Продление долгой зимы

Адвоинженер: литературный дневник

А по белым дорогам снега, снега, снега, и по окнам шуршит, шуршит, шуршит, ты меня доконала, безвременья тоска-доска, бездыханность темной луны - тиски, хоть два солнца свечою зажги, буду ежится, прятаться, злиться, собирая слова в себя, ждать, пока утром не схлынет ночь, не застигнет врасплох весна.


Благоверная вырвалась из зимнего плена, что сковал их в районе Магнитки, три дня и три ночи маялись в съемных квартирах пока службы расчищали путь на Эдем. Хорошо, успели вернуться в город, и если бы поехали дальше, застряли на дороге. Около пятисот машин пришлось вызволять из снегов и равнин юного округа. Слава богу, обошлось и бабулины блины с пельменями, мелеузовские конфеты и баночки, полные садово-огородного волшебства прибыли в конечный пункт назначения.


Оля костинская написала отличное рассуждение по мотивам Бойцовского клуба и Ролана Барта, как демонстрация несущественности единичного страдания перед великой идеей приводит к образованию нового коллективного субъекта - обезличенной стаи, замкнутой на абсолютного, безоговорочного властелина-вождя, задающей ритм жизни целиком.


Действительно, когда поймал "волну" - это особенно понятно импровизаторам, людям, читающим лекции или агитаторам-пропагандистам, навязал слушателям, аудитории ритм и строй, более того, интенцию, направление движения, увлек, и пожалуйста, коллективный субъект, пусть на короткое время, случился. И чтоб продлить его существование, закрепить, затвердить, необходим перевод в иную привычность, ту, которая была желанна, ибо органична и соприродна. Стая, безликая толпа, до-индивидуальное состояние, где элементы-части различаются внешними знаками - одеждой, синяками, ростом или весом, но где отсутствует индивидуальная речь, только передача коммуникативных сигналов.


Я существует в мыслеречи. Это свободное состояние, говорящий поток. И пока тело не зовет болью, удовольствием или инстинктом, речь льется совершенно свободно. Умная, глупая, последовательная или скачкообразная, неважно. Журчит по-тихому, но как только случается вторжение - звонок, окрик, укол, удар, течение останавливается. Реакция. Теперь я-речь оборачивается вовне. Ответом, поступком, криком или слезами, и только после того, как ситуация нормализуется ,а психология уляжется, возвращается свободный ход. Иногда с прерванного места, иногда с другого. Свобода - это никем не узурпированное, необремененное телом, угрозой или ситуацией движение в мыслеречи. Или просто мыслеречь. Еще до всякой фиксации.
Спросите, кому обращена мыслеречь - а вот не знаю. Может, себе любимому, может в астрал или ноосферу, богу либо присутствию, не суть. Мыслеречь - это и есть я, лишенный конкретной бремени тела и мира-сейчас в целом. Бытие-сейчас.
В чем фиксация - разговор, рассказ, письмо или деяние. Именно так происходит переход из быть в есть. Подумал - сказал внутри, и, или сразу выдал наружу - спонтанно. Танец, песнь, крик или ответ - когда из сумрака прорывается самость.


Можно ли отказать себе в мыслеречи - другому точно нельзя, хотя, глядишь прогресс как-нибудь с этим справится.
Можно ли представить ситуацию, когда сам отринешь - легко, власть инстинкта. Голод, гон, жажда, самосохранение, опасность. Не игра в опасность, не предчувствие или жеманный треп, а по-настоящему - холод или голод, огонь и вода, клинок у горла или катастрофа. Выживание - это молча, страх - молча, и только боевой клич или предсмертный стон прерывает гнетущее безмолвие.
Но есть и более изощренный способ - вовлеченность в деструктивный коллективный субъект, где стирается и субъектность, и индивидуальность. Стая, толпа или тоталитарная секта - тот самый бойцовский клуб, к примеру.
Что толкает - природная бесчеловечность, необремененность собственным присутствием, а может, травма, униженность или возведенная в культ слабость, неспособность без посторонней помощи или приказа нести бремя ответственности, или страх перед неизвестностью следующей секунды - это вообще проблема восприятия линейного времени, где каждый следующий миг номинируется как начало чего-то.
Потерять человеческое лицо - не просто физиономию, но сущность, легче легкого, и ближайшая история яркий тому пример.


Фильм снят в девяносто девятом, ровно тогда, когда наши сделали фильм Москва. Дальше, по-моему в две тысячи третьем был Догвилль, после чего кино, в его классическом понимании - хотите, моем личном, приказало долго жить. Видеоряды, зрелища худо-бедно скнопленные примитивным сюжетом остались, более того чрезвычайно расширились и обрели всех львов и оскаров, а кино, не справившись с запросом новой культуры на полный отказ от человеческого достоинства в пользу жертвы и травмы, умерло.




Другие статьи в литературном дневнике: