гл24

Нина Тур: литературный дневник

Гл 24
Новые союзы
Конец 19 века в России тоже, как и в Европе, пусть с некоторым опозданием, ознаменовался переходом к модернизму. Огюст Конт, новый вождь, провозглашает: Человеческое общество, как часть физического мира, существует по тем же законам. Возрождение с его лозунгом: «Человек – вершина божеского творения», увы, теперь уже не вершина, он становится частью мира. Но надоели и обличения критического реализма, ведь страна на подъеме. Теперь другая эстетика. Хватит славянофильства, «народности». На выставке 1898 в музее Прикладного искусства барона Штиглица – русские и европейские художники. Это первая выставка. Новое объединение «Мир искусства» проводит в Петербурге пять выставок, VI благодаря Дягилеву стала международной. «Выставки 36» ( название Врубеля по числу участников, чтобы не подчеркивать никакого направления) - без жюри, это их главное отличие, они сами решают, что выставлять. Нестеров там тоже участвует. Москва хочет продемонстрировать, что они не хуже имперской столицы. 25 декабря у них первая выставка в Строгановском училище прикладного искусства. А уже 29 декабря 1901 Дягилев, желая привлечь к себе московских художников, в журнале «Мир искусства» помещает о них свою большую статью. Но постепенно с «Миром искусства» у москвичей возникают расхождения. Нестеров: «У них одни Версали и Коломбины» - камешек в огород Бенуа с его «Версальской серией», где в «Последних прогулках Людовика XIV» люди больше похожи на статуи, а статуи версальского парка, напротив, скорее похожи на живых людей. Впрочем, Бенуа это чутко уловил: этикет при дворе Короля- Солнце настолько заполнил придворную жизнь, что для живой жизни места оставалось мало. Бенуа привлекал своим широчайшим кругозором, он против индустриализации ( не против новых удобств!), против позитивизма Конта. В мирискусниках Нестерову многое нравилось, близок был Иван Билибин с его русским сказочным стилем, так похожим на стиль «Дмитрия царевича убиенного». «…чего я так страшно не люблю, - пишет он в письме Средину 1 января 1902 - … пошлости, суеты людской, у художников часто выражающейся с каких-то праздных, пустых цветах, в противно развязных тонах». И еще одну опасность чутко чувствует художник: быть лишь проводником ( иллюстратором, поскольку это изобразительное искусство) каких-либо идей. Эти размышления он пишет в связи с живописными работами певца Севера Александра Алексеевича Борисова. Работы, безусловно, прекрасные, но, как представляется Нестерову, все силы художника ушли не на художество, а именно на пропаганду каких-то, в данном случае, «полярных» идей, может быть, кому-то и нужных, но художник здесь остался лишь проводником этих идей. Здесь же, в письме от 13 января 1902 Турыгину, Нестеров пишет об интересном номере «Мира искусства» ( журнал этот, по примеру европейских, не только освещал художественную жизнь России, но, по идее Дягилева, стал бы центром организации выставок, выходил с 1898 два раза в месяц, с 1901 по 1904– раз в месяц): «Интересный номер «Мир искусства», бойко пишет каналья Бенуа, жаль, что он взял такой паскудный тон о Васнецове. Суть же дела о нем не лишена «верхнего» чутья» - тут возражения Александра Николаевича против принижения Философовым значения Александра Иванова с его «Явлением» и возвеличивания Виктора Васнецова.
В конце 1901 среди московских художников возникла идея создания «Союза русских художников», осуществление ее затянулось до 1903. В него вошли виднейшие московские художники и члены «Мира искусства», в частности, Бенуа. Нестеров, конечно, тоже в их числе. Сохранился написанный им документ- обращение:
«В СОБРАНИЕ СОЮЗА ХУДОЖНИКОВ.
Не имея возможности быть в Собрании Союза лично, считаю необходимым высказать свое мнение письменно.
Прежде всего нахожу нужным предусмотреть Собранию включить в число членов Союза приглашенного Архипа Ивановича Куинджи, как первоклассного художника, еще не сошедшего со сцены ( ему тогда было чуть за 60. Год рождения неточен: 1841, 1842. Н.Т.) и могущего стать не только почетным, но и полезным деятелем нового общества.
Далее считаю не менее необходимым предложить Собранию серьезно обсудить вопрос о времени устройства выставок Союза в Петербурге.
