Читаю МеньшиковаМихаил Осипович Меньшиков (1859-1918), офицер флота, идеолог национального русского движения, выдающийся публицист и общественный деятель. Участвовал в юности в морских экспедициях. Публиковал в газетах и журналах очерки о плаваниях, в 1879 году они были изданы отдельной книгой «По портам Европы». Выйдя в отставку в чине штабс-капитана, устроился корреспондентом в газету «Неделя», потом стал её секретарём. В связи с банкротством издателя перешёл в газету «Новое время», в 1901-1917 годах был ее ведущим публицистом. В 1918 году выслежен ВЧК, арестован и расстрелян 20 сентября близ озера Валдай. Перечитываю их и я. И то и дело хочется мне выписать одно, другое суждение Михаила Меньшикова… «К сожалению, эволюция в иных случаях тянет вниз, а не вверх… средний человек… всюду в свете обнаружил себя не тем, как представляли его философы ... «Что… дало России тесное коммерческое сближение с Европой? Оно европеизировало нас, но обрекло в то же время на экономическое рабство Западу... Образованное общество привыкло к иностранным фабрикатам, которые вытеснили немало наших собственных промыслов … Со времён Петра Россия глубоко завязла в Западе именно этим своим органом, просвещённым сословием, – без острой боли, без разрыва по живому телу, мы оторваться от Запада не можем… Мы глаз не сводим с Запада, мы им заворожены, нам хочется жить именно так и ничуть не хуже, чем живут «порядочные люди» в Европе… Пусть казённое содержание чиновников теперь втрое выше, чем 60 лет назад, мы непрерывно требуем повышения окладов и пенсий… мы, – чтобы отстоять это общение, не задумываемся поставить на карту имущество народа, его человеческое достоинство, его независимость». «На первый взгляд – не всё ли равно, где купить сукно русскому покупателю, за границей или дома, лишь бы оно было хорошее. Но миллионы таких покупок создают судьбу народную. Если вы купите аршин сукна в Англии, вы дадите дневную работу англичанину, накормите его семью. Тот же аршин, купленный дома, накормил бы русского работника. Если русское образованное общество, состоящее из землевладельцев и чиновников, все доходы с имений и жалованья передаёт за границу, то этим оно содержит как бы неприятельскую армию, целое сословие рабочих и промышленников чужой страны. Свои же собственные рабочие, сплошною, многомиллионной массой, сидят праздно… Государства, не сумевшие развить в себе высшие промыслы… начинают играть в семье народов роль тёмных бедняков… Мы… вывозящие только сырьё, рискуем навеки остаться в положении простонародья на всемирном рынке: от нас всегда будут требовать много работы и всегда будут бросать за это гроши...». Что произойдёт, если закроются границы? А куда девать хлебный избыток? «Не станут его покупать у нас – хлеб останется дома… Исчезнет эта страшная язва – недоедание; может быть, исчезнут и голодовки … Но допустим, что хлеб остался, девать его некуда, что даже скотоводство поднято до возможной высоты. Прямое следствие этой «беды» – то, что сократятся теперешние запашки, земля, непомерно раздутая в цене, подешевеет и сделается более доступной беднякам… Ведь если триста миллионов пудов хлеба остаются в стране, это всё равно, как будто с народной шеи свалилось двадцать миллионов лишних едоков… народ может… избыток земли отводить под леса и пастбища, избыток энергии – на промыслы, искусства, науки». «На наших коммерческих сношениях с Европой лежит печать глубокого суеверия – будто они источник нашего богатства… Может быть… эти торговые сношения – скорее источник нашей бедности, что… наша торговля с культурными соседями выгодна для соседей и разорительна для нас. Европа для России, мне кажется, то же, что деревенский кулак для своей деревни. Сближение с Европой разорило Россию… лишило – как кулак деревню – экономической независимости». Поэтому «отгородиться от дурных соседей, от хищников, вовсе не худо…». «Когда к нам вторгаются иностранные капиталы, мы знаем, что не для нашей, а для своей выгоды они пришли в Россию, и что вернутся они нагруженные нашим же добром». «Верхний класс на Западе… ограбивший половину земного шара, не только может позволить себе то, что мы зовём роскошью, но озабочен, чтобы развить её… ещё изысканнее». «…товар иностранный есть скрытая форма капитала – он всегда возвращается за границу, обросший прибылью». «Не будет у нас своих фабрик и заводов – Европа высосет из нас всю кровь, как из Индии или Турции». Если бы народ был побогаче, «нашлись бы у нас «миллиарды и на постройку… дорог… Промышленность сама развилась бы, но в нищем народе она – даже искусственно поднятая – идёт ко дну». Где народ нищий, там «нет рынка, нет промышленности». Меньшиков сетовал: «русский народ захватил огромное пространство, кое-как, вкривь и вкось, распределил его по сословиям… а вывести эту землю из полудикого состояния, вложить свой труд и разум, преобразовать в предмет искусства, как английское или китайское поле, – мы всё ещё не собрались … Земли невероятно много, и земли нет… нация испытывает страшные бедствия от недостатка земли…». «Беднеют лишь те государства, у которых есть коммерческая течь, у которых часть народного достояния непроизводительно уходит за границу… Народ наш обеднел до теперешней столь опасной степени не потому, что работает мало, а потому, что работает много и сверх сил, и весь избыток его работы идёт в пользу соседей». «действительный мир есть восстановление справедливости в стране… когда не забываются верховные заветы с Богом. Иначе это тоже междоусобие, только окаменевшее…». И «мир… это – наша лучшая система войны, наша победа. Естественным нарастанием народной массы Россия каждые десять лет как бы присоединяет к себе по королевству. Через пятьдесят лет вместо одной России у нас будет их две». «Я далёк от мысли, что одно количество населения что-нибудь значит, но если приложить к нему и качество, то количество сразу приобретает решающий характер…, и это так доступно: стоит только упорядочить отношение нашего народа к земле». Россия для соседей выглядит как территория, заселённая людьми, «не умеющими хозяйничать». Нам «надо спешить занять достойное место на свете, не в хвосте народов, а во главе их». В деревнях он видел малоземелье, нищету, разорение земли и одичание всех сословий. Ведь «с одной стороны – местами полная нищета и нет земли, с другой – огромные пространства пустошной помещичьей земли…». Пока, «как тысячу лет назад, Россию наполняет «этнографический материал» – те же, в сущности, кривичи, поляне, древляне, вятичи и пр. … Или мы должны сорганизоваться в нацию… или мы погибнем в борьбе с организованными народами… Чего недостаёт России? … Великой идеи, для которой стоило бы жить. Нет великой воли, способной осуществить мечту». «Правительство собирается вводить всеобщее обязательное обучение и финансировать народный труд. Но… ни школа, ни капитал не возрождают крестьянина при теперешнем его душевном складе… Нынешний крестьянин… почти равнодушен к Богу, почти безразличен к государству, почти свободен от чувства патриотизма и национальности, почти обездушен во всём…». «Продукт нашей перезревшей цивилизации, он подготовляет катастрофу её…». А «главное – то социальное презренье, что лежит на мужике… – вот что гонит его с тысячелетнего гнезда. Нация – это когда люди чувствуют себя обладателями страны…». Книги его и о нем можно найти тут: http://az.lib.ru/m/menxshikow_m_o/ © Copyright: Сергей Шрамко, 2014.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
