172
Ььььь: литературный дневник Свобода как ценность со времен публикаций работ Э. Фромма и Исайи Берлина оценивается двояко: как свобода позитивная и негативная. Позитивная свобода присуща мыслителям континентальной Европы. К таковым, например, относятся Гегель, Руссо и Маркс. К апологетам негативной свободы Берлин причисляет Локка, Гоббса, Бентама и др.
Чем они отличаются?
Например, Ч. Тэйлор говорит: позитивная сворбода опирается на идею «осуществления» («exercise-concept»): обладание позитивной свободой может означать, что индивид свободен внутренне и должен быть способен благоразумно действовать в соответствии со своим «Я». Предположим, богатый и влиятельный деятель является одновременно наркоманом. Он может обладать большой негативной свободой, но иметь очень мало позитивной свободы, согласно Тэйлору. Позитивная свобода влечет за собой пребывание в положении взрослого, зрелого человека, способного принимать решения, свободного от внутренних ограничителей (слабость, страх, невежественность и т. п.).
Таким образом, внутренняя свобода разрешающая себе быть собой в рамках социальной системы - есть позитивная ответственная свобода. А внешняя свобода, которую дает тебе закон или институции, есть свобода отрицания. Это свобода избегать всех форм внешнего влияния, будь то сексистские, классистские или, допустим, расистские подталкивания.
Свобода "для" и свобода "от".
Если уж кому-то хочется свободы, то нужно выбирать свободу "для".
А. Дугин:
Либерализм - это отвратительное, человеконенавистническое, подлое учение. Он омерзителен в теории и на практике. Если бы мы знали, что стоит за красивым иностранным словом "либерализм", мы отшатнулись бы, ужаснулись бы, бросились бы бежать от него как можно быстрее и как можно дальше. Пора называть вещи своими именами, нас слишком долго запутывали...
На первый взгляд слово "либерализм" отсылает нас к идее "свободы" - латинское libertas. Получается, что "либералы" суть "поборники свободы". "Свобода" для русского слуха звучит притягательно и заманчиво, зазывно, потаенно... Русский дух любит свободу, и земли наши - возможно, поэтому - не имеют конца, они бескрайни, как наше сознание, как наш рассеянный, немного неуверенный взгляд внутрь самих себя... Однако это обман, подмена, нас хотят смутить, обобрать, дезориентировать... Не выйдет.
"Свобода" в либерализме понимается совершенно не по-русски, это негативная свобода. Лучше всего сослаться на общепризнанного теоретика либерализма - ведь он знает, что говорит - английского философа Джона Стюарта Милля. Что говорит нам о свободе этот столп либерализма, почтенный английский джентльмен, чье имя украшает философские словари и научные энциклопедии? Почтенный Милль не может ошибаться, не может, ему виднее.
Оказывается, по Миллю, есть две свободы, обозначаемые к тому же разными английскими словами. "Свобода" как liberty, и "свобода" как freedom. Это совсем разные вещи, уверяет нас Джон Стюарт Милль. Liberty - это то понятие, из которого возник термин "либерализм". Но тут-то и начинаются сюрпризы: "liberty", по Миллю, это "свобода негативная", "свобода от". Ее Милль считает самой главной, важной и единственной.
Милль конкретизирует: задачей либералов является освобождение от социально-политических, религиозных, сословных традиций и взаимообязательств. "Свобода от" - это свобода индивидуума от общества, от социальных связей, зависимостей, оценок. Либерализм настаивает: мерой всех вещей является "торгующий индивид", он - смысл бытия и полюс жизни. Не мешайте ему делать, что он хочет, т.е. торговать, и мы попадем "в счастливейший из миров". Торгующий индивид, движимый эгоизмом и алчностью - а "эгоизм" и "алчность" считаются добродетелями либеральной философии, - должен быть взят в качестве универсального эталона. Все правовые, административные, нравственные, религиозные и социальные ограничения должны быть с него сняты; произвол его капризов, его интересов, его расчетов и выгод ложится в основу новой системы ценностей.
Это было поистине новаторством для своего времени: нет больше религиозных и нравственных норм, нет сословных обязательств, нет контроля государства и общества над хозяйственной деятельностью, в перспективе нет вообще ни государства, ни общества - лишь хаотическая игра торгующих индивидуумов, без родины, веры, этики, культуры, не управляемых и не ограниченных ничем: каждый стремится к удовлетворению своих влечений, и лишь одна иррациональная инстанция - "невидимая рука рынка" - направляет этот процесс к заветной цели: чтобы жирели жирные, богатели богатые, преуспевали удачливые и радовались преуспевающие.
Это и есть "свобода от", отрицание в ней вполне конкретно, то, от чего предлагается освободиться, - вещи осязаемые и реальные. Да, человека в обществе ограничивают многие вещи, и процесс избавления от этих преград, нравственных норм и социальных обязательств вполне прозрачен - меньше налогов, меньше запретов, меньше отчетов.
Но тут возникает каверзный вопрос: а для чего нужна такая свобода? "От чего" понятно, но "для чего"?
Тут Милль подбирает новое слово - freedom, понимая под ним "свободу для". Ясность, пафос и последовательность либеральной философии Милля останавливается перед этим пределом, как курица, завороженная чертой на песке. "Свобода для" кажется ему пустым и бессодержательным понятием. Оно пугает Милля и либералов тем, что отсылает к глубинам метафизики, к основам человеческого духа, к безднам, с которыми не так легко справиться. "Свобода для", freedom, требует более высокой цели и более фундаментального понимания человека. Она ставит трудные вопросы: в чем позитивный смысл жизни? Для чего человек трудиться, живет, дышит, любит, творит? Куда и зачем направить тот сгусток энергии, с которым человеческий детеныш рождается в мире людей, возрастает в нем, делает первые шаги, говорит первые слова, сажает деревья, строит дома, заводит семью? "Свобода для" - это удар по струне человеческого сердца, это новый животворящий мрак, куда нас бросает философское вопрошание... Это риск, это безумие, это вызов, это далекий зов наших последних, глубоко запрятанных бездн...
Джон Стюарт Милль бледнеет перед этим вопросом, он подавлен ужасающим бытийным объемом открывающейся позитивной свободы, он не знает, что с этим делать, он пасует, он прячется, он уходит от ответа.
Тут на горизонте европейской философии появляется худой немецкий профессор славянского происхождения. Тонкие желтые пальцы ловко и немного брезгливо хватают англичанина за мочку пуританского уха.
Фридрих Ницше, блистательный, беспощадный, фатальный, как ветер пустынь сирокко:
"Свободным называешь ты себя? Твою господствующую мысль хочу я слышать, а не о том, что ты сбросил ярмо с себя.
Из тех ли ты, что имеют право сбросить ярмо с себя?
Таких не мало, которые потеряли свою последнюю ценность, когда освободились от своего рабства.
Свободный от чего?
Какое дело до этого Заратустре!
Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего?"
"Так говорил Заратустра (о пути созидающего)"
Одним этим коротким пассажем либералы окончательно и бесповоротно уничтожены. На них поставлен крест - немногие способны преодолеть проклятие Заратустры. "Свобода от" - это чаяние извечного законченного раба, свободный дух выбирает только "свободу для" - с нее он начинает и ею заканчивает. Ты хочешь торговать, мужчина? Иди и торгуй, не хочешь, не иди и не торгуй! Вставай, улыбайся, твори, рискуй, ошибайся - ты заплатишь за все и по полной шкале, и никто тебя не спасет от жестоких и беспощадных стихий полнокровного живого человеческого бытия. Гарантировать "свободу от" невозможно. Свободу берут сильной мужской рукой и больше не хнычут и ни от кого не ждут пощады.
Либерализм - политическая платформа уродов и пройдох, стремящихся правовым образом сохранить награбленное, уворованное, стащенное. Русскому человеку такая гадость чужда. Мы гордый славянский народ, сильный и смелый...
Почему же мы веками стоим на коленях? - спросит язвительный англосакс, поигрывая бумажкой с биржевыми котировками... Потому, что мы не можем нащупать этого тайного, трудного, кристально чистого и не терпящего ни малейшего обмана "для". Мы слишком любим истинную свободу, чтобы разменивать ее на пошлое, рабское, уродское либеральное "от". Мы лучше постоим еще так, как стоим, соберемся с духом... А потом скажем наконец, скажем свое великое русское слово, последнее слово мировой истории. Это будет слово ультимативной свободы, позитивной и солнечной.
Свободы для...
http://arctogaia.com/public/lgz5.html
Здесь меня смущает дугинский оборот "свободу берут сильной рукой". Получается, что свободным может быть только сильный. Но если в центре всего стоит сила, то в чём отличие человеческого общества от мира животных? Где же тут настоящая свобода? И как тогда согласуется идея "свободы для" с категорическим императивом Канта (поступай так, как ты хочешь, чтобы поступали все вокруг)?
Дугин, конечно, не любит Канта. Кант - либерал. Но и сам-то Дугин православный. А в православии главное - кротость.
Ответ такой: подлинная "свобода для" всё равно должна быть ограниченной социальными рамками. Это прежде всего внутренняя свобода.
© Copyright:
Ььььь, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
