Человек и кошки

Одна моя знакомая и коллега, Долорес, очень любит животных. Собственно говоря, во многом благодаря именно ей нашу Корпорацию называют порой в шутку «Гринписом с крылатыми ракетами». Поскольку охрана живой природы – действительно одна из важнейших наших стратегических задач, а для Долорес – почти что мания.
Но всю живую природу, конечно, не убережёшь от натиска цивилизации, и жить в девственных джунглях довольно проблематично, когда часто приходится бывать в Москве по делам, поэтому Ло устроила в своём подмосковном поместье нечто вроде кусочка родной колумбийской сельвы под прозрачным куполом.
Там, конечно, обитает много всякой живности, но особая достопримечательность – ягуары. Всего их трое, но два самца предпочитают держаться поодаль от человека, а вот самочка, Каби, - оказалась очень контактной (возможно, потому, что самцы были отбиты у браконьеров, а Каби родилась в зоопарке и была подарена Долорес одним латиноамериканским диктатором в знак примирения).

Эту кошку не назовёшь очень крупной для своего вида (около семидесяти килограммов), но что в ней примечательно – меланоидность. То есть, она совершенно чёрная, с лиловатым отливом (что не такая уж редкость как у леопардов, так и у ягуаров). Очень красивая зверюшка. Ещё же примечательней – добрый нрав и жизнерадостная игривость. Она ладит и со своими сородичами, дав уже два выводка котят, но больше всего обожает развлекаться с людьми. И когда Лёшка Зимин возится с Каби, катаясь с нею по земле, - это зрелище, которое трудно описать, но стоит видеть. Помню, Долорес как-то выговорила: «Будь ты порядочным человеком, querido, должен был бы жениться после такого!» (Не думаю, что она таким образом намекала на необходимость формализовать её собственные отношения с Лёшкой, поскольку все десять лет, что они вместе, их, кажется, обоих вполне устраивает юридическая неопределённость).

Подобно Долорес, я тоже люблю животных. Но также – люблю растения и людей. Поэтому имею в своём Калужском поместье картофельную плантацию, на которой трудятся около пяти сотен невольников.

Замечу, по этическим соображениям я признаю только договорное (индентурное) и временное рабство, поэтому все мои питомцы – это должники, согласившиеся отрабатывать долг на моих условиях вместо того, чтобы отправиться в тюрьму или в лапы какой-нибудь кавказской мафии. Подавляющее же большинство – молодые правонарушители, которым светил реальный срок за не слишком «отмороженные» преступления (кражи, грабежи, угоны, наркота). Я их отмазываю от юстиции и предоставляю возможность расплатиться со мной, реализуя свои наилучшие качества в созданном мною хозяйстве.

Естественно, их положение подразумевает некоторое ограничение личной свободы. Не такое, впрочем, суровое и бессмысленное, как в рамках государственного рабства в колонии. И тем менее унизительное, что я не использую дурацких пафосных слов о воспитании и наставлении на путь истинный. Нет, у нас всё проще и честнее. Они мне должны – они отрабатывают. И это нормально для человека, который попал на бабки, но не имеет возможности расплатиться самостоятельно. В конце концов, Генри Морган тоже начинал свою карьеру в Новом Свете с индентурного рабства (в оплату за перевозку), как и сотни тысяч других эмигрантов, - и это не помешало ему стать очень значительной исторической персоной.

Вместе с тем, пусть ненавязчиво и деликатно, я всё же способствую их личностному развитию, с прицелом на будущие наши взаимовыгодные отношения, рассматривая свой «питомник» как «школу кадрового резерва» для Корпорации и подкрышных нам фирм. Приобщение к миру живой природы – также входит в программу личностного развития.

С этой целью порою я вывожу своих питомцев в заповедник тёти Ло. До последнего момента они пребывают в неведении относительно места, куда их везут, и его обитателей, а я отделываюсь лишь туманными и зловещими намёками вроде: «Вероятно, тебе уже надоело окроплять под лозами своей кровью алтарь Дианы – пришло время по-настоящему принести тебя в жертву, ибо достал уже косячить!»

Не знаю, что именно в моём облике заставляет их подумать, будто я шучу, но пока что не видел ни одного случая действительно сильного испуга.
Между тем, я не шучу. Оказавшись во владениях тёти Ло, я заталкиваю юнца в беседку с решётчатыми стенами, закрываю за ним дверь – и оставляю наедине с Каби.
Что происходит дальше – весьма примечательно.
Разумеется, я не вербую к себе полных дебилов или неврастеников. Но всё же на некоторый шок от встречи лицом к лицу со взрослым ягуаром – кажется, мог бы рассчитывать.
Однако ж, что приходится слышать, так это примерно следующее:
«Ух ты! А погладить можно?»
То есть, реакция точно такая же, как и на моего пса Нерри – не более и не менее того.

Нет, понятное дело, что Каби дружелюбна и неагрессивна, что она привыкла воспринимать людей как товарищей по играм, а не как угрозу или добычу. Но они-то этого не знают! Так неужели это так чувствуется на инстинктивном уровне?

Да, чувствуется. И дело, полагаю, не только в индивидуальном характере Каби. И не только в их уверенности, что я не стану бросать свою собственность на растерзание дикому зверю до полной отработки долга.
В действительности, я имел много возможностей убедиться, что ягуаров – человек в принципе не боится.
То есть, опасаться – конечно, приходится всякого крупного животного, которое способно повредить человеку хотя бы вследствие своих размеров. Тем более – хищника, способного прокусить голову в мгновение ока. И самое такая возможность, совершенно очевидная, - заставляет человека, при встрече с ягуаром в лесу, относиться к зверю уважительно.
Но всё же, ягуар – не вызывает в человеке того подспудного, парализующего ужаса, какой возникает при виде леопарда, близкого и менее крупного пятнистого родича американской кошки.
Самому мне доводилось пересекаться и с ягуарами, и с леопардами, и до поры я считал различие в своих ощущениях – надуманным и субъективным. Пока на глаза не попалась книжка Айвена Сандерсона, где очень точно выражается ровно то же различие:
«Я сильно вздрогнул от неожиданности, когда нарост вдруг изменил очертания и стал медленно взбираться по стволу. Я должен обратить ваше внимание на необъяснимый и очень интересный факт: хотя животное, которое я безошибочно узнал по силуэту, было хищником, я не чувствовал ничего похожего на то необычайное ощущение безотчётного ужаса, которое возникает при виде леопарда в Западной Африке, пронизывая вас с головы до пят. Передо мной на дереве в каких-нибудь двенадцати футах припал к стволу ягуар: в лунном сиянии зверь казался громадным, как настоящий выбеленный луной динозавр, но того одуряющего, тошнотворного ужаса он у меня не вызывал». (Цитирую по русскому переводу, поскольку в оригинале читал на бумаге, чужой экземпляр).

Не могу сказать, что встреча с леопардами внушала мне именно «тошнотворный ужас». Нет, это тоже очень красивые, изящные животные. Но при этом – слишком мелкие, чтобы я мог воспринимать их как серьёзную угрозу (в отличие от носорога или бегемота). Я – хорошо развитый и тренированный примат, я гораздо крупнее, сильнее, обладаю лучшей реакцией и более совершенным набором боевых приёмов. И умом я понимал, что даже не будь у меня оружия, то, в случае конфликта, если барс бросится – запросто сумею уложить его одним ударом в полёте (как бы ни не хотелось этого делать).

И тем не менее, при взгляде в глаза леопарда – всё же вылезает из каких-то глубин этот инстинктивный, иррациональный страх. Во всяком случае, есть какое-то ощущение враждебности, исходящее от этой кошки. Природной враждебности. И, скажу честно, смотреть в жёлтые глаза леопарда – очень непросто.

А вот ягуара, несмотря на уважение к его боевым возможностям, человек как-то не воспринимает в качестве природного врага. Его глаза кажутся скорее задумчивыми и меланхоличными, нежели злобными и хищными (собственно, Каби – это сокращённое от Кабирии, поскольку Ло показалось, что выражение мордочки и глаз котёнка – один в один как у Джульетты Мазины в финальной сцене фильма). Его хрипловатый («хрюкающий») рык – кажется человеческому слуху скорее забавным, нежели грозным (однако ж, покажите мне человека, который засмеётся, а не вздрогнет, услышав за спиной даже тихое порыкивание леопарда!) Да и весь облик этой кошки – располагает, конечно, к уважительности, но не ввергает в трепет. «А можно погладить?» - это нормальная реакция человека на ягуара.

Ну и конечно, я разрешал погладить и даже сфоткаться с Каби. Правда, когда уже сам заходил в беседку. Ибо, не хочу быть понятым превратно, будто бы если Каби до сих пор была столь благодушна и доброжелательна, то следует начисто исключать какие-либо сюрпризы с её стороны. Нет, реальность такова, что и ни за одного человека нельзя поручиться, что он никогда и ни при каких обстоятельствах не впадёт в буйную агрессию, что у него попросту не сорвёт башню. Тем более – таких гарантий нельзя давать, когда имеешь дело с дикой хищной кошкой.

В действительности, и любой владелец домашней киски –подтвердит, что временами она, резвясь, несколько увлекается, может и тяпнуть, и поцарапать. Относительно же больших «ручных» кошек приходится удивляться не тому, что они всё же иногда нападают на человека, а тому, что это происходит так редко (гораздо реже, чем в случае с домашними Барсиками и Мурками). Поэтому единственной реальной гарантией безобидности любого хищника – является физическая способность хозяина быстро и надёжно его нейтрализовать, в случае чего. И когда Лёшка Зимин, дурачась, борется с Каби – он делает это потому, что знает: если она чересчур раздухарится и попытается тяпнуть всерьёз – у неё это не получится. Он просто сильнее и резче, он всегда успеет уйти от атаки и скрутить существо той же весовой категории, но не настолько тренированное. Однако ж, своим воспитанникам я не разрешал чересчур вольничать, обнимаясь с «пантерой». Ибо, она, конечно, душечка, но – мало ли?

Продолжая приобщение к миру живой природы, впоследствии я знакомил тех же ребят и с леопардами, тоже как бы «ручными». Но в этом случае – некоторая робость была очевидна. Даже чтобы протянуть руку и слегка коснуться шерсти – требовалось изрядное волевое усилие. Потом ребята признавались, что им было «почему-то страшновато». «Почему-то» - поскольку им казалось, будто после Каби они уже вовсе не боятся хищных кошек.

В действительности, различие инстинктивного отношения человека к леопарду и ягуару (я здесь не беру в расчёт львов и тигров, поскольку они «страшные» уже одними своими размерами – и всё равно леопард пугает больше) – это очень важная вещь, проливающая свет на многое.

Я не верю ни в мистику, ни в стопроцентный генетический детерминизм личности, но всё же очень многие реакции на внешний мир – вероятно, «прошиты» в наших генах. Во всяком случае, некие фундаментальные основы из области «кто есть кто и кого следует бояться».

Леопард, обитая повсеместно в Африке, миллионы лет жил бок о бок с нашими предками, пока те были всё ещё более или менее прямоходящими обезьянами. И леопард – пожалуй, единственный крупный хищник, который на регулярной основе охотится на человекообразных обезьян и в наши дни (львы бы, возможно, тоже охотились, но ареалы малость не совпадают). Естественно, и на заре человечества гоминиды были в глазах леопарда законной добычей. А он в их глазах – самым страшным природным врагом. И вот где-то в генной памяти этот расклад сохранился и по сей день. Как у человека, так и у леопарда.

Поэтому, рискну предположить, леопард и является одним из самых трудно дрессируемых хищников. Он совсем неглуп, он может быть терпелив, часами выслеживая добычу в засаде, - но в цирке оказывается очень непредсказуемым, раздражительным и легко впадающим в агрессию животным.

И я его понимаю. Да, много-много лет назад его предки отказались от целенаправленной охоты на человека, когда он «заматерел» настолько, что это сделалось слишком опасно. В наши дни – леопарды становятся людоедами столь же редко и по тем же причинам, что львы и тигры. От голода, от увечий, лишающих возможности добывать «нормальную» пищу. Но при всём при этом, в отличие от львов, тигров и, тем более, ягуаров, у леопарда дремлет в глубине сознания программа биологической идентификации, позволяющая определить человека как «некую разновидность шимпанзе, которых принято кушать».

До поры – его отвращают от сближения с человеком те обстоятельства нашей материальной культуры, выраженные визуально и через запахи, которые появились слишком недавно и потому не могут быть охвачены инстинктами. Но вот стоит леопарду привыкнуть к этому «культурному фону» - на первое место может выйти та самая его природная программа. И пусть ему не захочется именно сожрать человека (в цирке его и так неплохо кормят), - но возникает понятное возмущение. «Это ктой-то мной тут раскомандовался? Некая обезьяна, на которую предками завещано смотреть, как на хавку? Да что за нафиг?»

Ну и происходят несчастные случаи, свидетельствующие о «непредсказуемости» леопарда. Хотя на самом деле – всё более чем предсказуемо. Генетически – мы для него еда. Привычный (а не казуальный) объект охоты. Так было на протяжении сотен тысяч, если не миллионов лет. И неудивительно, что у него сносит башню, когда эта наглая мартышка пытается подчинить его своей воле.

Равным образом – и страх человека перед леопардом вызван инстинктивной, прошитой в генах идентификацией «того, кто нас жрёт». И лучше бы цирковым укротителям – доверяться этому инстинктивному чувству опасности, а не насиловать себя, пытаясь воспринимать леопарда как всего лишь «ещё одну большую кошку», которая, конечно, небезобидна, но которую можно укротить. Нет. Леопард – ТА САМАЯ большая кошка, которая на протяжении тысячелетий кушала наших предков в очаге формирования нашего вида. И, возможно, не у всей обширной и разнообразной популяции леопардов на глобусе есть привнесённые из Африки гены, ответственные за охоту на человека, но и исключать такой возможности нельзя (во всяком случае, гены боязни леопарда – точно есть у нас, и это передаётся зверю).

Между тем, другие крупные хищники – они не были знакомы с человекообразными приматами до совсем недавней (по биологическим меркам) поры. В их ареал – человек расселился всего несколько десятков тысяч лет назад, а потому не успел выработать некое определённое отношение к себе на генетическом уровне. И они, конечно, могут сильно покусать, если оголодают или если их спровоцировать, - но человек не входит в их генетически определённый рацион. При этом, звери, стоящие на вершине пищевой цепочки, избегают кушать то, что ещё толком не распробовано, ибо для них нет риска хуже, чем отравиться какой-нибудь новомодной дрянью. А те «экспериментаторы», которые всё же увлеклись человечиной, - имеют мало шансов передать свои гены и специфические охотничьи навыки последующим поколениям. Ибо стоит им лишь убедиться в питательной ценности человечины и в безопасности её промысла, - как очередной «гарантированный завтрак» взводит курок...

Замечу, специфические и непростые взаимоотношения человека с леопардом – позволяют понять и то, почему столь затруднено оказалось одомашнивание многих видов в Чёрной Африке (что предопределило, во многом, и цивилизационное отставание негров).

Вот, скажем, зебра. Казалось бы – лошадь и есть лошадь. Почему бы не запрячь её в колесницу, почему бы не оседлать её? Но исследователи данного вопроса сталкивались с тем, что зебра, при попытках её одомашнивания, оказывалась очень нервной, раздражительной, более агрессивной по отношению к человеку, чем самые кусачие евразийские лошади.
Конечно, иным британским аристократам удавалось выдрессировать четвёрку-другую зебр, чтобы с шиком прокатиться в экипаже по Лондону, но в целом зебра была признана непригодной к одомашниванию.

То же и со слоном. Индийские слоны – замечательно использовались для нужд человека, даже притом, что большинство их не рождались в неволе (вообще само по себе размножение слонов в неволе – слишком затратное дело по времени).
Североафриканские слоны, полностью вымершие ещё в античности – тоже служили Ганнибалу верой и правдой. А вот ныне живущий африканский слон – никогда не одомашнивался. Считается слишком агрессивным.

И я думаю, эта закономерность с африканскими животными – объяснима. Все они – жили рядом с человеком задолго ДО того, как он провозгласил себя «разумным», и «венцом творения», и всё такое.

Они наблюдали его «взросление», они воспринимали его как нечто привычное, он был прописан в их «генетическом атласе зоологии». И пусть не все они воспринимали наших предков как жрачку, но – имели о людях некое устоявшееся «мнение». Что, конечно, приводит к «разрыву шаблона», когда эта давно привычная облысевшая обезьяна вдруг пытается то ли захомутать тебя, то ли навьючить поклажу. Отсюда – «нервичность» и «агрессивность» африканских зебр и слонов. Рискну утверждать, она, по природе своей, абсолютно идентична и отношению леопарда к человеку.

Но на другие территории человек, вырвавшись из Африки, обрушился как нечто неведомое и непостижимое. Нет, разумеется, волки, кабаны и лошади Евразии – покорились человеку вовсе не потому, что признали величие его разума и духа. Скорее, они просто вообще не понимали, что это такое, это новое существо, и, не имея никаких природных руководств по отношению к нему, оказались готовы к любым отношениям, которые человек сам им навяжет. То есть, у них не было «генетического запрета» на подчинение лысой обезьяне, в отличие от африканских собратьев.

Симметричным образом проявляется и отношение человека к африканской и неафриканской фауне. О весьма показательном различии инстинктивного восприятия леопарда и ягуара – я уже говорил (и не только я). Но не менее примечательно, например, то, как мы воспринимаем медведей.

Казалось бы, евразийский бурый медведь – очень крупный, очень опасный хищник, который пусть не охотится на человека целенаправленно, но легко может напасть, столкнувшись в лесу (с печальными последствиями). Американский гризли, сравнимый по размерам, - ещё и гораздо агрессивней. Белый медведь – это вообще «отмороженная» машина для убийства.

Но несмотря на все факты, мы склонны изображать медведей как добродушных, неуклюжих, в целом симпатичных зверей (и не только в русских сказках). Да и при очном контакте – медведь обычно не воспринимается как нечто очень страшное.
Почему? Потому, что мы столкнулись с ними уже тогда, когда понимали: по-настоящему опасным зверем на суше для человека является только сам человек (хляби морские – другое дело). А всякие эти мишки да волки – да, конечно, требуют настороженности, но как природные враги не воспринимаются (в действительности, многие современные люди, впервые повстречав в лесу волка, даже не понимают, что это не собака).
Но вот изображать леопарда «добродушным и миролюбивым» зверьком – может только тот, кто никогда не заглядывал ему в глаза. И при встрече с леопардом – уж точно ни у какого самого оторванного от природы городского жителя не возникнет иллюзии, будто это просто котик-переросток :-)

Другие статьи в литературном дневнике:

• 27.02.2013. Человек и кошки
• 24.02.2013. К вопросу о табу на наготу
• 15.02.2013. Корсары Каждому Своё
• 08.02.2013. К вопросу о стременах в античности.
• 07.02.2013. А Рим всё падал и падал...
• 06.02.2013. За фасадом Империи
• 02.02.2013. О моей доброте