Люцифер на русских горкахПоэт и переводчик Игорь Караулов — о том, как ельцинская эпоха стала для российского народа школой избавления от наивности... В этот день, 1 февраля, мы вспоминаем не только Бориса Пастернака с его «достать чернил и плакать», но и Ельцина, тоже Бориса — первого президента «новой», «независимой», «свободной» России. Человека, сотворившего государство, в котором мы с вами живем, и определившего его первоначальный характер. Я представляю степень недоумения, с которым новое поколение открывает для себя эту фигуру в российской истории. Ельцин выламывается из нее, подобно тому как гигантский «Ельцин-центр», открытый недавно в Екатеринбурге, выламывается из всех разумных бюджетов. Просматривая в Сети видео «Ельцин дирижирует оркестром», это поколение вчуже, с исторической дистанции, постигает тот позор, который мы впитывали в режиме реального времени, со всеми деталями антуража. Лозунг «Борись, Борис!» после Ельцина ни к какому другому Борису уже не прилипнет. Борьба была содержанием его политической карьеры. С одной стороны — спортивная воля к победе, невозможность смириться с поражениями, с другой — конфликтность, доходящая до мелочности и бессмысленности, попросту говоря — самодурство. Ельцин побывал на вершинах партийной власти, и это сделало его легитимным объектом народной любви, «принцем крови», в отличие от множества диссидентов, фрондеров и других «прогрессивных» людей. Не на уме, не на управленческих успехах и даже не на самой своей воле к власти этот несомненный властолюбец основывал свое право на власть, а именно на принадлежности к верхушке той самой номенклатуры, с которой он так пламенно боролся. Ельцина всегда было принято противопоставлять Горбачеву, но всё же поистине справедливыми оказались слова народного депутата СССР Виталия Челышева, когда-то казавшиеся лукавством, о том, что Ельцин и Горбачев — два крыла нашей перестройки. Одной из самых коварных черт, объединявших Ельцина и Горбачева как номенклатурщиков «прогрессивного» толка, было их слепое доверие советской гуманитарной интеллигенции, интеллектуальной прислуге власти. Предательство интеллигенции было двойным. Она предала советский строй, существование которого помогала продлевать десятилетиями, снимая пропагандистские фильмы или трудясь в партийных журналах, при этом в свободное время молясь совсем другим ценностям, от русских икон до финских унитазов. Но это еще полбеды; в конце концов, тот строй себя изжил и перемены были необходимы. Важнее то, что интеллигенция предала самое себя. Об этом следует помнить сейчас, читая стенания «людей с хорошими лицами» о синих мальчиках, которым не хватает денег на куриные шкурки, и о блокадницах, роющихся в помойках. Два десятилетия назад от этих людей нельзя было дождаться жалости ни к бюджетникам, не получавшим зарплату, ни к ученым, вынужденным торговать в ларьках, ни к пенсионерам, которых «черные риэлторы» массово выселяли на тот свет. Вот эти-то люди и использовали Ельцина как горнопроходческий щит. Крупный мужчина, вышедший из народной толщи. Прирожденный правитель, хозяин земли русской. И что приятнее всего — признает нас за умных, слушается наших советов. Впрочем, Борис Николаевич стал еще удобнее, когда впал в физическую немощь. Потакая ельцинскому властолюбию и понимая свою уязвимость в преданной стране, бывшая интеллигенция, сросшаяся с новыми богатыми, стала предавать дальше. Она предала свободу слова, из-за чего самые разные, порой взаимоисключающие политические силы были загнаны в тесные информационные коммуналки наподобие газеты «Завтра», а «аналитики» с телеэкранов беспрестанно вещали про то, как Ельцин «в очередной раз всех переиграл, доказав свой класс политического тяжеловеса». Время показало, что не всё в истории необратимо. Можно восстановить контроль государства над нефтью и газом. Можно возродить ВПК и армию. Можно даже вернуть Крым. Но среди того, что утрачено безвозвратно, — репутация советской интеллигенции. И важнее всего то, что от наивности этого рода избавилось руководство страны. Наиболее проницательные люди заметили это еще 6 августа 1999 года. Глядя в глаза нового премьер-министра, они, в отличие от сенатора Маккейна, разглядели в них не только буквы «Кей-Джи-Би». Они поняли: этот нас насквозь видит, этот нам цену знает, этого не проведешь. Отсюда и ненависть, градус которой растет год от года. Песни 1990-х давно уже вошли в категорию «ретро», и ельцинская эпоха стала законной добычей человеческой ностальгии. Есть о чем вспомнить по-доброму, да и зло все меньше хочется поминать: хорошо ведь, что выжили. Но нет массовой ностальгии по Ельцину как по типу политического деятеля. Нет ностальгии по стихийному русскому мужику, титану-демагогу, предлагающему простые решения. Этот идеал Россия, кажется, переросла. © Copyright: Сергей Шрамко, 2016.
Другие статьи в литературном дневнике:
|