Вместо письма бывшим друзьямФильм «Побег из Шоушенка» по роману Стивена Кинга явился одним из откровений в мои неполные 20. Сесть за преступление, которое ты не совершал, осознавая, что тюрьма не несёт никаких воспитательных функций даже в случае гуманного обращения – это просто мука, которую следует претерпеть, бессмысленная трата бесценного времени, которое ты мог бы потратить совсем иначе (я говорю о ложно обвинённых). Шоушенк не оставил иной альтернативы: только побег, какое бы адское терпение и напряжение всех ресурсов интеллекта на это ни потребовалось. Энди Дюфрейн (Тим Роббинс) роет по ночам тоннель с помощью маленького геологического молотка. У него есть 20 лет, чтобы сотворить невозможное физическим трудом с инструментом, годным лишь для того, чтобы карябать надписи на стене. Дыру он завешивает фотографиями Риты Хэйворд, Мэрилин Монро и Ракел Уэлч – авторитет юриста, способного помочь начальнику тюрьмы и вертухаям с документами об их земных делишках позволяет им смотреть сквозь пальцы на слабости заключённого с красивыми бабами из нормальной жизни (я всегда говорил, что Стивен Кинг один из лучших символистов ХХ века). Наконец, прихватив новые костюм и туфли начальника тюрьмы в водонепроницаемом пакете и юридически безупречно рассчитав партию после побега (документы, счета, деньги) Энди Дюфрейн ползёт по тоннелю, выходящему к канализационной трубе. Звуки грома ночной грозы заглушают стук молотка. Несколько минут нахождения в полном дерьме, чтобы выбраться под спасительный дождь, а затем искупаться в реке. Свобода. Дюфрейн отыщет способ передать весточку другу по заключению Эллису Реддингу (Морган Фримэн). После освобождения они обязательно встретятся – и не в иной жизни, а в Мексике. Эллис не станет пытаться вернуться в Шоушенк, совершив любое бессмысленное преступление, потому что вне тюремных стен он никто. У него есть смысл – встреча с другом и познание подзабытой жизни, к которой предназначен каждый из нас. Дюфрейн получает свободу в 1966-м. Он точно не узнает ту Америку и Европу, что покинул вскоре после Второй Мировой. На контрасте с Шоушенком, это будет выглядеть переходом в иное измерение – но не гнетущее, а восхитительно-неизведанное. Бог ты мой, 1966-й, битлы пишут Revolver – уже одного этого факта достаточно, чтобы оправдать весь год. А в приютившей Дюфрейна Мексике – лето 9 месяцев в году, а радио без помех ловит любой сигнал. На ужин сегодня неведомая, но очень вкусная рыба и доброе вино. Жизнь только начинается, несмотря на все кошмары минувших лет. Со временем, они исчезнут даже в виде фантомов. Один из последних – начальник тюрьмы Сэмюэль Нортон (Боб Гантон) с показной и аскетичной религиозностью, которая спокойно граничит с полным пренебрежением к личности, переходящим в насилие. Дюфрейн пишет ему записку «Вы были правы, Библия несёт спасение». Именно. От Шоушенка. От Нортонов. От той эстетики, прежде всего, под любыми декорациями, светскими и религиозными. PS: Удивительно, что сейчас мне приходится проговаривать очевидное мне лет с 17-ти. Но я хочу сказать всем, с кем оборвалась дружба – и в феврале, и в предыдущие годы. Оправдание и эстетика Шоушенка для меня абсолютно неприемлемы, и не зависят от обстоятельств и диалектики. «Нет» в данном случае означает «Нет» без оттенков. И синоним слову «Никогда». Доброго пути в вашем выборе – как я надеюсь, осознанном и не под давлением или из карьеризма. Но меня отныне для вас нет. Что бы ни связывало в прошлом. Потому что в Мексике скоро ужин, а Джон записывает дурацкую песню And your bird can sing, чтобы заполнить шикарный альбом Revolver. Здесь, на берегу у водной глади, после пережитого прошлого, даже такие песни звучат откровением. И достаточны для смыслов. © Copyright: Константин Жибуртович, 2022.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
