Гл 3
Ученье
В Уфе были две мужские гимназии: частная Верниковской – Нице и государственная, первое светское среднее учебное заведение в ведении Министерства народного просвещения. Готовить решили в государственную. Она была знаменита: вторая на Урале после пермской - та открыта на 20 лет раньше, в 1808. Имела свою богатую библиотеку, в ней пел знаменитый на весь город хор мальчиков, издавался рукописный журнал, была своя метеостанция и велись каждодневные наблюдения за погодой, была и физическая лаборатория. В это время там училось около трехсот воспитанников. Принимались дети разных сословий. Единственное препятствие - плохо сданные вступительные экзамены. Потому решили взять для сына репетитора. Им был известный на весь город Алексей Иванович Ефимов, сам еще ученик 8 класса - по тем временам это бывали уже юноши. Сергей Эфрон, будучи женатым, оканчивал Феодосийскую гимназию. Ефимов был первый , то есть лучший ученик гимназии, после занятий он ходил по частным урокам и тем кормился сам , помогал родителям и сестре. Был он из простых, неуклюжий в манерах, рябой, но все искупалось его добротой, терпением и усердием. Он втолковывал даже самым тупым – к ним Нестеров причисляет и себя , особенно в математике – учебный материал и надо отдать ему должное: осенью 1872 десяти лет отроду Нестеров поступил в приготовительный класс. А Ефимов, окончив с золотой медалью, поступил в Академию генерального штаба и кончил жизнь в больших чинах.
В гимназии, однако, проучиться пришлось недолго. Шалун, как характеризовал себя сам Нестеров, он был большой, дисциплина хромала на обе ножки. Из всех предметов более всего полюбил рисование. Учителем рисования и чистописания был Василий Петрович Травкин, человек артистической наружности: волна зачесанных назад волос, порывистые движения, бритый, что тоже было совершенно не характерно для солидных педагогов гимназии. Да и сам вицмундир сидел на нем как с чужого плеча. Кажется, и выпить он был не дурак. Однако быстро заметил большие способности нового ученика, и они как-то потянулись друг к другу . Травкин был одинок, жил на окраине в маленьком домике, и его простой холостяцкий быт скрашивал и оживлял понятливый мальчик. Рисунок он схватывал моментально, оставалось только поправить детали, и в разговорах нашли они общий язык. И того, и другого интересовало искусство в широком смысле. Травкин понимал, что ему уже не вырваться из плена провинции - «провинция отсасывает крылья», как сказал классик. Может быть, больше повезет Мише Нестерову! Сам Травкин повторил, увы, судьбу многих непризнанных талантов. Спился и умер сравнительно молодым.
Два года просидел Миша в уфимской гимназии, особых успехов не показывая, отличаясь лишь в шалостях. Родители рассудили, что надо отдать сына в чужие руки – там не забалуешь. Надо заметить, что определять детей в закрытые учебные заведения была практика высших сословий. На домашнем обучении были только девицы из дворянок. Мальчиков отдавали в Пажеский корпус, в знаменитый благодаря Пушкину – хотя он был третий с конца по успеваемости - Лицей, в Училище правоведения. Нынешний король Великобритании учился в школе-интернате. Сурово, но строгая дисциплина приучает к порядку: ведь чего не взял в детстве и юношестве - не догонишь во всю жизнь.
Матери тоже было трудно решиться на разлуку, ибо Минечка был ее «ненаглядным», не только потому, что был он единственный наследник из двенадцати детей, десять из коих похоронены в младенчестве. Они оба чувствовали необыкновенную привязанность друг к другу, любили горячей взаимной любовью. Позже он вспоминал, что только две женщины за всю жизнь так понимали его. Первой была мать.
