Маршрут любвиНелюбовь Холодный колючий ветер рывками бросал дождь со льдинками и снегом в лицо, заставляя пригнуться ещё ниже под тяжело нависшими облаками. Высокие стойкие берёзы низко кланялись ветру и с холодным звонким стуком скидывали наледь с хрупких веток. Раскисшая каша из мокрого грязного снега, льда, воды на дороге сильно затрудняла и так нелёгкий путь. «Вот и всё, вот и всё…», - одна лишь мысль стучала молоточком в голове. Всего одна мысль и мучительная боль в окаменевшем сердце и онемевшей душе. Чёрная вывороченная комьями земля из вырытой могилы. «Вот и всё», - гроб на стропах медленно двинулся вниз. Страх, чтобы не уронили. Зачем-то подняли. Оказалось, не той стороной опускали. Ветер непогодой разрывает воздух, мешает дышать. Мокрый снег с ледяным дождём даже в радость – освежает лицо, что пылает от горя и невыплаканных слёз. Слёз, что копились в душе много-много лет, слёз, которые волей и разумом загоняла во внутрь те же долгие годы. Рвущий вселенную моей жизни удар брошенной земли на крышку гроба. Вот и всё … Нет осталось даже доброй памяти… На высокой берёзе громко и противно каркнула ворона. Стало страшно. Кладбищенские рабочие утрамбовывали холмик из мёрзлой земли со снегом. Они с силой били по нему лопатой, и я вздрагивала от каждого удара. Захотелось крикнуть: «Ей же больно! Там лежит моя мать. А вы её ... лопатой»… Сердце превратилось в камень. Но съёжившийся твёрдый комочек всё-таки продолжал громко стучать, периодически сбиваясь с ритма и норовил выпрыгнуть, разорвав грудь. Сердце – камень. Вспомнился камушек, по форме и размеру с яичко и такой же гладкий. *** - Я в отель, - говорю брату, - он сочувственно гладит меня по плечу и, не найдя слов утешения, кивает головой. Брат понимает меня, и я благодарна ему за это. Только в номере почувствовала, насколько промокла и замёрзла. Встала под горячий душ. «Вот и всё, вот и всё… всё…», - комок в горле перекрыл дыхание, в груди душевная боль взорвалась плачем, который вырвался с криком рыданий. Слабость подкосила ноги и я, лёжа на холодной плитке пола, пыталась заткнуть рот кулаком, чтобы истеричными воплями не напугать персонал отеля. Мамы больше нет … И сегодня, закопав в землю её бренные останки, похоронили мои надежды на её любовь и понимание… Слёзы, невыплаканные долгими годами, силой загнанные и спрятанные далеко в душе, потоками горных рек выливались с сердечной болью на свободу и не приносили облегчение. С трудом добралась до аптечки, что давно уже заменила мне косметичку и приняла все, заранее предусмотренные, успокоительные препараты. Немного отпустило. Встала у тёмного окна. Мне всегда это нравилось. Успокаивало, дарило надежду и мечты, в которых я проводила жизнь. Возможно, мне они её и продлевали. Когда тихо и темно, мир казался большим, добрым и тайны тёмных улиц, фонарей, чужих горящих окон, одиноких прохожих поглощали мою душу и наполняли любовью, которую я себе придумывала. Любовью, которая была мне заказана по рождению. Почему-то вспомнилось, как смотрела из чужих подъездов в окно нашей квартиры, где на кухне жарили картошку. Меня, как это часто случалось, в очередной раз выгнали из дома. Осень, непогода. За тонкой тюлевой занавеской вижу, как садятся за стол мать с отцом и брат. Чувствую вкус поджаренной корочки, сала и представляю с каким удовольствием, причмокивая, отец собирает кусочком хлеба поджарки и оставшийся жир на сковороде. Я очень хочу есть. Душит обида и чувство ненужности уничтожает меня. Я – никто. Где-то наверху хлопает дверь, спускаюсь бегом по лестнице, кажется, что все догадываются, какое я ничтожество. Осуждают, обвиняют и мне так не хочется жить… Припудрившись, спустилась в бар. «Вам плохо, нужна помощь?» - волнуется бармен. Прошу включить музыку, не могу оставаться в тишине и одиночестве. Заказываю кофе. Мне абсолютно безразлично моё здоровье и моя жизнь в целом. После горсти успокоительных таблеток медленно смакую кофе с коньяком. Скоро женский праздник. В этом году он мне сулил, если это было возможно, счастье. Оказалось, что невозможно. Были собраны чемоданы, когда брат сообщил о смерти матери. Вместо Рима, я поехала на похороны. Вспомнила первую любовь. Тоже не состоялась. Долгие годы терзалось сердце непониманием за что. За что он меня бросил? Почему не написал? Узнала спустя много лет. Случайно нашла у матери несколько писем, что он, оказывается, писал, уехав далеко на границу. Писал о любви, встрече… Он тоже ждал… Но она решила так. «Он тебе не пара», - и, как всегда долго, обвиняя и оскорбляя, объясняла почему. Ни музыка, ни кофе, ни коньяк - ничто сегодня не успокаивало. Мысли, вырвавшиеся из плена, устроили адские пляски воспоминаний и жестоко терзали мою душу. Пытаюсь убедить себя, что всё правильно. Она прожила долгую и счастливую жизнь, испытав в ней радости, которые не достались нам с братом. «Зато теперь не надо приезжать, бояться позвонить в женский день и в день рождения и часами слушать о том, как я испортила ей жизнь и какая я «тварь», - думала, уговаривая себя успокоиться, но сердце – камень рвал грудь. Это с годами я узнала об эмоциональной тупости, эмоциональной холодности. Узнала о зависти и ревности матери к дочери. С помощью психологов поняла, что её эгоцентризм граничил с психическими отклонениями. Узнала, но легче не стало. К обиде, взращённой с детства, присоединилась жалость. А ещё всегда был стыд. Стыд за то, что никто не поверит в действительность происходящего кошмара в моей жизни, не обвинив в этом и меня. И загоняла глубоко истинные чувства, надевая маску благополучия и покоя. Вернувшись из бара и увидев себя в зеркале, с испугом отпрянула: глаза – щёлки на опухшем в страшных красных пятнах лице. «Посмотрите, - вспомнился весёлый голос матери, - Тоська у нас - пятнистый олень!» И заливается смехом, хвастаясь, как метко она умеет давать прозвища. Это про ненавистные прыщи, что красными пятнышками поразили моё подростковое лицо. «Да открой лоб, - резким движением тяжёлой крупной ладони, убирает чёлку, -прикрыла свои прыщи жирными волосами» … На разрешение помыть волосы – отвечает категоричным отказом. Значит завтра в школе буду опять стесняться, а может даже и прогуляю. Ведь дети жестоки и частенько мне доставалось за неопрятность, которая от меня не зависела. Подобострастно смеётся отец, глупо улыбается брат и с бьющимся сердцем делаю попытки смеяться и я. Продолжаю ощущать на лице тяжёлую материнскую ладонь, которая била сильно и жестоко. «Уйди, - кричит, - уйди. Или убью». Я выбегала в подъезд, часто босиком и, зарёванную жалели соседи. Разрешали постоять у них в коридоре. Всё теплее ногам, чем на холодном бетонном полу подъезда. «Не доводи до греха - говорит мать в минуты мира и покоя, - я ведь действительно могу убить. Поэтому уходи». Непонятный страх, и я прижимаюсь к ней, чтобы любила, не убила и всячески стараюсь угодить. Отец трусливо молчал и верил, что я худшая дочь на всей планете. *** Господи, почему так больно, почему так тяжела потеря человека, который обижал тебя не только больше всех, но и жёстче, зная твои самые уязвимые места? Почему, когда я ждала иногда этого освобождения, дождавшись, мне хочется всё повернуть назад? До боли потребность дарить матери тепло, любовь, помогать, заботиться о ней. И вдруг понимаю, несмотря на то, что сама уже давно не девочка я, как маленький ребёнок, всегда ждала от неё любви. И, похоронив маму сегодня, поняла, что этого в моей жизни уже не случится. Я не дождусь любовь и ласки матери, которую, несмотря ни на что, любила и ждала чуда озарения всю свою жизнь. Я многое понимала умом, мне подробно объясняли психологи, как вести себя и чего ждать. Вернее, не ждать ничего хорошего. Убеждали, что чем дальше, тем будет хуже. Пытались заставить полюбить ту «маленькую обиженную нелюбимую девочку», что жила во мне и мешала быть счастливой в моей взрослой жизни, большую часть которой я уже прошла. Священники уговаривали простить и молиться. Я всё принимала. Давно простила и понимала, но сердце и разум часто идут параллельно … Слёзы закончились. Усталость свалила меня под утро и стук в дверь прервал беспокойный сон, в котором я опять ругалась с матерью… *** Яркое солнце прогоняло хмурый февраль. Текли ручьи и птицы, ликуя, возвещали приближение долгожданной весны. С трудом пробирались по кладбищенскому бездорожью. Даже здесь, оставшиеся на этом свете, пытались урвать чуточку больше земли, перекрыв оградами все дороги и пути. На берёзе, рядом с могилой, сидела стая голубей. И опять где-то громко и неприятно каркала ворона. До чего же хотелось прилечь на холмик, обнять его и говорить … говорить … говорить с мамой. Сказать ей, как я её люблю и как буду о ней молиться. Мне вспомнился подаренный камень и ладонь ощутила его тепло. И Бог с ним, последним женихом в моей жизни, с которым я не полетела в Рим. «Всё равно ведь ничего не получилось бы», - подумала и успокоилась. Меня всю жизнь раздирали внутренние противоречия: в стремлениях к любви, теплу, вниманию и ласке я всегда боялась эмоциональных и даже физических ударов и предательств. Заложенные в детстве страхи убеждали, что близким доверять нельзя. Именно они бьют больнее всех. В своей скорлупе одиночества мне было спокойно, безопасно и не страшно, что кто-то обидит или предаст. Зато теперь у меня появилось важное дело в жизни – с любовью молиться за упокой души моей беспокойной нездоровой матушки и не бояться, что она отвергнет мою любовь. Я придумаю себе память, покроюсь ею, как бронёй, отпущу невзгоды жизни из заколдованного круга детских страданий и, возможно, стану счастливой. Ведь мне уже никто не расскажет, какая я дрянь. 17.02.2019 Маршрут любви Полдень. Душная маршрутка. Вдруг раздался голос нежный, Дед, амуром вдохновлённый, Начал целовать старуху, «Пап, возьми меня за руку! Всех парнишка позабавил «Пассажиры! Посмотрите, Средних лет смурная дама, Тут бабуля в шляпе мятой, И, достав из сумки старой Воцарил в маршрутке праздник. © Copyright: Ирина Петал, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
