Снова о детях и наркотиках
Заезжал князь А.
Он по убеждениям либертарианец, во многом мы держимся схожих взглядов, но по некоторым позициям всё же расходимся. В частности – по вопросу легализации тяжёлых наркотиков, опиатов.
Князь А. говорит: «Да, безусловно, это право любого взрослого и дееспособного человека, гробить себя за свой же счёт, но именно с этой оговоркой: «взрослого и дееспособного». Но если пустить героин в совсем уж свободную продажу – к нему неизбежно получают доступ люди незрелые. И никакие формальные запреты на продажу героина несовершеннолетним – как ты понимаешь, не помогут».
Усмехаюсь:
«Я тебе больше скажу, любезный А! И накакие формальные запреты на продажу героина кому бы то ни было – тоже не помогают. Как было установлено в ходе вековой борьбы с опиатами, никакие самые жёсткие законодательные запреты, никакие силовые ресурсы правительства – нисколько не затрудняют доступа к героину для всех желающих, включая несовершеннолетних. Разве лишь – способствуют задиранию цены, отсутствию контроля качества и концентрации наркотрафика в руках криминала».
А. досадливо морщится:
«Да всё я понимаю! Умом. Но в душе… Я столько горя видел из-за гердоса, что ненавижу его. Героин – это зло».
«Героин, - говорю, - это вещество. Обладающее некоторыми свойствами. Во-первых, это мощнейший анальгетик. Во-вторых, это действенное лекарство от приступов кашля. С тем он и был введён на рынок Байером. И если употреблять его «на кишку» в течение пары дней, только чтоб избавиться от кашля, раздирающего лёгкие, - этого совершенно недостаточно для подсадки. Особенно, если знать, что главное – не увлечься».
«Но что зло, - продолжаю, - так это стремление некоторых людей, которым и задолго до совершеннолетия положено иметь мозги и некоторую ответственность, вкалывать героин внутривенно только лишь ради кайфа. При том, что они прекрасно знают о свойствах этого вещества, о его аддиктивности, и о том, во что превратится их жизнь, когда они подсядут. Ну и в чём корень зла-то? В белом порошке, добываемом из макового сырья, или в безответственных уродах, стремящихся превратить себя в кайфующий кусок дерьма, наплевав на всех прочих людей, предав своих родных и близких? И не должны ли мы быть благодарны героину за то, что он вовремя изобличает таких уродов ценою всего лишь их собственной сраной жизни?»
А. вздыхает:
«Опять же, умом-то я всё понимаю и где-то согласен, но ты уж слишком жестоко судишь. Да как будто одни только уроды и дебилы садятся на геру!»
Снова усмехаюсь:
«Ну да, расскажи мне про сторчавшихся победителей математических олимпиад и перспективных художников! Знаешь, сколько я этой чуши наслушался? «Мой ребёнок был такой умненький, такой талантливый, такой хороший, но потом вдруг зачем-то стал вводить себе в вену героин, и жизнь наша превратилась в ад. Во всём этом, конечно же, виноват героин и те, кто им торгует. Ведь не может же быть, чтобы мой такой замечательный ребёнок сам, в свои-то шестнадцать лет, отвечал за то, что взял шприц и вколол себе в вену героин? Да это вышло чисто случайно, первый, второй, десятый раз, - ну а там уж он, увы, подсел, и пристрастие оказалось сильнее его. Гадкий, гадкий наркотик! И на кол, на кол всех барыг!» Сыт по горло этим слюнявым бредом!»
«Но знаешь, что я тебе скажу, княже? Вот представь такую ситуацию. Ты узнаёшь, что некий шестнадцатилетний победитель математической олимпиады или перспективный юный художник отрезал ломоть ляжки у своей почившей бабушки, когда она, омытая, лежала на столе, после чего сварил её мясо и съел с горчицей и хреном. Не потому, что ему нечего было жрать и рассудок помутился от голодухи. А просто – ради удовольствия. Ради эксперимента. Ну и как ты в этом случае отнесёшься к его поступку, к его личности? Тоже будешь выгораживать, мол, мальчик просто наивный и любопытный, а не больной на голову ублюдок, и во всём виновата бабушка, так заманчиво лежавшая на столе?»
Князь А кривится:
«Тём, ну ты передёргиваешь. Где наркотики – и где каннибализм?»
Соглашаюсь:
«Да, это разные вещи. Употребление в пищу человеческого мяса, как бы ни ценилось у иных народов мира, не вызывает серьёзной физиологической зависимости. И бабушке, собственно, похер. Она уже мёртвенькая. Поэтому речь идёт лишь о некой умозрительной безнравственности его поступка, оскорбляющего человеческие чувства, которые можно считать и предрассудками, если подойти к делу совершенно непредвзято. Никакого материального вреда – его поступок никому не нанёс, исключая червей кладбищенских. Но тем не менее, ни у кого не будет сомнений, что если это совершил вполне себе сытый парень, выросший в европейской, а не в африканской культуре, - он больной на голову ублюдок, не вызывающий ни малейшего порыва его спасать, а вызывающий лишь брезгливое желание запереть его в психиатрическом стационаре, чтобы он там рисовал свои картины и решал математические задачки».
«С другой стороны, когда современный ребёнок старше лет семи подсаживается на геру, он, именно что не будучи полнейшим дебилом, прекрасно осознаёт, что очень скоро его пристрастие коснётся не только его, но и его близких. Если он не миллионер – у него очень скоро не будет собственных денег на дозу, и он станет воровать. Прежде всего – у своих близких. Крысятничать. Превратится в полнейшее дерьмо. Такое же, как те торчки, кого он видел. И если, опять же, не считать, что он совершенный имбецил, ничего вообще не понимающий, - то значит, он именно ЭТОГО хочет. Превратиться в полнейшее дерьмо. А значит – он им и является ещё ДО того, как сделал первый укол. И впоследствии ему так трудно соскочить не потому, что героин так уж люто держит на игле. Ломки неприятны, но уж поверь мне, ничего катастрофического. Правда в том, что он просто не хочет соскакивать. Иначе – зачем бы ему садиться, in the first place? Вот такой он урод по своей сути, таким его воспитали. Если считать, что «убитые горем» родители имели какое-то отношение к процессу его воспитания, - значит, это и их ответственность, что они вырастили скотину. Героин – только лакмусовая бумажка его имманентного скотства».
«Но, опять же, я не радетель за чужую нравственность, и мне похер, какая там пустота в душе у другого человека, покуда он меня не трогает, поэтому, единственное, как я мог бы облегчить их проблемы – сделать героин дешёвым и доступным. Чтоб уж по крайней мере те скоты, которые на него подсаживаются, не имели причин идти на преступления ради дозы. Чтобы работали себе дворниками, чтоб им хватало на ширево и на свою тусклую убогую жизнь – и в этом случае мне вообще плевать, кем бы они там могли стать, если бы не. Стали – тем, кем стали. Задолго до первой ширки. И если это парит их родителей, такой облом надежд, - то раньше надо было париться».
А. посмеивается:
«А ведь признайся, Артём, в глубине души ты всё же опасаешься, что и твой Лёшка может подсесть на опиаты, когда подрастёт?»
Пожимаю плечами:
«Опасаюсь? Да я очень много чего опасаюсь, когда речь идёт о моём ребёнке. Только стараюсь не давать волю своим опасениям. Он в любой момент может разбиться насмерть, сорвавшись с верхотуры, или угодить на велике под машину. Если об этом постоянно думать – отравить жизнь и себе, и ребёнку. Но вот что он подсядет на гердос? Предполагать такое – изначально считать его дерьмом. Совершенно незаслуженно, несправедливо, без малейших фактических оснований. Но я ему и сейчас уже рассказал про героин, что это такое, как он работает, почему люди кайфуют от него и почему трудно соскочить. Информация у него есть. Если захочет ею воспользоваться в том смысле, чтобы разменять свою жизнь на биохимический кайф – значит, созрел достаточно для такого решения. И это его решение. С тем же успехом, и с тем же моим отношением к событию, он может и в монастырь уйти, если вдруг заболеет ПГМ. В любом случае, как ты прекрасно понимаешь, уж ему-то – ни жарко ни холодно, запрещён героин в России или нет. Он-то найдёт и поставщиков качественного нелегала, и деньги. Поэтому для меня – было бы уж наивысшим идиотизмом пытаться оградить сына от гердоса ширмочкой формального запрета. Да для всех родителей это идиотизм, требовать запретов на вещество в надежде, что так они уберегут чадушко, - но они и есть идиоты. И трусы, боящиеся взглянуть правде в глаза».
«То есть, - уточнил А., - ты на самом деле не очень боишься, что твой собственный ребёнок сядет на наркоту? А если, скажем, будет у него несчастная любовь, поруганные чувства, и депрессуха такая, что хоть в петлю? А тут друзья предложат шприц. «Один укольчик – и всё как рукой»?»
Смеюсь:
«Я тебя правильно понял? Ты предполагаешь такую ситуацию, что либо мой ребёнок руки на себя наложит, либо найдёт забвение в гердосе? Что ж, в этом случае – да будет благословен гердос! С него-то, по крайней мере, можно сняться и начать всё сначала. А воскреснуть – нет. И если ты вздумал пугать меня перспективой того, что мой Лёшка сядет на герыч вместо того, чтобы слазить в петельку, то, должен признать, при всём твоём уме, княже, тебе всё-таки вредит общение с кретинами-прогибиционистами. Алогичность – она заразительна. Особенно – в российском климате».
Подумав, он тоже посмеялся:
«Да, пожалуй, я ***ню сморозил».
Ну что ж. Собственно, вся борьба с наркотиками путём запретов – она и строится изначально на том, что кто-то ***ню сморозил, с большим пафосом, остальные – подхватили. Поскольку им нравится пафос. А где он – там о смысле как-то уже и неприлично считается задумываться. Беда человечества: стремление отключать мозг, когда кто-то рядом заламывает руки и надрывает глотку. «Если он так переживает – то, небось, и прав?» Да нет, возможно, он просто мудак :-)
Другие статьи в литературном дневнике:
