Снег, снег... В белой смуте едва различимы массивы новостроек обступивших гаражный кооператив. Ворота при въезде утром долго не могли распахнуть. Женщина-контролёр два часа носит снег на лопате…
Последний снегопад в году, он - постскриптум и провозвестник нови. Этим снегом стирается всё бывшее, он вбирает запахи, поглощает звуки, и он же перерабатывает всё это в новую жизнь… Чисто. Свежо. Слышны длинные свистки тепловоза, да крики бомжей тянущих через сугроб санки с какой-то рухлядью…
Грузчик, Дима Луков, устроился на спайке из двадцати банок с корнишонами и ковыряет иглой мозоль на руке. Немытая, холодная ладонь его мелко вздрагивает от уколов, а из волдыря сочится бесцветная жидкость, которую Дима тотчас же пробует на язык. За столом, уронив голову, хлюпая носом, зевая, дремлет Сипягин, его приятель. По временам он откидывается назад, достаёт из кармана марлевый комок, сморкается в него, и снова укладывает на стол свою тяжёлую голову.
Складское помещение оптовой компании «Армада» в котором оба находятся когда-то принадлежало швейной фабрике. С высоты в пять с половиной метров из перевёрнутых фужеров-ламп на его стены, где мозаика с комбайнами и колхозницами, на стеллажи, на груды упаковок, коробок, банок, на пол, где ещё держатся контуры станков из застывшей грязи, на сварную лестницу ведущую к конторке Вичурова, льётся неяркий свет. Этот унылый свет, тоскующий за окном город, шум в конторке, - она напоминала бы улей с пчёлами, если бы имела другую форму – всё омерзительно, всё тускло и грязно.