Для того, чтобы Союз стал сильными крепким, чтобы он сделался центром наиболее даровитых, интересных художников своего времени, необходимо, чтобы в его состав вошли такие яркие живые дарования, как Серов, Александр Бенуа, Конст. Коровин, Головин, Сомов, Лансере, - словом, все те участники общества «Мира искусства», кои не решаются порвать связь с делом, многим из нас симпатичным. Для того, чтобы привлечь названных художников к участию на петербургских выставках Союза, эти выставки необходимо устраивать разновременно с выставками «Мира искусства».
Для еще большего развития художественного интереса и жизнеспособности нового дела считаю необходимым теперь же решить вопрос о приглашении молодых сил, выдвинувшихся в последнее время, дабы тем самым парализовать всякую возможность эими силами пополнить другое общество.
Со своей стороны предлагаю к избранию следующих лиц: Рущица, Рериха, Пурвита, Фокина, Мурашко, Кустодиева, Латри, околовича, Дурнова и Вальтера.
Смотря на Союз только с идейной стороны, я желал бы ему жизни долгой, но бодрой, смелой и яркой, дабы он не представлял собой скучной середины, так называемого благополучия. Желал бы, чтобы ничто пошлое не знало к нему дороги, чтобы талант и стремление к истинному живому искусству во всех его бесконечных проявлениях было в нем преобладающим. Желал бы видеть единодушие, взаимоуважение и доверие его сочленов.
Иначе для чего этот Союз!!.
Разве мало без него обществ, где люди тянут в смертельной тоске скучную лямку постылого сожительства!..
Необходимо создать нечто другое, лучшее, а для этого мало одного желания, нужны силы, и силы бодрые, смелые, молодые».
Потом досылает в письме от марта 1902 А.М.Васнецову, что забыл два-три имени - это Шмаров, Чирков и, возможно, Жуковский.
В 1909 Нестерову в Петербурге предлагают стать профессором Академии художеств. Но у него другие интересы, сугубо творческие: окончить росписи Марфо-Мариинской обители, а затем отойти от иконописных работ и сосредоточиться на живописи. Тогда, в связи с обителью, возникла впервые мысль о необходимости переезда в Москву. А пока после заграницы живут опять в Княгинино, куда к ним приехала погостить вдова Яна Станиславского – Янина Станиславовна. Трагически кончилась для нее эта поездка. Она заболела тифом и в мучениях скончалась в Смелянской больнице. Душеприказчиком она назначила Нестерова и брата Яна. Его наследие нужно было распределить между музеями Варшавы, Кракова и Львова, каковые все входили до 1917 в Варшавскую губернию Российской империи. Когда вернулись в Киев, узнали, что Нестерову пришло уведомление об избрании в Общество художества и литературы в Париже. В ноябре заболела дочь Наташа. Совет врачей: перемена климата на более южный. Последовало предложение от фрейлины двора Натальи Ивановны Оржевской, из княжеского рода Шаховских, которая в своем имении в Чартории Волынкой губернии работала как рядовая сестра милосердия. Жизнь свою она окончила в Казахстане в 1939, но сумела дожить до старости. В это время была написана небольшая картина «Вечерний звон». Сюжет вроде прост: по дорожке среди двух домиков монастыря, за которыми виднеется церковка, идет, сгорбившись, старый монах. Лица не видно, но немолодые годы согнули его спину. Он весь в черном. Перед собой он держит большую свечу. Свет ее дрожит, но не гаснет. Зритель может сам додумать, что хотел сказать художник. Нестеров всегда говорил, что сюжеты его просты. А на деле - это далеко не так.
Просит друга Турыгина : « не поленись, сползай в музей да посмотри, правда ли то, что людишки в «Аполлоне» пишут». Людишки там, в ежемесячном журнале, были не простые, вели с октября 1909 по 1918 обзоры всей художественной жизни – истории искусства, выставок, отечественных и зарубежных, а также театральной и музыкальной жизни в России и Европе. Кто делал обзоры? «Письма о поэзии» - Николай Гумилев, «Заметки о беллетристике» - Михаил Кузмин, «Петербургские театры» - Сергей Абрамович Ауслендер ( 1886-1937, автор первой книги о Колчаке, своем идеале, племянник М.Кузмина, сын народовольца Абрама Яковлевича, казнен как «враг народа» в 1937). Передвижников здесь не жаловали, но чисто идеологически, как мастеров их признавали - еще бы, здесь рисовали и писали о художниках тоже не последние мастера: Бенуа, Бакст, Добужинский, да сам издатель и автор Сергей Константинович Маковский был сыном знаменитого художника- передвижника Константина Егоровича, а тот - сыном основателя УЖВЗ, Егора Ивановича. Эстетика у них была другая, и век другой. Вот характерное – Бенуа о Вагнере: «Нет никакой пользы, что Вагнер лазал на баррикады, а между тем он рисковал унести в могилу Нибелунгов, Тристана и Парсифаля. Нельзя класть жизнь художника на такой недостойный вздор, как политика». Они начинали как большие эстеты, европейцы: не надо никого разоблачать, обличать – искусство преобразит мир, но продолжали менее 10 лет. Кончилось в 1917. «Ни историки, ни философы революции не нужны» (Александр Городницкий). Нестеров к тому времени тоже отошел от передвижников. А с кем же он? Не иконописец, но работает в церквах. Внутренне чужд барству Бенуа, но тоже тяготеет к красоте, как спасению. А более всего – к вере, в ней полагает найти русскому человеку путь к истине. Как говаривал его любимый Виктор Васнецов: «Русские люди не часто ходят в музеи, пусть в соборе увидят праздник, красоту». Их с Нестеровым новый стиль иконописи перенимали и другие церкви.
Посещает философские собрания, но не фанатик. Мало они его трогают, признается, что в их дискуссиях не только участия не принимает, но кажутся они ему столь отвлеченными, столь запутанными и переполненными, особенно у князя Сергея Николаевича Трубецкого (1862-1905), специальными терминами, что не поймешь ничего ( есть у меня эта книга. Вот ее содержание: О природе человеческого сознания.- Кн. С.Н.Трубецкого. Идеалы и действительность – В.А.Гольцева. Письма о книге гр. Л. Н.Толстого «О жизни» - А.А.Козлова. etc. Издание не позже 1891)
Николай Александрович Бердяев более категоричен, он считает, что не все – личности, все лишь индивиды, лишь единицы – личности. Свобода не рациональна, Бог свободно творит мир, и человека наделяет свободной волей. Свобода – для Бога. Любовь к Богу - не из боязни наказания, не из долга, а свободная. И даже так в журнале «Вехи» 1909: «У нас философия – не духовные ценности, а утилитарно- общественные цели. Господство народолюбия и пролетаролюбия , поклонение «народу», посему уровень философии у нас очень низкий. В 70-е годы даже чтение и увеличение знаний не считалось ценным занятием. Времена этого народнического мракобесия прошли, но бациллы остались. В революционные дни опять повторилось гонение на знания, творчество, высшую жизнь духа. До сих пор не можем признать роли науки – всё подчинено интересам политики, партий и кружков». Не знаю, читал ли именно эту большую статью Бердяева Нестеров, но мысли его разделял, хотя в споры не углублялся – времени на это не только не было, но было его жаль на это тратить. Скорее ему было близко следующее утверждение: «Подлинная любовь к людям есть любовь не против истины и Бога, а в истине и Боге, не жалость, отрицающая достоинство человека, а признание родного божьего образа в каждом человеке». И «деление философии на буржуазную и пролетарскую, на правую и левую – декаданс». А Нестеров, как художник, был против декаданса.
Сколько их, интеллигентов, то есть людей умственного труда, было в России? По переписи 1897 – менее 3%, 726 тысяч. Но! Они составляли общество! А грамотными к концу века были почти все. Процент неграмотных добавляли малые народы, для них только после революции создали письменность. Сословные различия были в России больше, чем в Европе, но купечество тянулось, подражая дворянству, а мещане тянулись, подражая купечеству. Социальный лифт, безусловно, был. Достаточно посмотреть родословную самого Нестерова. Давно ли его предки были крепостными? Иван Александрович Ильин (1883-1954), чей образ Нестеров запечатлел на картине 1917 года «Философы», если и спорил, то не переходя на личности, а только по идейным разногласиям. То же старался делать Нестеров, хотя в картине это выразить труднее: живопись - это искусство образа. Еще ведь надо понять: а где оно, зло? Те, кто шли к Зимнему 9 января – думали, что они за благое дело. Царю, которого и в Петербурге тогда не было, доложили, что это бунт против царя и отечества. О, сколько ошибок и прямых преступлений против человечности можно было избежать! Уметь лавировать, договариваться – для этого нужны и человеческие качества, и искусство. «О сопротивлении злу силою» - это поздняя, 1925 года, полемика с Толстым. Но Ильин перечисляет 10 национальных ценностей: язык, песни, танцы, сказки, жития святых и героев, молитвы. От этих же ценностей исходит в писании картин Нестеров – они проникнуты русским духом. Добавлю про стиль и стилизацию. В этом Грабарь обвинил Нестерова. Совершенно независимо от него в том же - подмене стиля стилизацией – сам Нестеров частенько уличает других художников, ибо - грань тонкая! Дело вкуса.
гл 25
Гл 25
Музей в Уфе
Нестеров давно вынашивал эту идею. Еще тогда, когда написал распоряжение - в форме нижайшей просьбы – оставить в дар Третьяковской галерее свои, не купленные Павлом Михайловичем, картины, и хоть жаль было: «там тысяч на 8-9, вот было бы хорошим приданым дочери», но желание послужить русскому искусству и самому оставить в нем свой след было выше материальных соображений. Он понимал, что в истории останутся не его медали – даже Золотая медаль 1й степени, полученная в Париже - не звание академика, а будут вспоминать: Нестеров? А, это «Варфоломей», это «Святая Русь», это «Душа народа».
В Кисловодске Ярошенко оставил после себя картины, из которых потом вырос Дом - музей его имени, в Вятке братья Васнецовы начинали хлопотать об открытии музея.
Уже после возвращения из путешествия за границу в 1905году с женой и дочерью он впервые отмечает в воспоминаниях, что «сейчас мои мечты - создать музей в Уфе». Не надеется на городские власти, а думает и рассчитывает: «свободная земля есть - стоит только вырубить часть сада, что выходит на Губернаторскую улицу, и готово место для музея в самом центре города». Это там, где сейчас на месте их снесенной в 1959 родовой усадьбы находится гостиница «Агидель», а через дорогу – Оперный театр. Щусев, в некотором роде протеже художника, а теперь быстро набирающий известность архитектор, обещал начертить проект. Чем предполагал его наполнить? - Это будет собрание картин, этюдов, скульптуры, полученных художником в дар или в обмен от друзей и современников. Мечтал: когда музей будет открыт, поднести его как дар родному городу! Но случилось иначе. В 1909 Уфа торжественно отметила скорбную дату – 50 –летие смерти Сергея Тимофеевича Аксакова. 30 апреля, в день его кончины, был заложен Аксаковский Народный дом. Нестеров в своей книге «Давние дни» упоминает городского голову Малеева. Александр Александрович Маллеев служил на этой должности до 1905, в 1906 умер заграницей, но был похоронен в Уфе. Он многое сделал для Уфы, но про Аксаковский дом, видимо, при нем еще только велись разговоры. Что предшествовало закладке? В 1908 был создан Комитет по увековечению памяти Аксакова под председательством губернатора Александра Степановича Ключарева. Выпускник Московского университета, послуживший вице- губернатором в Ставрополе, Витебске, он в 1905 был назначен на пост Уфимского губернатора. За шесть лет правления оставил после себя Аксаковский народный дом, Практическую школу огородничества и пчеловодства, но, безусловно, постройка Народного дома – его главная заслуга, хоть и неоконченная не по его вине: он в 1911 был переведен в Симбирск, на родину того, чьей революцией его жизнь и окончилась в 1917. Денег в казне было 128 тысяч, а по смете требовалось не менее 500. Лично ездил к купцам, сидел до тех пор, пока тот не ставил автограф на подписном листе и не выдавал порой огромные суммы – иногда сразу по десять, двадцать, тридцать тысяч. Первая мировая война вмешалась в дело строительства. Однако к 1914 строительство было завершено. Нестеров мечтал привлечь в качестве архитектора Щусева. Но построили уфимские - архитектор Павел Павлович Рудавский и инженер Константин Александрович Гуськов. А вот люстры созданы по рисункам Нестерова. Со стороны Базилевской - главной улицы – стиль здания европейский классицизм, хотя выполненный в красном кирпиче, а со стороны Пушкинской – восточный. На плане здания, который посчастливилось увидеть на выставке в современном музее Оперного театра, посвященной очередному юбилею, сохранились в плане залы - Аксаковский и Нестеровский. Разместили множество организаций – библиотеку, музыкальное и географическое общества. После революции столицу зачем-то перенесли в Стерлитамак, за 130 км к югу от Уфы, через 5 леи вернули на место. Дом все еще был не достроен. В 1922 снова объявили сбор средств на Аксаковский дом. Все равно не хватало. В Уфе были свои четыре кирпичных завода, это очень помогло в строительстве. Тогда были привлечены служащие, рабочие, которые добровольно-принудительно работали на субботниках, туда же были согнаны осужденные. Деятели из Общества трезвости тоже работали. В 1928 в Аксаковский дом заселили Дом труда, с 1932 – Дворец Труда и искусств, потому что здесь же находились театры русской и башкирской драмы. Позднее это стал Башкирский ( ибо никакой Уфимской губернии уже не было, а была Башкирская автономная Советская Социалистическая республика) государственный объединенный театр драмы и оперная студия. Руководство, то есть дирекция одна, но два художественных руководителя – Валиулла Гайназарович Муртазин-Иманский руководил башкирским театром, а Булат Губайдуллович Имашев – оперной студией. После шести лет обучения (1932-1938) в башкирской оперной студии при Московской консерватории в Уфу прибыли 9 выпускников, дошедших до финала. А было послано – 50. Таков отсев. Эти имена стоит здесь привести, ибо они составили костяк, ядро оперы: звезда башкирской оперы колоратурное сопрано красавица Бану Валеева, Габдрахман Хабибуллин, Хабир Галимов, еще одна красавица лирическое сопрано Зайтуна Ильбаева, Шагида Валиахметова, Ульяна Калинина- Сыртланова, Вали Галкин. Мавлида Максютова, Магафур Хисматуллин (последний начал учебу позже, в 1936, но окончил вместе с первым выпуском). Первый спектакль 14 декабря 1938 молодые певцы спели на итальянском языке – это была «Прекрасная мельничиха» Джованни Паизиелло, а 15 декабря ее же пели – на башкирском языке. А перед этими событиями наша храбрая солистка Зайтуна Ильбаева в августе 1938 написала письмо в Управление зрелищных мероприятий о том, что у них нет никаких условий для подготовки к премьере: нет концертмейстера, нет репетиционных классов, что им попросту негде жить. Нет, не репрессировали! Дали денег на оркестр, на хор, из Москвы прислали дирижера Петра Михайловича Словенских, и с 15 октября начались репетиции оркестра, а с 1 ноября – хора. Это был первый национальный театр в СССР. А 9 июля 1941 прибыли первые артисты балета, выпускники Лениградского хореографического училища – знаменитой Вагановки. Это были Зайтуна Насретдинова, Халяф Сафиуллин, Файзи Саттаров, Адыхам Нарыков, Раиса Дербишева, Наджит Аюханов. Театр в 1941 получил официальное название – Башкирский государственный театр оперы и балета. С 2024 он носит звание Академического. Долгие годы после революции вплоть до 1970-х в здании делили площади с Оперным театром, открытым в декабре 1938, профсоюзный комитет и библиотека. В подвале до 1960-х работал кукольный театр, пока не получил новое роскошное здание на проспекте Октября, новой магистрали, соединившей в 1950-е два города – Черниковск и Уфу. Официальное объединение - июль 1956, то есть упразднение черниковского горсовета. Теперь всё здание полностью отдано под Оперный театр. После большого ремонта он лишился исторического паркета, гардеробных, туалетов и буфетов на каждом этаже. Демонтировали даже его роскошную парадную лестницу, но потом её вернули на историческое место. Правда, сильно сократили число мест в зале, зато создали Малый зал с отдельным входом и большое театральное кафе для всех, не только зрителей, пришедших на спектакли. В том зале, где репетировали балерины ( а я им аккомпанировала), теперь Музей театра – ведь всё здание теперь его, а этот материал мне предоставила его директор Рамиля Гаязовна Латыпова.
Но мы отвлеклись от другого музея, который хотел создать в Уфе Нестеров.





Другие статьи в литературном дневнике: