Памяти Рязанова«Ирония судьбы» – новогодняя сказка по-русски, которую следует смотреть привычно-неглубоко: два часа до наступления Нового года, оливье, охлаждающееся шампанское, десятки пустоватых, но искренне-тёплых взаимопоздравлений по сотовому и соцсетям. Потому что как только начинаешь анализировать смыслы Рязанова, праздник испаряется и открывается родная безнадёга. Но поскольку голоса технократов о том, что Ипполит – жертва вздорной бабы и маменькиного сынка звучат всё громче, напишу несколько строк. Рязанов вынес приговор не только однотипной советской уравниловке, но и обществу получивших от Горбачёва внезапную свободу комсомольцев, мгновенно ставших демократами. Потому что само наполнение слова свобода для них – свобода поступков, ведущих к моему личному благу. Ипполит таков ещё к середине застойных 70-х. Новейший «Жигуль», дефицитный парфюм, стол по блату (достать тот ассортимент продуктов, что вкушают герои, в Москве и Ленинграде без связей очень дорого, а в советской провинции – невозможно). В общем, преуспевающий, ответственный и властный топ-менеджер, по меркам той эпохи. «Надо было поменьше рефлексировать, пишут технократы – и вышвырнуть Лукашина на мороз, хоть в одних трусах. Его проблемы, даже если он ни в чём не виновен и на Надю действительно не претендует». Что ж, подход вполне в духе современного общества. Случается, впрочем, и в этом обществе «ирония судьбы» – преуспевающий топ-менеджер заболевает и попадает под нож во время операции к рохле и неудачнику Лукашину. Или – ближе к 70-ти, всё ещё внешне цветущий-преуспевающий, но внутренне разбитый, ощущает бессмысленность накопления капитала, и об иных смыслах ему способна поведать лишь та вздорная баба из прошлого, училка литературы Надя. Ой как бывает. Но сказ не об этом. В данном случае, он о том, что крутому мужику, способному шикарно жить хоть при Брежневе, хоть при Путине, не говоря уж о Горбачёве с Ельциным, положено статусную бабу – чтоб не только с внешностью, а с интеллектом выше среднего, голосом для музицирования на гитарке и золотыми руками на кухне. Не стыдно показаться рядом с ней в обществе нужных людей. Да и вообще, такая партнёрша повышает мои личные акции в делах. – Обойдёшься! – отвечает ему Рязанов всем сюжетом новогодней картины. Не по Сеньке шапка. А уберёт тебя… ну, скажем, маменькин сынок с интеллигентскими сюсюканиями и банальной внешностью сотрудника НИИ, совершенно не умеющий выпивать к своим 30-ти годам. Вот ему ты и проиграешь вчистую. Технократы начинают беситься, подводя фиаско Ипполита под теории Лабковского: у Нади материнский инстинкт, русских баб можно брать на жалость, в отличие от европеек и американок, а их внезапный каприз «назло» затмевает (подчас) все здравые житейские вещи. Особо проницательные дописывают: этой рохлей-интеллигентом Лукашиным можно управлять, от быта до постели, что Надю, с её ценностями тотального матриархата, полностью устраивает. Лишь одно простое объяснение неизменно ускользает от радетелей мужиков с железными яйцами (пардон за французский). Душу не разглядеть, а когда её поранят по-настоящему, начинаются истерики, капризы и манипуляции, что никогда не позволит себе даже пьяный Лукашин. Приговор Ипполиту – все эти нелепые камбэки с принятием ванной в зимней одежде. Лукашин-то может и в самом деле улететь утром первого января в Москву и не вернуться к ней (он и не собирался, как типичный инфант). Что ничего не меняет: Ипполит Наде более не нужен со всем набором советского дефицита. Завидовать, кстати, нечему. Лукашин нечаянно обретает красавицу-жену и родственную душу; возможно, со временем он избавится и от тотального диктата гиперзаботливой мамочки, но Рязанов точно завершил сказку именно там, где вступает проза. Грядут перемены, Ипполит преуспеет в 90-е, Лукашин всё так же будет оперировать, не умея открыть частную клинику, Надю ближе к 50-ти завалят бессмысленной педагогической бюрократией в школе, а то и заставят карусельничать на выборах. И та ночь на 1 января 1976 года останется одним из немногих маяков в их жизни, что не позволяет расстаться. А Ипполит со временем забудет даже её имя. И не узнает при встрече десяток лет спустя, а узнав, быстро и по-деловому избавится от любого общения. Вот это – та реальность, которую следовало снять во второй части, вместо глуповатых флэшбэков и пустых слов. Но вся эта бытовуха никогда не отменит того настоящего, что так редко посещает этот мир. В тот промежуток новогодней ночи, где Лукашин почти протрезвел и просто разговаривает с Надей, причём вовсе не о любви. В том внешне второстепенном эпизоде на кухне они оба настоящие. Вне хлама эпох – хоть нынешней, хоть грядущей. И видно, что такими останутся (Мягков и Брыльска передают это на экран гениально). И единственная трагедия тогдашнего Ипполита – лишь в этом. Он так не способен. В свой самый лучший день.
© Copyright: Константин Жибуртович, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
