Осеннее

Константин Жибуртович: литературный дневник

Режиссёр всегда заботится о зрителе-олигофрене. Как в бородатом анекдоте «здесь нужно смеяться, Билл», он показывает – в каком месте нужно пустить слезу. Встреча, играет саксофон или поёт Брайн Адамс (из того фильма про Робин Гуда, например).


А чаще – расставание. Сама природа соболезнует, Небо чернеет, звёзды гаснут, помощник оператора включает искусственный дождь. Бонусом для эстетов – нотки тревожной классики в духе похоронного марша.


Даже в одном из любимых фильмов «Мосты округа Мэдисон» меня тоже тыкают носом в финале – вот здесь достань платок. Хотя слёзы у меня не от этого, а южные драмы «никогда больше!» вообще не горе, а юморной мем.


Мои слёзы – это когда… Например, я вижу сумму неловкостей. Умный человек беспощадно обесценивает себя перед встречей. Произносит не то, что должен произнести, чужим голосом и корявой речью (поэтому не верьте сценам с филологически-безупречными репликами точно к месту). Или боится взять её за руку. И вообще выглядит нелепо, придавленный тем, что может ничего не сложиться – не понравится, а второго шанса не будет.


Он или она – не справляется с сиюминутной ситуацией. О Душе это не сообщает ровным счётом ничего. В тех же «Мостах округа Мэдисон» мои слёзы – там, где персонаж Мэрил Стрип пьянеет от минералки на природе. Уже оттого, что с ней никогда так не общались, видя в ней не любовницу, домохозяйку, мать, но равноправную личность.


Несчастные потомки Адама и Евы. Проклятые не за свои грехи – думаю я. И придавленные неосознанным страхом, даже если всё сложилось…


Впрочем, это просто мысли от начала поздней осени, к которой я привычно не готов, и надо вытаскивать из себя дремлющие в тёплые дни ресурсы. Промотайте мне, как в клиповой киношке время на середину декабря, с распродажами под глупенькие джинглбеллс и первые предчувствия весны.


А пока – позвольте мне вспомнить, из любимого:


«Пришлите мне книгу со счастливым концом…»


(Назым Хикмет)


Путешественник, наконец, обретает ночлег.
Честняга-блондин расправляется с подлецом.
Крестьянин смотрит на деревья
и запирает хлев
на последней странице
книги
со счастливым концом.
Упоминавшиеся созвездия капают в тишину,
в закрытые окна, на смежающиеся ресницы.


…В первой главе деревья
молча приникли к окну,
и в уснувших больницах больные кричат, как птицы.
Иногда романы заканчиваются днем.
Ученый открывает окно, закономерность открыв,
тот путешественник
скрывается за холмом,
остальные герои встречаются в обеденный перерыв.
Экономика стабилизируется,
социолог отбрасывает сомнения.
У элегантных баров
блестят скромные машины.
Войны окончены. Подрастает поколение.
Каждая женщина может рассчитывать на мужчину.
Блондины излагают разницу
между добром и злом.
Все деревья — в полдень — укрывают крестьянина тенью.
Все самолеты благополучно
возвращаются на аэродром.
Все капитаны
отчетливо видят землю.
Глупцы умнеют. Лгуны перестают врать.
У подлеца, естественно, ничего не вышло.
…Если в первой главе кто-то продолжает орать,
то в тридцатой это, разумеется же, не слышно.
Сексуальная одержимость и социальный оптимизм,
хорошие эпиграфы из вилланделей, сонетов, канцон,
полудетективный сюжет, именуемый — жизнь.
…Пришлите мне эту книгу со счастливым концом!


(Иосиф Бродский, 1960)




Другие статьи в литературном дневнике: