провокационных тем и откровенных разговоров - помни, в любом коллективе как минимум пара сексотов; на официальных мероприятиях вести себя скромно, на лекциях по общественным наукам не выступать и вообще, идеологически не выделяться, но на всякий случай, нести общественную нагрузку типа культ-массового сектора.
Напротив, в науке, спорте или учебе, деятельная активность и признанные успехи всячески поощрялись и приветствовались.
Знай наших!
К числу законных удовольствий относились книги, особенно запрещенные, пластинки, сухое вино, черный кофе и сигареты с фильтром;веселые, продуктово обоснованные, командировки в Москву, Питер, Киев, Ереван или Тбилиси, а если подфартит, Прибалтику; шахматный блиц, дружеское застолье, анекдоты, отдых Крыму-Кавказе или Рижском взморье, изящный флирт и вообще жуирство, но главный элемент оставался неизменным - профессионально-научное творчество. Тут безоговорочно, особенно, если наука настоящая.
В конце концов, счастье выглядело так. Любимая женщина, которая потом жена, семья и дети, родня во здравии, друзья - чур, подлинно-настоящие, трех, лучше, четырехкомнатная квартира в центре, машина и дача, профессорство на престижной кафедре, статьи и монографии, столичные конференции, ведомственный санаторий, домашняя и необременительный блат.
И если бы не перестройка, так бы и было.
Разменяв квартиру родителей мы получили двушку неподалеку от центра, а после смерти дедов образовалась реальная возможность слить две двушки в одну элиту.
Закончив аспирантуру и став заведующим лабораторией, а главное, проведя удачные лазерные эксперименты, оставалось лишь оформить диссертацию.
Ближайший народ защиты проходил на ура - один по лазерной сварке, другой по голографии, остальные были на выходе либо посередине.
Мы вели обычную, почти научную, но главное, морально безупречную жизнь. Пили пиво из ближайшей пивточки или недорогое сухое, иногда коньяк, но чаще спирт, которого с избытком хватало на все. Читали Петушки, Архипелаг, Лебедей, Зиновьева и Замятина, Владимова и Шапиро, пересматривали Тарковского, восхищались Босхом и Дали, презирали передвижников и Могучую Кучку, посещали гастроли Московских театров, взахлеб поедали рок и запрещенных бардов.
Иногда подрабатывали репетиторством, курсовыми, дипломами или шабашили, а летом отдыхали на Черном море.
Все при квартирах, семьях и детях, да и родня старалась вовсю. Помогали как могли - соленья, грибы, варенья и даже дефицитные шмотки
И много-много говорили.
Социализм - гнилая, порочная система, компартия - мировая секта лжи, Сталин - сплошной Гулаг. Короче, СССР - ад, тюрьма и казарма в одном флаконе, страна, где гибнет все талантливое, неординарное или инакое.
Запад напротив. Высоченные зарплаты ученых, настоящие кино, музыка и литература, вдоволь еды, вдоволь одежды, жизнерадостные, здоровые, улыбчивые люди, безупречный сервис, свобода передвижения и секс без ограничений - рай, в котором каждому по заслугам.
Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. По поводу и без.
Более того, люди делились ровно надвое. Наших, кто понимает, и остальных - тех которые не понимали в силу собственной ограниченности либо по должности, и поэтому воспринимались совсем чужими, невзирая на степень родства, учебу в одном классе или проживание в соседней квартире.
Фарцовщики - молодцы конечно, но все-таки не интеллигенция; торгаши, те вульгарные и противные, но куда деваться, полезные, а начальство, само собой, тупые чурбаны и карьеристы - маленькие сталины; свободно дышать можно только в курилках, подвалах, бойлерных или на кухнях - там, где собирались неформалы антисоветской направленности - художники, музыканты и поэты, реже, инженеры или ученые, или просто пьяницы из подворотни - эти представляли подлинно глубинный народ, голос которого отказывалась слушать злобно-коммунистическая власть.
Так мы терли-пережевывали Афган, пока груз двести не наложил печать на уста, потом веселые похороны дорогова Леонида Ильича.
При Андропове копеек на тридцать подешевела водка - к сожалению, Юрий Владимирович быстро приказали, но когда под руки вывели по-детски улыбающегося Устиныча, народ хохотал в голос: дорогие товарищи, вчера, после долгой и продолжительной болезни, не приходя в сознание приступил к исполнению обязанностей генерального секретаря коммунистической партии советского союза Константин Устинович Черненко.
Восемьдесят четвертом здорово напугал сбитый южнокорейский самолет - казалось, еще чуть-чуть, начнется война, и вдруг наступило это.
Поначалу удивились: молодой, еще шестидесяти нет, даже пятидесяти пяти, но говорит ртом, буквы не вяжет и слюнями не брызжет.
Выскочил из автомобиля, стал пожимать руки - это-ж надо-ж, вот повезло так повезло. Демократичный, и жену не прячет.
Как-то принес в лабораторию секрет. Тсс...
Пленочка. Магнитофонная. Типа диссидентская, где секретный кликуша полтора часа завывал о том, что все неудачи - дефицит, отставание в группе бэ, нехватка персональных компьютеров и инвалидных колясок, вызвано одной единственной причиной. Пьянством. Тут корень - не будет пьянки, рванем в поднебесье, да и сама пьянка не наш порок, а проплаченная цэрэу диверсия.
Народ молчаливо кивал, особенно первые пять минут. Ровно до законного глотка.
И началось.
Повырубали виноградники, ограничили торговлю, потравили сухое вино, развели безалкогольные свадьбы и спустили талоны на водку.
Дикие, темные очереди, где люди ползли по головам, продавали места, иногда погибали. Гидролизный алкоголь, самострочное вино, рукодельные скороспелые томатовки, клюквянки и смородиновки, но больше палево - химия и одеколон.
Водку торговали ночные окна с бабушками, таксисты и цыгане, а на кухнях появились баллоны с резиновыми перчатками на горле.
Все смешалось в доме Облонских - тотальный дефицит и откровенно-наглое лицемерие, пустые прилавки под звонкое вранье о перевыполнении плана, отсутствие вещей повседневного спроса, объясняемое временными недостатками планирования, угроза атомной войны и набившая оскомину борьба за мир.
Алкогольное унижение ускорило процесс в разы - в конечном итоге получили глухую, тотальную озлобленность, беспримесный нигилизм и полное недоверие к власти.
Плюс интеллигентское неприятие совка, некогда выражаемое шепотом, иносказательно, а теперь все громче и настойчивей. Фильмы, песенки, интервью.
Следующим номером будет непонятно откуда взявшийся дефицит сигарет и зеленый, необжаренный кофе вместо черного.
Короче, напрягли по самое не хочу, унизили и светлых пятен не осталось - от этого государства только зло и мука. Точка.
Проклятия зазвучали вслух и повсеместно - громко и внятно, с руганью и стонами. Тут и черта подоспела - так жить нельзя, и лозунг подходящий обозначился. Перемен, мы ждем перемен.
Дождались
Другие статьи в литературном дневнике:
