Гулливер
Очень хочется про английскую литературу какое-нибудь выдающееся эссе напечатать. Про плеяды звезд, немезиды цензуры и прочий олимп Стоунхенджа. Типа бла-бла-бла великая эпоха, Томас Мор, краденный у Черепановых паровоз, овцы, которые съели людей, и вообще огораживание, масоны, колониализм, Ост-Индская компания против Харикришны, Лондонский съезд социал-демократов, Ленин в опечатанном вагоне и Диана верхом на арабском скакуне, хотя кино вместе с печатным станком Гутенберга придумали русские.
Давно понятно, уровень духовности обратно пропорционален наружным манерам. Если человек в гавно, если валяется, а морда в салате затоплена, считай, свезло - аскет и духоборец, но если расписным гульфиком козыряет и перьями на шляпе помахивает - законченный лицемер и полнейшая гнусь, проверено. Никого кроме собак и фарфоровых кошечек не любит, сквалыга и жадина. Поэтому ихняя литература не более, чем завеса для отвода глаз. Прячут сущности за фасадом аристократических манер, твидовых гардеробов и клетчатых штанов. Все кроме Гулливера. Тот честный, и это не только мое мнение.
Потеплело, по стенам побежали ручьи. Еще третьего дня греб со всей мочи дорожку на два раза, вчера греб, тоже два раза. Ближе к середине подошел Гурин водила. На фига, спросил он, и воздел глаза к нему - смотри, сыплет и сыплет.
Воздухом дышу активно, ответил я хмуро, даже руки запотели.
Понятно, умно отступил тот - о спорт, ты мир, а сегодня потекло всерьез.
Прибежала девушка с охраны, у нас реквизитики изменились, радостно зачирикала она, можете смело платить за два месяца - мы уже переболели, так что не бойтесь.
Хорошо, не буду, тупо выдохнул я в сторону, и наскоро выпроводив красотулю взялся за швабру - натекло по щиколотку. Человек с метлой.
По горячим следам отзвонил Алке - реквизиты принесли, сказал я темпом, можешь платить. Думал обойтись телеграфом, не тут то было - сук-и-и, длинно взревела трубка, и это было первое цензурное слово. Отставив трубу наподальше выслушал патетическую сонату целиком. В общем, поговорили хорошо.
С какого момента надо непременно уважать чужое мнение - до сук или сразу после. Вчера наткнулся на астрофизическую заметку, в которой некий ученый напрочь разгадал загадки большой пирамиды Хеопса.
Оказывается, при постройке египтяне использовали технологию пришельцев - били тяжелые камни квантово-хитрой дугой, да так, что электроны махом разворачивались спиной к земле, отключая тем самым всякую графитацию, после чего многотонный кирпич весело взлетал на недосягаемую высоту. Более того, магический разряд на некоторое время делал из камня полужидкость, поэтому получалось без швов - сначала аморфные шлакоблоки ставились один на другой, а потом, когда электроны снова разворачивались назад, а гравитация возвращалась на место, глыбы постепенно отвердевали.
Не, все-таки астрофизика сложный наук, не всякому по плечу. Мне точно, думал, на звезды через увеличительное стекло охотятся, оказалось, в Шарм-эль-Шейхе торчат и на пирамиды пялятся
***
Сказать, предпочитаю производные и не переношу интегралов, обесцветить яркое солнце. Сами подумайте, превращая уникальное единичное в безразличие коллективного интеграл нивелирует всякую индивидуальность, тогда как производная, едва касаясь бесконечно малого, представляет порыв в запредельные, асимптотические дали, что само по себе является доказательством полноты завершенного истиной мира.
Одним из темных впечатлений юности была песенка Валентины Толкуновой "нет без тревог ни сна, ни дня", исполняемая с благоговейно подступающей слезой и приторной хорошестью. Хуже, бесконечным "не могу иначе", но особенно выводило слово "жалейка". Итак ноет, а тут еще недвусмысленный акцент на жалость с пафосным отказом что-то менять. То, что жалейка, это духовой музыкальный инструмент узнал спустя многие потом.
Три в одном - жалостливая жаль со слезой и обреченным причитанием. И хотя категорический императив не имел свободного хождения по одной шестой части суши, прилюдно извинившись за любовь, Толкунова вполне грамотно его применила, если точнее, жестко продифференцировала женское естество.
Это сильнее меня, апеллируя к высшему нравственному закону рыдала славная женщина, а мне хотелось кричать - можешь, еще как можешь, перестань ныть, соберись, взвейся или прохрипи, создай наконец высокое напряжение и заставь прочувствовать драму - нет, настойчиво продолжала гнать жалостливую скуку. Жертва любви навынос.
Именно в те далекие, полные младого томления дни довелось мне, человеку неискушенному, свести знакомство с чудесной особой. Фигура завязалась нехитрая и какое-то время мы встречались. Однажды вечером она поглядела на меня пристально и загадочно, а потом, выдержав театральную паузу, томно произнесла - скажи мне что-нибудь хорошее, а я, дурак не знающий артикула - на самом деле полагалось с воздыханием сказать "люблю" и завершить колено нежным поцелуем, искренне выдал первое попавшееся хорошо, жалейка. Ну правда, жалеет, значит любит
Другие статьи в литературном дневнике:
