антонов юрий гл 19 святая Русь

Нина Тур: литературный дневник

1надо запомнить автора и возвращаться ... 2 Анонс! Игра Этюды 7
Светлая Ночка
Святая Русь
В Киеве Нестеров «благодушествовал», как он иронично пишет, в огромной своей мастерской, «которая обязывает писать хорошие картины». Таковая была давно задумана, еще по высочайшему примеру Александра Андреевича Иванова с его грандиозным созданием «Явление Христа народу». Мечта была показать не того, иудейского, Христа, а нашего, явившегося русскому народу в сопровождении самых русских святых – Николая, Сергия, Георгия и сам народ, его встречающий. Уже собраны типы - богомольцы, «трудники», иноки, ради этого совершено большое путешествие на Соловки. «В картине этой надеюсь, - писал он, - подвести итоги лучших моих помыслов, лучшей части самого себя. Два года жизни, два года хотя бы относительного здоровья и силы, думаю, будет достаточно, чтобы спеть эту свою «лебединую песнь». Ну, о лебединой, то бишь последней песне, говорить, конечно, еще рано, но такого юмора ему не занимать. Пишет же он Турыгину: «Что с тобой, дружище А.А., от тебя нет вестей уже с месяц? Умер ты или притворяешься мертвым?»
Наконец, 18 октября 1901 новое полотно натянуто на большой подрамник. В Киеве целыми днями работает в своей огромной мастерской и - счастлив безмерно! «Сижу днями в мастерской, живу своими «чудаками» среди русской природы, переживаю еще раз свою молодость. Стараюсь не думать ни о Абастумане, ни о чем другом в этом роде».
Картину начал с верха. Прописал небо, пейзаж. Вышло хорошо, «морозно» ! Фигуры – это потруднее. Но трудности не страшат. Наоборот, это будет «полюбопытнее». В конце января пришлось съездить в Москву для новых этюдов. С середины февраля снова не выходит из мастерской целыми днями. 15 апреля картина вчерне готова. Приходят первые зрители. В числе первых Шаляпин. Ему очень понравилось. Уже и название Нестеров для нее придумал: «Святая Русь»( мистерия). Единственный случай, когда наш художник решился показать неоконченную картину. Почему решился? Потому что прислушивался всегда к мнению зрителей, тем более зрителями были люди не чужие, часто и настоящие знатоки. А потом уже приходили чуть не толпами – такие слухи носились в Киеве о новой работе любимого художника. Хотелось проверить, какое впечатление произведет эта очень важная, этапная для художника вещь. Тему ее Нестеров определил так: «Среди зимнего северного пейзажа ( а ведь первоначально он был летним, у озера. Н. Т. ) притаился монастырь. К нему идут-бредут и стар, и млад со всей земли. Тут всяческие «калеки», люди, ищущие своего бога, носители идеала, которыми полна наша «Святая Русь». Навстречу толпе, стоящей у врат монастыря, выходит Светлый, Благой и Добрый Христос с предстоящими Ему – святителем Николаем, Сергием и Георгием ( народные святые). Вот вкратце тема моей картины, которая нравится, в которой есть живые места, но надо достойно кончить». Картина и продолжала нравиться, а за весну 1902 ее пересмотрело огромное число желающих. Общий отзыв: это лучшая вещь художника. Но в ответ его неизменное: «Посмотрим!». Приходилось отвлекаться на огорчавший его Абастуман, потому лишь к началу нового 1904 картина была окончена. 