Мартовская элегия

Максим Гулин: литературный дневник

Прошлогодних сокровищ моих
Мне надолго, к несчастию, хватит,
Знаешь сам, половины из них
Злая память никак не истратит:
Набок сбившийся куполок,
Грай вороний и вопль паровоза,
И как будто отбывшая срок
Ковылявшая в поле береза,
И огромных библейских дубов
Полуночная тайная сходка,
И из чьих-то приплывшая снов
И почти затонувшая лодка…
Побелив эти пашни чуть-чуть,
Там предзимье уже побродило,


Дали все в непроглядную муть
Ненароком оно превратило.
И казалось, что после конца
Никогда ничего не бывает…
Кто же бродит опять у крыльца
И по имени нас окликает?
Кто приник к ледяному стеклу
И рукою, как веткою, машет?..
А в ответ в паутинном углу
Зайчик солнечный в зеркале пляшет.


1960. Москва. Анна Ахматова


Анапест, безусловно, чемпион по русским элегиям – если не по количеству, то уж точно по яркости отдельных побед. Строчки типа “И казалось, что после конца/ никогда ничего не бывает” возможны исключительно в нем – музыкальная завершенность подчеркивает завершенность вообще. Напрашивается сравнение с прыжками в длину – раз, два, и – полет к рекорду. Анна Ахматова описывает март 60 года – месяц, равный “бродящему предзимью”, но с противоположным знаком. Пленка мотается назад, умершие оживают, старые превращаются в молодых, разлюбившие влюбляются вновь, и пляшет солнечный зайчик.


(с) poetry-six



Другие статьи в литературном дневнике: