Ещё о допросной техникеВ давешнем своём посте я касался вопроса о различиях в понимании хорошей допросной техники между отечественными и буржуинскими правоохранителями. И различие сие заключается, главным образом, в том, что у наших основной подход – «пресс», у буржуев – «развод». Нет, конечно, встречаются и очень толковые российские менты, способные грамотно развести собеседника уровнем малость повыше дворового авторитета Васи Палёного, как есть и среди амеров дуроломы, сходу вступающие в конфронтацию с допрашиваемым, и то ли просто посылаемые им нахуй, то ли дающие волю рукам с весьма неблагоприятными для себя, зачастую, последствиями. Но в целом различие именно таково. Буржуйских копов учат, что главная их задача – в принципе выйти на контакт с допрашиваемым, разболтать его исключительно по-доброму, покуда он не тряхнул головой и не вспомнил о «миранде» («Вы имеете право хранить молчание" и т.д.). Наши (большинство) – до сих пор не усвоили, что у подозреваемого есть право вообще ничего не говорить ментам, поэтому тактически невыгодно чересчур поспешно переводить человека из свидетеля в подозреваемого, да и свидетель в любой момент может воспользоваться ст.51 Конституции и отказаться освещать некоторые вопросы, если считает, что ответы могут быть использованы против него. Когда же пытаются форсировать допрос, выбить показания – ну, с дворовой шпаной это ещё прокатывает, но человек посерьёзней может доставить много неприятностей (или же приходится пускаться уже в совершенно откровенный криминал, безо всякого намёка на законность, на что у большинства ментов всё же кишка тонка). Казалось бы, такой структуре, как Корпорация, к которой я имею честь принадлежать, все эти условности с соблюдением законности на допросах – можно было бы вовсе игнорировать (поскольку мы незаконны сами по себе, to begin with :-) ). Ну и законность-то, конечно, нас занимает очень мало. Однако же, что выполняется свято – золотое правило: «Никогда не прессуй человека, если есть хоть какая-то возможность его развести». Никогда не угрожай, если можешь заинтересовать. Никогда не ссорься, пока есть возможность подружиться. Иные мои знакомые менты уверяют, что это невозможно. Что иногда приходится колоть по-жёсткому, поскольку «лаской» действовать бесполезно. Впрочем, повторю, это крайние и очень редкие случаи, когда приходится жёстко запугивать и обламывать собеседника. Но если есть достаточно времени, – уболтать его и развести можно ВСЕГДА. К сожалению, по понятным причинам, я не могу выложить в Сеть примеры творчества наших мастеров разговорного жанра. Это слишком сокровенная наша интеллектуальная собственность. Но очень близкий к тому, «эталонный» пример грамотного развода подозреваемого, - представляет собой, скажем, шедевральная, безукоризненная работа канадского детектива в деле Рассела Уильямса. Это дело можно легко прогуглить по словам Russel Williams, причём, фрагменты допроса официально выложены на Ютъюбе. К сожалению, лишь те фрагменты, где тот парень уже вошёл в доверительный контакт с подозреваемым и, собственно, склоняет его к признанию. Но самая виртуозная часть была – это как раз налаживание контакта, где детективу удалось «подружиться» с очень необычным подозреваемым, оказаться с ним на одной волне, и завоевать доверие. Я не знаю, есть ли она где в Сети, эта вступительная часть беседы (продолжительностью не менее часа), но, смею заверить, работа мастерская. В целом же дело было в следующем. Поскольку местность не очень населённая (окрестности Трентона, главной канадской авиабазы), и чужаки - редкость, полиция провела тотальное сличение следов протектора, просто останавливая на постах все машины подряд. И выяснилось, что след, оставленный у дома пропавшей барышни, в точности соответствует покрышкам Пэтфайндера, принадлежащего, не много не мало, полковнику Уильямсу, начальнику этой авиабазы. Заслуженному ветерану ВВС, прежде бывшего командиром ВИП-ероплана, на котором летали премьер, генерал-губернатор и Елизавета Вторая во время своих визитов в Канаду. Дело выходило очень щекотливое. Уильямса пригласили в полицейское управление для… нет, не для формального допроса, конечно! Так, для разъяснения возникших недоразумений. Сугубо в добровольном порядке. И разумеется, полковник мог в любой момент встать и сказать: «Извините, мне надоело с вами чирикать, далее все беседы – в присутствии моего адвоката и только в том случае, если вам есть, что мне предъявить!» А по части «предъявить» - у следствия было негусто. Только вот эти совпадающие шины (но это можно объяснить, как угодно), да, как выяснилось уже в управлении, обувь полковника совпадала со следами, оставленными в доме пропавшей. И можно было ожидать, что там же обнаружат его ДНК. Как и её ДНК – в его доме. Ну и что? Он мог бы даже признать факт их знакомства и близости – это никак не образовывало никакого уголовного обвинения. Но вот этот парень, детектив, он – сразу понял, что полковнику есть, что скрывать. Гораздо больше, чем факт адюльтера. И так повёл разговор, что тот не мог «отлипнуть», отбрыкнуться и потребовать адвоката (да и не желал уже). И, нисколько не давя, ни разу не повышая голос, а разговаривая очень уважительно и по-дружески, то и дело изображая неловкость и смущение, сумел внушить мысль, что картина складывается очень серьёзная, что она удручает его самого, и что он хотел бы в ней разобраться, и что они обязаны будут провести обыск дома и в офисе полковника, и что его результаты могут оказаться такими, что уже невозможно будет удержать ситуацию под контролем. И это не был вариант «покайся, Иваныч, тебе скидка выйдет!» Ибо – какая, нахер, скидка? Умышленное убийство, да ещё сопряжённое с похищением и изнасилованием – это почти гарантированная вышка (пожизненное) по канадскому законодательству. Но для того, чтобы доказать именно убийство да ещё и сопряжённое с похищением и изнасилованием, - у следствия не было вообще никаких существенных улик. Даже трупа – и того не было. Но вот этот детектив убедил полковника, что если они найдут труп (а он для себя лично уже давно понял, что это именно убийство) раньше, чем полковник сам укажет его местонахожденине, то это будет фатально для его репутации. Поскольку тогда общественность признает его «хладнокровным психопатом» (как будто она могла признать его кем-то иным в любом случае!) Честно, наблюдая этот допрос, я сам удивлялся, как Уильямс, мужик явно неглупый, притом вояка высокого ранга, прошедший все мыслимые тесты на психическую стабильность (большой привет, кстати, этим тестам!), привыкший командовать и доминировать, вот так расплылся на допросе и повёлся на, в общем-то, полнейшую пургу, которую нёс этот детектив. Но вот так убедительно и задушевно он её нёс – что Уильямс не только указал местонахождение убитой им девицы в розыске, но и сознался в ещё одном убийстве (тоже на половой почве), а также – в нескольких нападениях на тёток с проникновением в жилище и фотографированием их в непристойном виде, а также – в кражах женского белья и совершении всяких непотребств с оным. Да, он оказался извращенец конченый. Такой вот «богато декорированный» канадский полковник. Но Буданов, по крайней мере, не обряжался в краденое женское бельё и не позировал в таком виде, сохраняя фотки на своём компе. И я согласен с мыслью, что Буданова нельзя было подпускать к воинской службе и военным делам, когда такой нервный, впечатлительный и неуправляемый, но вот этот фрукт, Уильямс, - это что-то вообще запредельное. Хотя, вроде, и контужен-то не был, и не бухал запойно, и внешне производил впечатление вполне здравого, благопристойного служаки. Когда же все его «причуды» и «проказы» высветились – конечно, в Канаде скандал был грандиозный. И мировую огласку получил. Но вот только не в России. Поскольку наши «русофобские» СМИ не сочли нужным привлекать внимание, а «патриотические» - вообще ни на что не годны, кроме абстрактного «злобного клёкота» безо всякого знания забугорной негативной конкретики. Однако ж, сам тот факт, что дела этого Уильямса стали известны, стал возможен именно вследствие мастерской, виртуозной работы детектива, выведшего его на полную сознанку при изначально очень слабой позиции следствия. Чисто психологической работы, осуществляемой без какого-либо давления, а исключительно с позиции «я твой друг, я хочу тебе помочь». И он так не гопника дворового обрабатывал – а очень значимого по канадским меркам офицера. Ну и это надо видеть и слышать, как он говорил, как он слова подбирал, как он жестикулировал, подстраиваясь под своего собеседника, как он охотно становился «ведомым», как он мягко подбирался к глубинам извращённого полковничьего нутра, ни на секунду не позволив заподозрить, будто бы испытывает какие-то отрицательные эмоции к своему собеседнику (да от этого-то профессионал всегда должен уметь отрешаться). И даже неофитам, не владеющим английским в достаточной мере, мы всё равно показываем эту запись. Просто – чтоб оценили интонации, мимику, жестикуляцию. Но в собственной работе, при недостаточности оснований «взять за жабры», мы отдаём предпочтение не столько допросу, сколько – тактическому, провокационному разводу на некие действия, которые, будучи осуществлены, уже создадут хорошую базу для «взятия за жабры». Что я имею в виду? На Лёшку тоже стоило посмотреть. Он и важничал, надувая щёки якобы доступной ему информацией – и не меньше надувал их, подчёркивая, что не имеет права разглашать нюансы. И этот чел, кредитор, он бы вовсе не стал разговаривать с мало-мальски «серьёзным» следователем, который чего-то вынюхивает. Но с наивным лейтёхой, которого послали для проформы, - почему бы не побазарить? Ведь это так легко, разболтать его на ту информацию, которая известна ментам и даёт им какие-то подозрения. Для этой цели – и подпоить не грех. Лёшка говорил потом, что сразу понял: кредитор не причастен к гибели своего друга и должника. Поскольку никакой гибели вообще не было. Почему? Потому, что собеседник не выказал никакой искренней реакции на известие о том, что ментовка подозревает смерть означенной персоны. Он-то знал, что пропавший жив и здоров. А ментовка – пущай себе подозревает. Но вот упоминание некоего свидетеля чего-то такого, что могло быть принято за убийство или приготовление к оному, - это реакцию вызвало. Товарищу действительно интересно стало, что такого мог тот свидетель видеть. Ну а дальше – рутина. Лёшке сели на хвост люди из СБ этого бизнесмена, он их довёл до места встречи с предполагаемым свидетелем, где показал ему полученные от кредитора отвязные фотки, «подручные» стали следить и за ним, «свидетелем», попытались его захватить, – тут-то их и сцапали. И их нисколько не прессовали, но просто объяснили: «Ребят, вы в очень нехорошую историю сейчас попадаете. Дело даже не в том, что вы оказывали противодействие законному следствию, а в том, что делали это в составе организованного преступного сообщества, к коему выказали свою принадлежность. А это другая уже совсем статья. Но мы не хотим вам зла – мы просто хотим знать, чего там за замес с этим пропавшим должником? В ваших интересах – обосновать, что там не было ничего… запредельного» Ну и договорились вполне по-человечески. На самом деле, люди, состоявшиеся как бизнесмены, крайне редко прибегают к убийству ради своих финансовых дел. Ибо бизнесмен – это тот, кто научился получать прибыль БЕЗ убийства, БЕЗ насилия. Но вот к мошенничеству, авантюрным каким-то схемам, особенно, в рассуждении ухода от налогов или в неосновательном получении страховой компенсации, - они прибегают порой. В данном случае мы получили хороший опыт практической провокации – и долю в активах этих ребят, которые радостно согласились встать под нашу крышу, покуда мы не слили их тёмные делишки страховой компании. Но под нашей крышей они, конечно, очень прилично себя впредь вели, ибо им объяснили: попробуешь мошенничать, когда пользуешься нашей протекцией, - это уже не пресловутое «экономическое преступление» будет, это будет оскорбление, нанесённое конкретно НАМ. За это не четвертуют, и кожу не сдерут, но – лишат протекции, лишат механизмов ухода от налогов, лишат всех привилегий, а для людей, вкусивших подкрышность нам – это куда хуже четвертования и сдирания кожи. Впрочем, не буду распространяться на тему нашей крышевой политики, ибо тема была – грамотное интервьюирование и иные методы для склонения объективно «ершистых» контрагентов к сотрудничеству. И поверьте, сколь бы ни были велики наши возможности для прямого насилия, - но вовсе не они рулят в стратегии «склонения к сотрудничеству». Вернее же сказать, чем больше у тебя возможностей навязывать свою волю путём прямого насилия, - тем меньше ты ими должен пользоваться. Прямое насилие – удел школьных гопников, отбирающих мелочь у малышей. В тех школах, где такое поведение терпят. В тех обществах, где такое поведение терпят. Ко счастию, его и в российском современном обществе не терпят до такой степени, как хотелось бы воздыхателям по тому якобы «порядку», какой царил в середине прошлого века, и той якобы «эффективности» правоохранительных органов. В действительности, они вовсе не были эффективны – они были больны, «оранжерейны». Что аукается до сих пор. © Copyright: Артем Ферье, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