Куда отдать мальчика, которому уже исполнилось 12 лет? Узнали про московское Императорское техническое училище. При нем есть пансион и младшее отделение. 1874. К этому времени уже 6 лет как московское ремесленное учебное заведение было преобразовано в техническое училище и давало окончившим высшее образование механиков, строителей, технологов. В предчувствии близкой разлуки мать была особенно нежна, не чаяла как ублажить ненаглядного сыночка, покидающего родной дом. Решили, что отвезут Мишеньку сами до Москвы. Отец должен был ехать на Нижегородскую ярмарку, мать решила ехать с ним, чтобы самой всё посмотреть в Москве и как можно лучше устроить сына. У мальчика уже начинались рыдания, пока тайные, в подушку, но родную мать не обманешь – заплаканные глазки выдавали. Чтобы хоть как-то скрасить разлуку, рассказывали про Москву и соблазняли мундирчиком, который выдают воспитанникам, а он, де, так красив: шит золотом да еще с эполетами! Как ни тяни, а вот и день отъезда. С утра помолились, поплакали и отправились на пристань. По реке Белой, потом Каме, Волге до Нижнего. В Нижнем пестрота ярмарки на время усмиряла горечь. Однако приближалось 15 августа – экзамены. Прибыли в столицу. Как все купцы, остановились на Никольской в Шереметьевском подворье. Бродили как зачарованные по Кремлю. В это лето ждали приезда государя Александра II. Узнали, что будет он на смотру на Ходынке. Мать поехала туда, царя видела издалека, но рассказы были восторженные. Приложилась к святой иконе Иверской Божьей матери. При сем выкрали у нее кошелек, но - зато приложилась! Надо ехать в училище. Было оно далеко, в бывшем дворце Лефорта, потом переданном Меньшикову, потом взятом в казну. Здание поразило своим великолепием - петровское барокко. А вот с экзаменами дело было не так хорошо. Сдал Минечка только Закон божий, рисование, чистописание (спасибо Травкину) - и всё! Остальные не осилил. Не возвращаться же с позором в Уфу! Тут же на месте отцу посоветовали отдать пока сына в Реальное училище Константина Павловича Воскресенского. Советовал вербовщик в вицмундире, который так пристраивал неудачников из провинции - воспитатель этого училища. Очаровал он родителей своей ласковостью, и повезли они сына на Мясницкую в дом братьев Бутеноп, в коем училище помещалось. Выходит сам Воскресенский. Следует сказать о нем отдельно. Выходец из духовного звания , прирожденный педагог, он прямо-таки обволакивает родителей Миши своим обаянием. Он величествен и одновременно доступен и еще более ласков, чем его воспитатель-вербовщик. Так забыты с ним неудачи. Но не мальчиком! Он при благословении его образком Тихона Задонского моментально вспоминает родную Уфу, с которой теперь предстоит долгая разлука и заливается слезами. Почти без чувств привозят Мишеньку на Мясницкую. Выходит – кругом незнакомые лица, всё вокруг чужое. Первое время, как потом Нестеров вспоминал, с ним обращались как с больным. Да он таковым и был. И много еще слез было пролито, пока освоился с товарищами. А они, как все мальчишки, испытывали нового ученика. Но признали своим, то есть достойным - способным дать сдачи, а не ябедничать. По учению было не так отлично: арифметика не давалась, зато рисование и чистописание были пятерки, окруженные плюсами. (честное слово, как Чайковский на экзамене Рахманинову!) , а ставил их первый в Москве каллиграф знаменитый Михайлов. По природе гуманитарий, охотно учился и хорошо успевал по русскому языку, истории, географии. Впервые рождественские каникулы ученики из ближних мест – Вязьмы, Тулы - поехали по домам, а мы остались. Шалили больше обычного, но на это начальство смотрело сквозь пальцы. Но и шалить надоело. Совсем было взгрустнул 12-летний мальчик Минечка, но приехал за ним друг отца по ярмарке купец Яковлев и взял к себе на несколько дней, как и обещал отцу при его отъезде в Уфу. Запомнилось из тех каникул, как на третий день Рождества вся их семья и Миша поехали в Большой театр на балет «Стелла», где танцевала знаменитая балерина Собещанская ( Анна Иосифовна, в замужестве Гиллерт, 1842-1918). Яковлевский дом был строгий, чопорный, и Миша откровенно заскучал. Зато уезжал оттуда без грусти и страданья.
