Остановка по требованиюОна сняла очки и уверено прижала свою ладонь к моей. Я ехал в автобусе, и не сразу понял, к кому обращается молодая, привлекательная девушка. Но по её уверенному взгляду, обращённому ко мне, и прикосновению понял всё сразу. — Живи. Так она сказала мне. Она? Кажется, я опять тороплю события. Всё началось в один из тех дней, в которые, как правило, всё и начинается. В самое обыкновенное утро самого обыкновенного дня. Хотя у вас не бывает таких вот мыслей… Я не хочу сказать что я испытываю при всём этом какой-то дискомфорт или сострадание. Нет. Я просто иногда думаю об этом. Это утро исключением не было. Но подумал я вдруг про другое. Я подумал: Моя квартира — это моя скорлупа. Не люблю её покидать, но еду в холодильник никто не приносит (более чем странно!!!), и иногда приходится выбираться. Особенно это болезненно после просмотренных шедевров Кустурицы. Насмотришься, напредвкушаешь, а выходишь и погружаешься в мир разочарования в людях. Пугает всё. Взгляды, слова, манеры. Будто не люди это, а пластиковые манекены. Двигаются, говорят, что-то делают. Высокохудожественная работа папы Карло. Интересно, где у них мозг? Васильев в наушниках поёт… Страшно. Кто посадил нас в этот аквариум? Кто-то умный? Что за опыты он проводит? На остановке стоят две маленькие девочки, курят и ужасно матерятся. Скорее всего, разговаривают. Пьяный мужик толкнул в плечо. Стадо из накуренных подростков широко продефилировало в сторону моего моста. Вишневая девятка с разгона влетела в остановочный комплекс. Кажется, никто не пострадал. Дойти бы до магазина и остаться живым. И героически вернуться домой, в свою скорлупу. Туда, где мой мир. Где Кустурица, Гребенщиков, Маркес и Травиата. БГ поёт в наушниках: Она стояла, одетая не по погоде. Короткая клетчатая юбка, лёгкое приталенное пальто, солнцезащитные очки и растрёпанные короткие рыжие волосы. Я рассмеялся: — Да, это, возможно, очевидно! Девушка подпрыгнула и смешливо проговорила: — Я Белка, я же сказала тебе, ты что — глухой? Я последовал за ней, догнал и поравнялся. — Безусловно, — мотнул головой я, а сам подумал: а не зря ли я пошёл с ней, может, у неё с головой проблемы? Хотя это — лучшее, что было со мной в последнее время. Если учесть, что ничего в последнее время не было. ….А в эту минуту мужика ещё дальше уносит на льдине, пингвины вошли в заключительную фазу, бегемот всё ещё спит…. — Так вот, — озорно проговорила Белка, — к воротам все приходят по-разному. У меня был такой случай. Вода ровной струёй била в центр потрескавшегося умывальника. Маленькие струйки разлетелись по всей поверхности и создали своеобразный узор, схожий с паутиной. Конечно, это немного раздражало, особенно супругу. Она постоянно не преминула напомнить о моих супружеских обязанностях. — Это моё пространство, а это — твоё, — учила меня Наташа. Здесь, в запертой от всех ванной, я ощущал это — моё пространство. Здесь я был изолирован от них, моих страхов. Так мы решили с Наташей. С Наташей меня познакомила супруга. Ей, в свою очередь, её кто-то посоветовал как хорошего специалиста по завихрениям. Вот теперь Наташа и лечила мою взбалмошную голову. Или делала вид, что лечит. Во всяком случае, я всегда был открытой книгой для неё и её терапии. Я всегда мог позвонить ей и поговорить о происходящем. — Это твоё пространство, а это — моё, — ласково говорила она и улыбалась. Может, все психологи так улыбаются? Застенчиво и откровенно, разворачиваясь перед миром и тобой, смотрят в твои глаза и видят там своё отражение. Поправляют при этом причёску и улыбаются, как придурошные. За ваши деньги! Вода лилась и лилась. Я намочил щёки и нанёс пену для бритья. Аккуратно посмотрел на себя в зеркало и попытался улыбнуться. Так же, как это делала Наташа. Она — мой психолог, она точно знает, что правильно, а что — не совсем. Я прошёлся станком по левой щеке и замер. У двери что-то встало. — Это моё пространство, — выкрикнул я и прислушался. Это явно был кто-то незнакомый. В голове промелькнула опасная мысль: «Там, в спальне, сын. Он же совсем ещё маленький». — Отец, ты скоро? — послышалось из-за двери. — Уходи, — выкрикнул я и вооружился станком и зубной щёткой. На дверь поднажали. Начали колотить и… наконец, она вылетела с треском. Я заорал как бешеный: — Убирайтесь прочь! — орал я с выпученными глазами на трёх мужчин, вломившихся в мою ванную комнату. Один из них, в полицейской форме, галантно завернул мне правую руку так, что моё орудие выпало на грязный кафельный пол. Постойте… почему кафельный пол… у меня же — нежно-розовый гранит. Кто поменял в ванной пол? — Мама! — закричал один из агрессоров (это был молодой высокий парень в тренировочной куртке и джинсах). — У отца приступ. — Отвяжись от меня, гадина! — кричал я и тряс в воздухе рукой. Они схватили меня и выволокли из ванной. Почему-то я был в плаще и брюках. Хотя минуту назад стоял в своей собственной ванной в трусах и майке. Супруга плакала, она тоже была одета в парадное, вокруг собралось много людей. Все смотрели на меня, как на диковинного зверя. — Да что вам нужно в моём доме? — негодовал я. Я огляделся. Я стоял на вокзале. — Где же мой дом, мой маленький сын? Перед глазами сразу встало то утро. Тысяча девятьсот семьдесят пятый год. Октябрь месяц. Осень жгла всё своей золотой оттепелью. Я проснулся с хорошими мыслями. Сразу захотелось что-то написать. В такие минуты хочется что-то написать. По радио звучала хорошая соул-композиция. Сынок крепко спал в своей колыбели, жена хлопотала у плиты. Я отчётливо слышал её возню на кухне. Я сел за рабочий стол и аккуратно раздвинул шторки на окне. Свет сразу же вошёл в комнату. Я вырвал из тетради лист и записал следующее….
— Кто? Кто вошёл в вашу ванную? — тихо спросила Наташа и опять выдохнула. — Первый раз вижу, — огрызнулся я. — Но это же моё пространство, — возражал я, — мой сын спит в колыбели… и песня… почему выключили радио? Жена плакала. Я был в растерянности. Высокий парень в джинсах продолжал держать меня за руку. Полиция извинилась и ушла. — Почему выключили радио? — спросил я у Наташи, — верните мне моё утро в семьдесят пятом. Включите осень, включите радио, включите радио, включите радио, включите радио, включите… радио… В кабинете у Наташи было светло и сухо. Я люблю, когда так, это безопасно. В углу жена о чём-то шепталась с моим доктором. Я лишь слышал обрывки фраз: Я не скучал. Я планировал свои выходные. Я всегда так делаю. Сегодня мы приедем домой, выспимся, отдохнём и с самого утра оденемся и поедем в зоопарк. Мы будем гулять по осенним аллеям, собирать опавшие листья и петь. Я так люблю петь. Говорят, пение повышает иммунитет. Так от чего же не спеть? — Хорошо, — Наташа погладила мою жену по плечу и проводила из кабинета. Она прикрыла за ней дверь и уверенной походкой подошла к креслу, где я сидел. — Вы что-нибудь написали за последнее время? — обратилась она ко мне. Я был занят тем, что не совсем аккуратно рылся в её столе. Жена запрещала мне курить, а доктор, точно, держит в столе сигареты. И я не ошибся. Достал одну и вопросительно посмотрел ей в глаза. — Я не вижу цвета ваших глаз? — прикуривая, спросил я. Она поднесла зажигалку и придвинулась ближе. Я рассмотрел её и улыбнулся. Отчасти мне было стыдно курить в её присутствии. Но курить в присутствии жены я не мог. Где-то же я должен был курить? — Я раздосадован, — поделился я своими переживаниями. — Такая осень, а я парюсь в вашем прокуренном кабинетике. — Осень, — протяжно проурчал я и выпустил облако дыма в её сторону, — осень удалась на славу. Как хороший холодец. — Значит, Сивел, вы считаете, чтобы получить что-то отменное, нужно что-то убить? — Вы мало что припоминаете в последнее время, — спокойно ответила Наташа, — странно, что вы помните ещё про моё скромное присутствие в своей жизни. — Что вы помните из своего детства? Самое яркое воспоминание? — И чем же всё закончилось? — А почему вам это так запомнилось? — Хорошо, — Наташа резко поднялась и быстро приблизилась ко мне, отстранила меня от копания в её вещах и отодвинула сигареты в сторону. — Теперь я буду погружать вас в состояния, которые мы назовём с вами «Горячая линия». Суть в следующем… — Не бойтесь и не перебивайте меня, хорошо? — Расслабьтесь, — нежно прошептала Наташа и прикрыла меня пледом, — закройте глаза и слушайте только меня. Ваши руки расслаблены, ваше тело невесомо, ваше… Больше не помню ничего. Наташа что-то говорила, но я слабо воспринимал услышанное. Речь её растворилась в гуле нарастающего шума. Это приближался поезд. В купе было уютно и тепло. Поезд приближался к городу, о чём и предупредила миниатюрная женщина в форменной одежде. Попросила в туалет не ходить и из купе лишний раз не высовываться. Граница!!! Собеседницей моей была красивая молодая девушка. Короткая клетчатая юбка, приталенное пальто и короткие рыжие волосы. Она аккуратно отодвинула занавеску и тихонько произнесла: — Жуть как интересно. Потом осмотрел свои руки и приподнявшись потянулся к зеркалу, чтобы посмотреться в него. Я ощущал себя чем-то новым. Как будто меня не было до этой секунды, и вот, в следующую, я уже появился на свет. Из неоткуда. Я чётко ощущал себя в этом новом пространстве, знал, что я точно есть. Но кто я? Почему еду в этом купе? О чем разговаривал с этой привлекательной особой? Куда я еду и зачем? — Что с вами, — спросила девушка, — вы вдруг побледнели, я же говорила: коньяк недостаточно хорош. — А, так бывает; ну ничего — границу пересечём, будет легче. Можно будет сходить в вагон ресторан и выпить водки. Вы пьёте водку или только книги пишете? Что-то прояснялось, ¬— подумал я, — видимо, мы проговорили всю ночь, и она теперь может больше рассказать мне обо мне же самом. Нужно как-то аккуратно расспросить её обо мне. Как-то уточнить, деликатно и непринуждённо. — Может, вы так реагируете на секс? За окном пейзаж стремительно менялся. Начали появляться признаки пригорода. Домики окраин, выкрашенные в серый цвет, или это время выкрасило их в труху. Куда я еду? И тут я понял что я и девушка — мы говорим не по-английски. Что это за язык? — Мы, русские, всегда находим друг друга, — весело прощебетала девушка, — хоть вы и рассказывали вчера, что вы иммигрант. Но это — то же самое. В душе-то вы всё равно русский? Тут меня осенило. Я пошарил по своим карманам и начал выуживать их содержимое. Через мгновение в руках у меня оказалась записная книжка и паспорт. Я открыл его. В нём была моя фотография и имя — Сивел. Значит, вот как меня зовут. А как зовут её? Я внимательнее оглядел мою привлекательную незнакомку. Интересное ощущение, ты уже спал с девушкой, но ничего не помнишь ни о ней, ни о прошедшей ночи. Да и, вообще, слабо что припоминаешь из своей собственной жизни. Я открыл записную книжку. Здесь была приколота маленькая ручка. На первой странице было написано следующее: В купе было уютно и тепло. Поезд приближался к городу, о чём и предупредила миниатюрная женщина в форменной одежде. Попросила в туалет не ходить и из купе лишний раз не высовываться. Граница!!! Написанное показалось мне странным и знакомым одновременно. Но, что поразило меня еще больше, здесь в записной книжке, на титульном листе, была надпись: Не стесняйся в мечтаниях своих, Свинья. Мне было не до стеснений — в ту же минуту поезд неожиданно дрогнул и резко сбавил скорость. Моя собеседница подпрыгнула и почти столкнулась с маленькой проводницей в дверном проёме. Девушка резко обернулась в мою сторону и буквально взвизгнула: — Быстрее же! Я еле успел опомниться, как мы очутились в тамбуре. Проводница наспех отворила дверь и ушла. Поезд начал снова набирать скорость. — О чём же я рассказывал тебе? — Про медведя, неужели вы не помните? — Вы рассказывали про свой сон. Вы спускались к реке. На берегу лежал медведь и о чём-то беседовал с человеком. Вдруг медведь начал принюхиваться и сказал своему собеседнику: — Мне кажется, или невыносимо запахло человеком? Медведь неторопливо поднялся и пошёл в вашу сторону. Но пройдя через ивовый кустарник вышел к вам человеком. Обнюхал и вынес вердикт. Вы проследовали за ним через кустарник, и он снова обернулся зверем. Тот, что лежал на песке, спросил вас: Он поднял морду к небу и, прищурившись, посмотрел в синеву. Там, в высоте, ровным строем пролетали обнажённые женщины на метлах. — Мы с ними на разных плоскостях пребываем, — грустно согласился медведь. — У нас ореолы выпаса различны, а у вас? — Так что с того, — я вышел из ступора и ещё раз посмотрел в открытую дверь. — Ну, как хотите, — пропищала тогда я и выпрыгнула из вагона. Белка улыбнулась и так же, с интересом, ответила: — А он остался стоять у входа. Наверное, до сих пор стоит. Дело в том, что у многих проявляются потери в памяти. Где-то процентов семьдесят помнят только тот день, когда впервые воспользовались воротами. Это проходит со временем. А многие просто не парятся — ну не помнят они своей человеческой сути, и что с того? Я вот тоже слабо предполагаю о том, как оказалась на этой остановке? В этом городе? Главное — это возвращение домой. Остальное — только опыт. А он приходит только с пониманием непонимания окружающего тебя мира, как у нас с тобой. — Так значит у того — ну, у Сивела, — подыгрывал я. — Была другая природа, и он побоялся вернуться к ней? — Да, он был свиньёй, — устало закончила свой рассказ Белка и серьёзно посмотрела в мою сторону. — Есть немного, — признался я и виновато опустил взгляд. Тем временем мы подошли к середине моста. Живи. С этими словами она резво запрыгнула на парапет моста и, резко выдохнув, сиганула вниз. Я не успел даже опомниться, как её хрупкое тело пулей вошло в тёмную воду.
Егор Алексеев. "Штамп". Да, Сеня, это Вам не в носу ковыряться! )) © Copyright: Милая Твоя, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|