5 января Нестеров написал: «Кончил картину». Но мы же помним, как Репина не пускали в Третьяковку, если он являлся с красками. Так и Нестеров продолжал аж до 1905 изменять, уточнять, иногда и переделывать. Так, я уже упоминала, что первоначальным пейзажем был летний день, озеро, затерявшееся в глухом лесу, сюда, в бедный скит, брели на богомолье русские люди, а навстречу им из скита выходил - сам Господь с угодниками. Почему изменил пейзаж? Посчитал, что для Руси более характерна зима, а после Соловков, его северного бесконечного простора и безмолвия утвердился в своем решении. Дурылин предполагает и влияние Сурикова с его «Боярыней Морозовой» и «Взятием снежного городка». Нестеров писал: посложнее будет писать фигуры, но и полюбопытнее. Фигур этих на картине шестнадцать, шесть мужских, десять женских. Все они, точнее, почти все – деревенские жители. Собирались они художником из самой гущи народной жизни. Вот среди толпы выделяется высоким ростом, седой бородой и надвинутой на лоб шапкой высокий мужчина. Он с Соловков. Вот как описывал Нестеров встречу с ним. «Как-то забрел я далеко от монастыря на кирпичный завод. Там попался мне типичный монах-помор. Он был в подряснике из синей крашенины, на голове самоедская ( самоедами по-старому называли всех народов Севера, ненцев, нганасан, энцев, селькупов, саянских самодийцнв) меховая шапка с наушниками. Я попросил его посидеть. Он согласился. Этюд, написанный с него, вошел потом в «Святую Русь». Мальчик-монах в черном, скрестивший руки на груди – тоже оттуда, с Соловецких островов. «Однажды встретил я днем в стенах обители мальчика-монашка лет 16-17-ти, такого бледного, болезненного, с белыми губами, похожего на хищную птицу – на кобчика, что ли. Он был пришлый богомолец, такой неразговорчивый. Недуг одолевал его медленно и беспощадно. Его я тоже написал. Он тоже попал в «Святую Русь». Типы русских людей, пришедших ко Христу, собирались художником по всей России. У Троице- Сергиевской лавры встречен еще один удивительный тип с горящим взором на смуглом лице, «по живописной силе родственный мальчику-горбуну с «Крестного хода» Репина и перенесенный на картину «Святая Русь» живьем с этюда» ( цитирую описание его из книги С.Н. Дурылина). На переднем плане мы видим высокого старца в очках, который нагнулся, приобнимая руками, сняв с них узорные рукавицы, девочку. Это тоже был реальный живой человек, старик- 80 лет, монах, встреченный в Черниговском скиту, расположенном в трех километрах от Троице-Сергиевской лавры на северном берегу залива Скитского пруда. А в Мытищах встречены двое крестьянских детей, мальчик и девочка. Вот они стоят на переднем плане – девочку приобнимает старец –монах, а мальчик, может быть, ее братик, стоит от нее по правую руку. Какие прекрасные серьезные лица у маленьких! И в то же время какая меж ними разница, чутко уловленная художником! Мальчик смотрит ясным взором, он хочет понять, вникнуть. Девочка же вся проникнута чувством. Это благоговение, восторг, но восторг тихий, не кричащий, и вся она такая же тихая, сложила ручки в молитвенном жесте и прижала их к груди, ножки поставила рядом, стоит, не смея шелохнуться. Одета простенько, в зипунишко, голова повязана двумя платками – зима все-таки, русская зима с морозами. Может быть, Нестеров вспомнил восторженные рассказы матери, как она, хоть издалека, видела в Москве государя Александра II, как молилась потом перед чудотворной Иверской иконой, и хоть украли у нее тогда кошелек, это ее если и огорчило, то мало – что кошелек рядом с царем и чудотворной иконой! А вот молодая, но больная слабая женщина в белом. Под ее правый локоток ее бережно поддерживает пожилая женщина в ковровом платке. Она писалась с сестры художника, Александры Васильевны, которой тогда было чуть за сорок. Но всю свою жизнь она посвятила отцу, который не очень –то ей был за это благодарен, принимая уход за стариком как должное, потом брату - вспомним: когда родители отказались от сына, категорически не приняв его самовольную женитьбу на Марии Мартыновской, сестра тоже не смела им перечить, но первая написала брату, узнав о трагедии – смерти молодой жены, а потом посвятила себя целиком заботам о его осиротевшей дочери. И на картине она такая же: заботливо, даже с тревогой всматривается в лицо молодой девушки, которую одной рукой поддерживает, а другой приобнимает за талию. Молодая красивая девушка в богатой одежде запрокинула голову, поддерживая ее нежной ручкой. Смотрит в небо – на него теперь ее надежды. Чуть далее две странницы в зипунах с котомками за плечами, в лаптях, понуро бредут. Как видно, далек и тяжел был их путь, но жажда увидеть Христа со святыми заставила преодолеть все трудности далекой дороги. С котомками же стоит и крестьянин с обнаженной головой. Он тоже бедно одет, руки поддерживают котомки, свисающие с плеча на обе стороны, на грудь и спину. Он тоже в лаптях. Руки без рукавиц. Но смотрит гордо, независимо и при том - с истовой верой. Рядом со стариком в самоедской шапке стоит очень красивая женщина в узорном платке. Взгляд ее строг, но не суров. Она словно погружена в невеселые думы, но при этом нет в лице злобы, огорчения, а только серьезность. И вот на что я обратила внимание: все лица – красивы. Как нужно было прожить жизнь, чтобы сохранить, кому до зрелости, а кому и до старости, настоящую красоту? Молодые, понятно, красивы и так, но не той гламурной искусственной красотой, которая приобретается на короткое время по выходе из салона. А настоящей, своей, красотой, которая дается не только природой и родителями, а достигается правильной, может быть, праведной, жизнью. А что жизнь их была тяжела, видно по бедной одежде, порой согбенным спинам. Но сколько в них веры и жажды услышать СЛОВО господне! На заднем плане стоит еще одна фигура в белой косынке – это сестра милосердия петербургской Крестовоздвиженской общины Копчевская. Вот как описывал ее Нестеров: «Она действительно обладала на редкость своеобразным лицом. Высокая, смуглая, с густыми бровями, большими, удлиненными, какими-то восточным глазами, с красивой линией рта, она останавливали на себе внимание всех, и я, презрев туземных красавиц, кои не прочь были позировать, познакомился с сестрой Копчевской и написал с нее внимательный, схожий этюд». В это время, время писания картины, Нестеров был до самозабвения очарован могучим талантом Шаляпина. Этот, как он пишет, простой русский мужик достиг таких высот в искусстве, что заставил трепетать даже Италию, Милан, прославленную La Scala! Достиг не просто так, одним своим басом, но и трудом великим. Это восхищение он перенес в картине на весь русский народ, который может давать миру таких гениев. Письмо от 3 мая 1902, где он впервые пишет близкому другу Турыгину о встрече с той, кто станет уже через два месяца его женой, он дает пояснения по поводу картины: « Ты спрашиваешь, есть ли у меня на картине «Шаляпины»? На пространстве 5 аршин изображены двадцать фигур, из них четыре – святые, остальные шестнадцать - мужчины и женщины. Шаляпины (Горький, может быть, Достоевский) и не Шаляпины», то есть народ «со всячинкой», как говаривал сам Федор Иванович. Ну, Горький потом исчезнет совсем, а Достоевский еще будет долго занимать художника и присутствовать на его картинах.
Теперь обратим наши взоры на главного героя. Он стоит слева на переднем плане. Это - Христос. За его спиной трое главных русских святых. Без труда узнаете Сергия Радонежского, уж сколько раз писал его Нестеров. Далее стоят Николай Чудотворец и Георгий Победоносец.. Помним, что его сестрой была святая Нино, принесшая христианство на Кавказ и поныне более всех почитаемая грузинской церковью. Все они молитвенно сложили руки. Все с нимбами вокруг головы. Христос в белых одеяниях, стоит в профиль, нимб анфас. Ругали уже за это Нестерова, но он не отступил: не писать же нимб полумесяцем. Каков здесь Христос у нашего художника? Он прямо и, я бы сказала, смело, если бы это был простой человек, а не Господь, смотрит перед собой. Голова его поднята высоко, но не от высокомерия – он желает обозреть их всех, пришедших к нему, сразу понять, кто с чем явился и кому и чем он сможет помочь. Ибо все они пришли за помощью, за словом Божиим. Они не за милостыней пришли – их жажда истины гнала через леса, поля, по дорогам, укрытым снегом и порой непролазным, а они, многие, в простых лаптях, в тощей одежонке. Когда в 1940 он говорил другу, но в данном случае своему биографу, потому что не было секретом, что Сергей Николаевич Дурылин ( 1877-1954, в некоторых источниках стоит дата рождения 1886, она неверна, хотя повторяется некоторыми «исследователями» его жизни) всё заносит в блокнот, дабы потом использовать записи в книге о Нестерове, которую он писал долго, начав при жизни художника, закончил в 1953, что « к нему (Христу. Н.Т.) идут унылые, расслабленные люди», это явно продиктовано эпохой. Да, есть в толпе больной мальчик, списанный на Соловках с недужного монашка, но посмотрите на него, как он изображен. Он не унылый и не расслабленный. Он – верующий. И молодая девушка, которую бережно поддерживает та, кого он писал с сестры, тоже не унылая и не расслабленная. Она высоко держит голову. Может быть, через толпу, поверх голов она хочет лучше увидеть Спасителя, а, может быть, ей привычно, судя по ее дорогой одежде, так держать себя, может быть, это ее обычная гордая посадка головы. Позволю еще процитировать из книги Дурылина, так как больше с самим художником уже никто не поговорит, а Дурылин записал так, как звучало в их разговоре: «Говорят, вот эта-де Русь – несколько крестьян и монахов из крестьян - вот это-де Русь святая, а вся остальная, не вмещенная в эти лесные пределы, это Русь грешная». Нестеров, как далее пишет его биограф, назвал картину именно так, потому что она, Русь, только в святыне видела свой идеал, хотя в жизни, быту могла и согрешить. Но все же народ был в массе своей честный. Вот несколько из множества свидетельств. От Нестерова: «Недолго по возвращении из-за границы ( 1904.Н.Т.) просидел я дома, собрался в Уфу. По дороге прожил недели две в Васильтурске, нравы были патриархальные: соседи, уезжая на неделю, дом не запирали». То же встречаешь и в воспоминаниях Ариадны Сергеевны Эфрон ( 1912-1973): «В Тарусе у деда (Ивана Владимировича Цветаева. Н.Т.) был дом, куда семья приезжала на лето. Уезжая на весь год, до следующего лета, складывали все вещи, белье, посуду в сундук и запирали на маленький замочек. Никто ни разу не вскрыл». Кстати, и пьянства не было. Если на все село попадался один пьяница, то все его осуждали. А уж веселых анекдотов по этому поводу никто не сочинял.
А теперь перейдем к оценке картины современниками. Николаю II картина понравилась, и на первой же выставке в 1907 году полотно купили для Императорской академии художеств. Затем картина получила золотую медаль 1-й степени на Международной выставке в Германии. Это ли не признание? Имею ввиду покупку для Академии и Золотую медаль, а вовсе не частное мнение, хоть и самого государя. Но явились и негативные отзывы. Максимилиан Волошин писал: «Нестеров хотел написать русского Христа… На картине же стоит лжеклассический Христос, который мог быть написан Сведомским, манекен в эффектной позе, а за ним несколько трафаретных васнецовских старцев. Нельзя найти достаточно плоских и напыщенных слов, чтобы передать всю театральность этого Христа». Лев Николаевич Толстой высказался о том, что Христос на картине Нестерова напоминает итальянского тенора. Василий Васильевич Розанов писал категорично: «Нестеров не иконописен. Не его дело писать „Бога“, а только как человек прибегает к Богу. На его большом полотне „Святая Русь“ — это сказалось с необыкновеннои; яркостью! Эту часть, где стоят Спаситель и за Ним особо чтимые“ на Руси „угодники“… хочется закрыть руками». То есть бОльшую часть полотна ему все же пришлось одобрить. Пришли к мнению, что Христос не удался. И даже убедили в этом самого художника. Потом он писал его во многом по-другому. Что же, обычное дело. Художник дает зрительное, а критики потом переводят в вербальное. Перевод бывает всяким. «У Джоконды улыбка портняжки, чтоб булавки во рту держать» - и это Вознесенский, выпускник Архитектурного института и великий поэт!




Другие статьи в литературном дневнике: