Луидюк
Дюк и Луи.
Пластинка лежала там же, где нашел Битлов - у тетки на столе, и вместе с первой уехала в Челябинск. Я слушал Хей Джуд, а папа - музыку толстых, но поскольку проигрыватель, тот самый Юбилейный, был всего один, мои звуки доставались ему, а его мне.
Поначалу не воспринимал. Старые дядьки, дудочки, странный хриплый голос, поющий не по правилам - то говорит, то рычит, иногда хрипит, зажевывает окончания или растягивает середину слова, и хотя Битлы тоже пели не правилам, во всяком случае совершенно не так, как исполнялись макароны* или крестики-нолики **, они пели правильно, единственно правильно, а все остальные просто подавали голосовые звуки.
Послушай, говорил отец, Армстронг не просто поет - исполняет инструмент, импровизирует наравне с дудкой. Ну и что, отвечал я, какая разница, рот открывает, а вместо крика или воззвания, только хрипит и кашляет. Мало того, бормотанием портит нормальную мелодию.
Прислушайся, постарайся не сравнивать, настаивал отец, не выделяй голос в песню, попробуй ощутить целое.
Рано поздно въехал. Поначалу распознал звуки похоронного марша в одном из треков. Хулиганство понравилось, согласитесь, вставить в песню пару таков похоронки, это как минимум прикольно.
Потом обнаружил, что притоптываю в такт и похлопываю рукой по столу. Дальше больше. Та самая мелодия, которую они исполняли в первых двух тактах - стандарт, сказал веское слово отец,и которая казалась нормальной, тогда как вся остальная музыка - вакханалией, утратив свежесть и прелесть перестала казаться единственно интересной, и напротив, то, что первоначально портило музыку, обрело смысл.
Трансформер, серый ящичек, который преображается, артефакт из заповедника гоблинов - в самом стандарте сидел дракон, а музыканты его всякий раз освобождали.
Начинали со стандарта, а потом происходило освобождение. Труба или клавиши немного выходили за пределы первого контура, а остальные подхватывали - сперва немного добавляя виньеток в конце фразы, но постепенно переигрывалось, перерождалось все предложение целиком, а из простого ящика-горшочка вырастала мощное дерево. Или река с массой притоков и ручейков. Скорее, огромный боб, который стремглав мчался в небо обвивая стеблями друг друга. Стебли - это голоса, хотите, инструменты, и отставая или догоняя друг друга, они совершенно не выбивались приемлемости. Неожиданно, нетривиально, но логично, непротиворечиво.
Откуда во мне взялась это ощущение логики, точнее, гармонии, я не знал, но почувствовал,что да, ти я, совершенно не умеющий играть, сыграл бы так Более того, в отдельные моменты казалось, что я нахожусь внутри, не слушаю, но делаю - вместе с трубой взлетаю наповыше, и вот уже вдогонку бросаются клавиши, которые тоже я, и бас ухает в тему, и щеточки шелестят где положено - не могут не шелестеть. Мы вместе мчались к вершине, чтобы оттуда рухнуть в совершенно невообразимый зигзаг и уже там, находясь на самом гребне, буквально в миллиметре от яростной бездны, на пределе, а порой, за пределом возможного еще раз закрутить немыслимое сальто-пируэт.
Прыжок в шесть оборотов, и радость от полноты исполненного смысла , и можно возвращаться усталым победителем, снисходительно сбавляя яростные обороты, чтобы под конец аккуратно уложить небесный боб в маленький серый ящик.
Самое странное, что Битлов перестал слушать довольно дано, памяти хватает, а Луи и Дюка нет-нет, да поставлю. Живее всех живых.
* Имеется ввиду песня "люблю я макароны", которую исполняли Далида, Эмиль Горовец, а потом и Андрей Макаревич в программе Смак.Эта песня впервые прозвучала в нашей стране в 1968 году. Русский текст написал поэт Юлий Ким. А музыку... Музыка пришла к нам из Италии. Вот только изначально она была совсем не про макароны, а про суп из помидоров.
** Песня Э. Хиля "Крестики-нолики"
***
Любовь к кофе началась в раннем детстве. Каждое утро родители, совершая неторопливый ритуал отрешенно-сосредоточенного приготовления с включенной туда паузой мечтательного предвкушения и медленно расползающимся по квартире магнетическим ароматом Бразилии, принимали божественный напиток с нескрываемым удовольствием, а мне говорили, детям нельзя. Папа варил в металлическом кофейнике с тяжелым дном - сперва раскалял, потом клал четыре ложки молотого с горкой, заливал холодной водой и постепенно, раз за разом доводил до кипения. Минуты две давал отстояться и пил из стакана с подстаканником с рафинадным кусочком вприкуску.
Иногда мне давали кусочек сахара, смоченный в кофе, а я мечтал поскорее вырасти, чтобы пить по взрослому, ибо кроме вожделенного вкуса, признание права на полновесное участие в кофейном ритуале означало утрату противного статуса "маленького ребенка" и ,соответственно, обретение другого, подобающего моем стремлениям и подразумевающего как минимум уважительность, а лучше, полную равность.
Растворимый считался деликатесом, ибо достать его можно только по блату. Но еще тогда, когда его обретение являлось всенародно признанным геройством, а в ряду подарков и презентов банка "Pele" занимала особо почетное место, папа выдвинул неопровержимую лемму: "Растворимый - суть напиток, и хотя кофейный, но предназначенный для случаев, для которых исключен настоящий."
На исходе семидесятых в городе появились прибалтийские аппараты эспрессо - дымящее паром чудо техники высокого давления. Чуть позже в моду вошел кофе на песке, который предлагалось пить со стаканом холодной воды - ровно как в фильме "Семнадцать мгновений весны".
Перед перестройкой исчезло все, но вскоре, вместе с реформами и спиртом "Royal", страну буквально захлестнул бурный поток растворимого. Даже уральские мужики, которые пиво не держали за алкоголь, а бутерброды за еду, после пельменей под водочку просили чашку "настоящего", читай растворимого кофе.
В начале хахаразного века расплодились всевозможные кофейни, прилавки и домашние кофемашины, а количество сортов превысило предел всякого разумения. Будучи зарубежом, где можно и нельзя, требовал эспрессо, но по-настоящему хороший, удалось отведать в рабочей забегаловке на дальней окраине Рима, бумажный стаканчик из вокзального буфета в Будапеште и уже в десятом году наткнулся на изумительный букет в центре Екатеринбурга. Причем самым лучшим оказался Свердловский.
Оставаясь верным традициям семьи, пошел подальше отца - приобрел волшебную итальянскую кофемашину, которая даже мелет сама, но самым вкусным остается тот, который пил украдкой из папиного стакана - маленький глоток пока отец не видит. Но какой!
Другие статьи в литературном дневнике:
