Синее солнце жёлтая луна часть 7 черновик

часть 1
http://proza.ru/2021/05/08/1833
часть 2
http://proza.ru/2021/05/08/1867
часть 3
http://proza.ru/2021/05/29/1762
часть 4
http://proza.ru/2021/07/13/630
часть 5
http://proza.ru/2022/06/17/1340
часть 6
http://proza.ru/2022/07/20/1184

(черновик)

Величина сия была
исчезающе мала.


Опасно начинать главу, неважно романа, жизни, особенно если ты не знаешь о чем она.
Опасно начинать новую войну, когда не знаешь, против кого она.

Это нельзя сравнить с новым рулончиком туалетной бумаги. Судьба которого, как бы он не был благовонен и мягок, определена прямым его назначением.
Однако, разве кто спросил – про что, милый, про что ты хочешь прожить свою жизнь? Прежде чем родовспомогательными действиями акушерка потащит тебя за теплую, мягкую голову из того места, куда ты потом всю жизнь мечтаешь вернуться, опрометчиво называя это место то раем, то бранным татарским словом, куда в отведённое судьбой время обратит затенённый ресницами и гормонами взор свой юноша, бормоча как заклинание «я хочу!», или стальной взгляд женского доктора -  кто разве спросит тебя: «ты хочешь туда?»
перед этим зачитав напутствие из "книги живых":

- Готовь желудок твой для голода и для греха чревоугодия!
- Готовь глаза твои к соблазнам, а ум для познания добра и зла!
- Готовь руки к трудам в поте лица твоего, к пожатиям и ласкам!
- Готов лицо твое к обольщению, к лицемерию, к преждевременным морщинам.
- Готовь сердце к греху гордыни, к раскаянию и смирению.
- Готовь уши твои для речей льстивых, речей бранных и для звуков музыки.
- Готовь уста твои к лепету молитв, к поцелуям, к помаде и к сквернословию.
- Не бросай дар жизни твоей где попало, ибо во всякую минуту дар могут отобрать!
Ведь это теперь единственное, что у тебя есть!
- А если «нет»?
- Не задерживай остальных, ныряйй! Желающих много. Не нравится – плач!

Так мы начинаем свой первый день - с плача.
Считаем этот день праздником своего рождения, даже если это была чёрная ночь. Нас учат благодарить Того, кто подарил тебе самого тебя.
Даже если ты этого не просил и не загадывал.
- Анима или анимус? 
- Теперь уже что есть.
- Аминь!


ЧАСТЬ VII
Parum nigrum musca*

«Если бы мне нужно было одним словом
обозначить различие между мужчиной и женщиной,
между Анимус и Анима, то я мог бы сказать одно:
как чувство мужчины является из темных его глубин,
так и суждение женщины основывается на столь же
бессознательных предпосылках».

Карл Густав Юнг
в переводе Юстаса Земляникина


Интерьер вагона-ресторана. День угасает.

- Вас не понять. То вы хотите, то вы не хотите.
Определитесь, молодые люди!
Что будем пить?

Официантка соответствовала фартовому железнодорожному шику заведения, раскачивающегося на рельсовом пути. Занавески, чутко вздрагивая на стыках, клялись в тождественности переднику Герцогини Котлеты и Мухи.

«Молодые люди» - прозвучало вызовом печени и желудку, а фартучек цвета средиземноморского коралла, прилегая к крепкому лону Карменситы, требовал порывов  Дона Хозе.

- Я хочу, - твёрдо промямлил Павел Иванович, уворачиваясь взором от взрывопасных округлостей, стянутых служебным фартуком и переводя дух на своего vis-a-vis - «молодого человека», имеющего признаки бодрого ископаемого диплодока**.

- А несите-ка нам, милочка, водочки! – куртуазно подмигнул официантке двудум***, ловко принявший облик профессора  Столетова, воодушевляясь разлитым в воздухе  предчувствием Жоржа Безе.

- Столичная, пшеничная, столовая. Есть коньяк. Три с половиной звезды - три заводские, половина от тряски, – пошла в атаку женщина-вамп в официантском переднике.
- Нам, голубушка, что почище, что покрепче и что поглубже! – воробьяниновским тенорком проблеял чудной старец, норовя припасть впалой щекой к фартучку Сусанны.

- Московская особая, сто рублей бутылка, - остудила порыв профессора женщина в переднике цвета пощечины или багрового заката.
- Несите вашу особую! И всенепременно холодненькую, из холодильничка!

Сусанна кисти Рубенса, забрала со стола меню той ступени засаленности, что и его можно бы подавать как отдельное блюдо, и раскачивая бедрами рессоры вагона-ресторана, направилась за барную стойку.

И она  обронила на ходу:
- Холодильничек ждёт своего повелителя.

Может и послышалось.

======================================================
* Parum nigrum musca - маленькая чёрная муха (лат)
* *Диплодок и ***двудум -  род динозавра, два названия одного и того же вида,
характерного двойными остистыми отростками в районе хвоста.

- Еда в вагоне-ресторане сопряжена с риском.  Иногда для тела, а иногда и для души, - заключил профессор  свои наблюдения за официанткой, вздохнул  и прибавил,  - а жизнь одна. Солянкой, надеюсь, нас не отравят. Сосиски - не цикута, а солёный огурец - не курара.  Я же имею дерзость и намерение пожить на этом свете ещё немного. Если позволите, - и профессор с удовольствием  вытянул губы трубочкой и вытащил ими из мятой пачки сигаретку.

- Итак, Павел Иванович, вы держали испытание и, по моим сведениям, вы его  выдержали, - объявил Столетов с некоторой торжественностью пуская дым в сторону смазанного скоростью пейзажа. - Ставлю зачёт. Вы, мой милый, весьма интересно определили точку опоры. И это было главным. Главным! Но отнюдь не единственным правильным шагом. Так же из двух вариантов развития событий, вы выбрали правильный кулак.

- Кулак? Я выбрал правильный кулак? Вы полагаете?
- Именно! Я так и полагаю. Более того - я уверен!
- Боюсь, что вы, профессор, ошибаетесь. Всё дело в том, что Бабочка Чёрный Адмирал, или как она там,  была совсем в другом кулаке. И она улетела.

Без суеты и поспешности Столетов сопровождал прозрачными глазами незаселённые земли,  простертые за вагонным стеклом. Его собеседник рассеяно следил за тем, как зелёные холмы, влажные перелески и стада Небесных Розовых Слонов стирала деревянная рама окна. Было похоже, что железнодорожное полотно, по которому катился поезд, было проложено через заповедник, куда простым смертным путь заказан, разве только бессильным взором через двойное оконное стекло.

- Если бы я ошибался …  м-м-м …  если бы вы, дорогой мой, ошиблись, не сидеть бы нам с вами сейчас и здесь. Понимаете, о чём я? Бабочка – это пшик. Бабочка – это пустота. Фантом, Иллюзия.

- Но в другом то вообще ничего не было!
- Кое-что было. Там была точка! Что-то вроде точки. В том кулаке, любезный Павел Иванович, сидела обыкновенная муха.
- Муха?
- Parum nigrum musca. Маленькая чёрная муха. Муху вы, мой хороший, и не заметили. Соленоид замкнулся!

Столетов ухмыльнулся. Придвинулся и зашептал драматическим мхатовским шепотком, присвистывая вставной челюстью.

- Муха - вот и отгадка! Это и был правильный ответ. Правильный, хоть и незримый! Вам ясно?

Профессор затянулся сигареткой. Зажмурился, пустил дым на сторону и перешел на отрешенный тон лектора. Или медиума. Или гипнотизёра.

- Представьте себе чистый лист бумаги. Перед вами на столе лежит чистый лист.На этом листе вы, скажем, нарисовали человечка. Ровно посередине. Обыкновенного человечка со всякими положенными человеку делами: ножками, ручками, глазками, ротиком и всем остальным.
- Допустим.
- Нарисовали? Вы использовали для рисования остро заточенный карандаш,
- Кох и Нор?
- Что?
- Я люблю карандаши Кох и Нор 2 Б.
- Ну а почему нет? Два б, так два б. Вот вы нарисовали человечка и вы сказали человечку: вставай и живи! И нарисованный вдруг ожил и осознал, что теперь у него теперь есть жизнь, но он не в курсе, что он живет только в одной плоскости.
Понимаете?
- Может ещё нарисовать женщину? Чтоб не скучал?
- Рановато. А вот теперь вы смяли листок. Был он плоским, ровным, а стал мятым. И человечек - одномерка, живёт на плоскости, а плоскость стала мятая, трехмерная. Ничего не понимает человечек, и таращится на карандаш, которым его нарисовали, и думает, что это? Понимаете? Он думает, что карандаш это -  ну как это сказать – это всё!
- Кох и Нор?
- Вот именно. Карандаш из трехмерного мира. И вы сами - из трехмерного мира. А он - фигура плоская, фигура двухмерная и он вас не видит. Он видит лишь кончик карандаша. Точку. Чёрную точку. Муху.

Урок рисования прервала официантка, которая принесла на подносе по рассольнику, графин водки, рюмки и счёт на сто семьдесят рублей.

- Будем, - сказал профессор Столетов, выложив две сотенных и разлив по рюмкам водку, - за вас!
- И за вас! - пробормотал ученик, принимая свою рюмку за талию, будто склоняя её к вальсу, всё ещё рисуя плоских мысленных человечков.


- Ну что, за воротник!
Двое относительно молодых людей в сопровождении нашей Карменситы, настроенной если не на щедрые чаевые, то хотя бы на смягчение пуританских нравов, прошли к столику против нашего. Ибо вагон-ресторан был практически пуст, не считая одного, а теперь уже двух столиков по середине.
А реплика принадлежала одному из двоих, относилась к нам и сигнализировала о горячем желании молодых людей присоединиться к пиру.
К пирру.
               
- За второник? Ви пьет за второник? а сегодня пияница?
- У русских семь пятниц на неделе. Шесть из них - последний день Помпеи, а на седьмой они воскресают. Понимаешь? У них раз в неделю воскресенье. Вивасьён, понятно? Реанимасьён! А перед этим они ходят в баню. Это у них суббота, самеди.
- В банью?
- Ес, ес, в баню, париться. А там пар градусов сто.
- Стоооо-о-о!
- Не меньше. Они парятся в бане, как грешники в аду. А потом – сразу в чистилище. В прорубь.
- В поруб?
- В лёд! Они такие раскаленные, что прожигают жопой дырку во льду и уходят под лёд! Прямо с башкой!
- С башком?
- Пошипят и снова в пекло! Ад им не страшен. Потому что следующий день у них воскресенье и они воскресают.
- Воскрешенье. Я лублу русский люди.

Так, без лишних церемоний к нам посели двое из киногруппы.
Похоже, они и были теми самыми «дервишами» - музыкантами в «пустыне Гизы».
Кавычки нужны? Кавычки - как ножны для китаны. Иначе отсечешь что-нибудь нужное  и будешь всю жизнь жалеть и петь контртенором.

Профессор молча отмерил дервишам по пятьдесят сторублёвой водки в стаканы, незамедлительно подставленные мамашей Кураж в фартучке цвета перезрелой земляники. Дервиши выглядели как «дети цветов»: спутанные волосы, тонкие носы с горбинками. Ну, это всё больше про одного. Второй, черноволосый, был больше похож на араба. Изъяснялся по-русски он как человек, который познал русский благодаря  нянечке, в детстве сбежавшей в Египет из института Благородных девиц.
Такое бывает? 
Думаю, не часто.

- Чем будем закусывать? – настойчиво поинтересовалась маркитантка во цвете лет поставив ноги на ширину могучих плеч и уперев крутое бедро для верного баланса в кант столика.

Второй музыкант смахивал на ирландца, с ржаными кудрями по плечи и Джоно-Леновскими очёчками. И у него была с собой укулеле – маленькая гавайская гитарка. Он обхватил игрушечный гриф укулеле волосатым кулаком и спел следующие куплеты:
- Чахохбили, хачапури, сулугуни, ркацители, бадриджани, чакапули, пхали, пхали и харчо, о! о!
- Харчо нет, - ответила официантка речитативом, - есть солянка.   
- Солянку, хлеба-соли, салат, яиц, бифштексов пара, гарнир - айдахо, лук-порей, черри, огурец, – нежно ворковал ржаной, а официантка, словно поэтесса в поисках новой рифмы,  лобзала потухшим взором сумерки за вагонным окном, а очнувшись,  быстро занесла экспромт в невесть откуда взявшийся крошечный блокнотик.
- Бифштекс - два, солянка - два, хлеб, - диктовала сама себе верлибр мамаша Кураж, - что будем пить, мальчики?
- Бьер, – нежно срыгнуло дитя цветов.
- Пива - два! Литра!


- Парни, кто вы, откуда вы? - следовало бы спросить "дервишей", прежде чем поить их водкой. Никто их не спросил. И водку выпили вместе, тёплой, не скрывающей свой бескомпромиссный привкус двух атома углерода, шести атомов водорода и одного атома кислорода.
Дети цветов глотали водку, выставив напоказ щетинистые кадыки.
Ржаной крякнул; другой – араб он или албпнец, или кто он - помотал кудрями.

- Куда едем? – поинтересовался ржаной, поставив пустой стакан на свободное место стола. Множественная форма подсказала прежде всего то,
что в вопросе уже был заготовлен ответ.
- Не куда, а откуда, - проговорил Столетов хмуро.
– От действительности? – продлил мелодию вопроса музыкант. – Я - вечный странник в мире грёз, -  пропел ржаной и взял тихий аккорд на  укулеле.
- Вот он, - кивнул щетинистым подбородком в сторону черноволосого приятеля,  - поборник трезвости и расчета. Вечный юноша, скиталец.

Чернокудрого чуть передернуло то ли от водки, то ли от реплики друга, но он  склонил голову в знак солидарности с говорящим, и поставил свой пустой стакан на подскочивший на стыке рельс столик.
- Фон Вальтер, мой названный брат, - продолжил представление ржаной. - Пусть вас не смущает «фон». Так придумал он себе этого «фон». Зачем? Может, из зависти, комплекса социальной неполноценности, скрывающегося за дерзкой бравадой? Ничуть. Чтобы подчеркнуть благородную избранность своей натуры, натуры художника. Противопоставления художника и толпы, творчества и жизни. Вы понимаете? - и он запел нежным, посильным тенорком арию ловца перлов,* едва касаясь струн своей укулеле.
По затухании тесситуры: «Charmant Souvenir! Divin Souvenir!»** - он прижал ладонь к куртке и прочувствованно произнёс:
- Тарас Гомеридзе. К вашим усладам.
______________________________________________________
* Ария Надира из оперы Ж.Бизе «В сиянье ночи лунной»
завершающие строки арии:
«Прелестное воспоминанье!
Божественное вспоминанье!»
пер. Ю.Земляникина

- Что это у нас? – Тарас беззастенчиво колупнул пальцем крест на пиджачке профессора.
- Осторожнее, - предупредил кинематографист, пытаясь отвести шаловливую руку зарвавшегося музыканта, – это профессор Столетов.
 Ему сто лет в следующем году.
- Очень рад, профессор. Так что это у вас, профессор?
На марше о пюс, поди, приобретено!

На месте где красуется поплавок выпускника высшего учебного заведения, на пиджачке профессора тускло поблескивал серебряный крест, приблизительно такой же, как на пиджаке консула. Отправляющий догадки к розенкрейцерам.
- Мир тебе, о, добрый человек! Вы масон, господин бессмертный?
Профессор из тайной секты, которая хочет сделать этот мир лучше,
чем его создал сам творец? И вы знаете как?

Музыкант откинул ржаную прядь со лба и отвернул лацкан своей курточки, чтобы все могли разглядеть привинченный за отворотом воротника,
во всей золотой красе и державном величии орден Ленина.

- Спроси меня как! Ты правда хочешь сделать мир лучше?
Тогда спроси меня как?  Я открою тебе тайну дружок!
Начни с себя.  И для начала выпей со мной!

Официантка подбоченясь, высилась над музыкантами застиранным фартуком цвета спелого импортного яблока.
- Солянка закончилась. Остались бифштексы. И пиво.
- Всё уже круг революционеров, всё ближе они к народу! 
  Несите всё, что есть, мадам, несите нам перепелов в меду!
- Из закусок осталась сельдь по-краснофлотски.
- Несите сельдь.
- Не советую.
- В чем дело, мадам?
- Она с нами давно едет. Может возникнуть несовместимость.
- С пивом?
- С заказчиком.
- Мадам, вот вы лишает нас шанса помереть во цвете лет!
- Шанс всегда найдётся. Заказ будет?
- Несите ваш бифштекс! Иначе мы съедим друг друга.
 
- Пока вам несут ваши бифштексы и ваше пиво, давайте обратим взоры на этого молодого человека, который будто бы выпивает с нами за одним столом. А по другой версии, он далеко от нас, в другой Вселенной.
Заперт в стальном, до блеска отшлифованном яйце.
- Пардон,  профессор, я плаваю в предмете!
- Именно, как князь Гвидон плавал по морю в бочке. Вместе со своими скорбями, со своими мечтами, верами и невериями, чаяниями и нечаяниями.
- Поступило предложение выпить за здоровье князя князя Гвидона!
- Поддержу!

В этот момент из вагонного камбуза вынырнула официантка с подносом,
на котором этажами громоздились тарелки с железнодорожными разносолами. С подноса на твёрдую скатерть сошли котлетки, притопленные в пюре, поверх котлеток пучились жёлтые зрачки глазуний. Ритуал буфетчица завершила двумя шипящими точками, ловко сдёрнув короны с горлышек с пивных бутылок.

Профессор Столетов сидел нахохлившись, чем напомнил ворона, о чем ему тут же сообщил Тарас.
- Вы не путаете, молодой человек? Ворон это не муж вороны. А жена ворона – не ворона – она тоже ворон.
- Проклятье! Как все запутанно в вашем мире!
- А ваш мир? Он отличается от нашего?
- Мой мир – это мир музыки. В нём все понятно. Все выверено.
- А вот и нет. Музыкальные стили и музыкальные пристрастия и даже мода целиком зависят от канонов красоты, связанных с женскими фигурами.

- Пардон?
- Возьмем барокко. В моде пышнотелые красотки - Рубенс,  Рембрандт – ну вы понимаете. В музыке полифония, мелодизм, страсть. Средние века -  музыка аскетична и в целом весьма однообразна. В моде – худышки.
Классицизм. Умеренно и не совсем умеренно телесные формы, в музыке – цветение мелодий, полифонизм достигает своего пика. Мелодии – льются рекой. Модерн. Опять худышки, отказ от мелодизма как такового и отказ от классических гармоний. Атональная музыка, от которой хочется поскорее спрятаться. Джаз немного разбавил веяния и привнес относительную музыкальную чувственность и вывел на всеобщее обозрение негритянок, которые всегда радовали подвижностью форм. Что скажите?
- Профессор, вам виднее. Вы же дружили с Рубенсом, я вижу и слышу то, что у меня под носом.

- Мы все должны благодарить, - профессор снял очки, потер переносицу, поднял рюмку и поднялся сам, покачиваясь на ходу вагона, - не просто должны, а просто обязаны выпить за вот этого молодого человека.
Профессор сделал пол оборота в мою сторону и уставился на меня, как ворон смотрит на петуха – снисходительно,  без превосходства, а так сказать, с интересом: мол тоже птица.
- И, я вам скажу больше. Благодаря выбору этого человека, события выстроились совсем в другую цепочку. Клеопатра не покинула свой флот.
И они с Марком Антонием в тот раз одержали твердую морскую победу. Благодаря чему центром мира стал не пресловутый Рим, а Александрия. Потом она частично ушла на дно. Частично.
А если бы Клеопатра Седьмая бросила Марка Антония, мир получил совсем другую историю, он крутился бы не вокруг Александрии, а вокруг Рима. Вот за что я предлагаю выпить.
==============================================
- Тебе скоро сходить. А ты еще не решил главного.
- Да, здесь у каждого своя остановка. Кому-то везёт, он сойдет на большой станции. Кто-то сойдёт на полустанке.
- некоторые выпрыгивают на ходу
- им я не завидую …
- профессор, - меня стал разбирать страх, - я теперь должен заново родиться? В теле младенца?!
- ну, не так радикально! А, впрочем, если сильно желаете, есть в этои поезде вагон для новорожденных.
- профессор, но … я же не умирал! Как я могу родиться заново!
- Разумеется, вы не умерли. Разумеется. Речь даже не идет о сбросе на заводские настройки. Всего лишь о выборе, который вы сделали.
Хоть ваш выбор и был сделан практически вслепую, но весь ваш путь предшествовал, так можно выразиться. Подвёл именно к этому выбору.

- мухи или бабочки
- именно.
- и вот ещё что.
Вы выйдете совсем не там, где зашли.
Выход будет ... короче, вы  выйдите через тридцать лет так через тридцать. В другой стране. Хотя и в той же. Вы не женаты. Но были. Студенческий, можно сказать брак. Но и холостяком вы не надолго.
что у нас имеется. В целом, очень не плохо. Небольшой дом за городом. В самом городе квартирка, небольшая, теперь их называют студиями. Знаете, такие модные, для холостяцких интересов квартирки, где главное место - это барная стойка и три высоких, неудобных стула. Но это ерунда, быстро привыкнете.
Да, на платной парковке вас ждет личный автомобиль. Вот ключ. Номер стоянки двести. Ровно.
- смотри, как упакован, а! Жених!
- права водительские, документы на машину - все вы найдете под сиденьем.
- у меня нет прав
- теперь они у вас есть
- я не вожу автомобиль!
- Совсем?
- на папиной учился, на копейке.
- разберетесь. Эти, современные, так просты и доступны в обращении, что после копейки вам эта покажется мечтой.
Коробка автомат. Мой вам совет - привяжите левую ногу к сиденью. Иначе аварии не избежать на первом же светофоре.
И вот еще: крестик на чётках. И из самшита. Повесите на видном месте.
И профессор достал из пиджачка деревянный чётки с крестик. Это так принято иу автолюбителей. Добавка чудесного к правилам дорожного движения.
Вы-то в Бога веруете, молодой человек?? А, впрочем, это не важно.


- что ж, пора!
- Как жить то хочется, профессор!- воскликнул ПИС.
Переменчивый за вагона вид бархатным ковром стелился до самого горизонта. А над горизонтом, будто возлежа на невидимой полке, нежились фантазии

Темнота стала не чёрной, а синей и слегка полосатой.
Притупляется. Притупляется со временем любое чувство.
Даже шестое чувство и то горькое чувство богооставленности,
когда наказание опережает преступление. Загадка не единожды загаданная, даже будучи не разгаданной, теряет свою загадочность.


 
(продолжение следует)

предыдущая часть 6

http://proza.ru/2022/07/20/1184