Подарок детям нищебродовТем, кто читал мои заметки о социальной политике (вернее, о необходимости упразднения её как благотворительности за счёт налогоплательщиков), могло показаться, что я пылаю какой-то лютой «классовой» ненавистью к малообеспеченным гражданам. На самом деле, это вовсе не так. На самом деле, в отличие от левых фанатиков, я вообще не делю людей на классы. То есть, я признаю объективное наличие в обществе различных по финансовому состоянию и функциональной направленности страт, но никогда не утверждал, что их представители обязательно «плохие» или обязательно «хорошие» (хотя, конечно, понятно, что у богатых людей больше возможностей быть добрыми и моральными). И говоря, что «буржуазия» - цвет нации, я использую этот термин настолько широко, насколько он трактовался в момент своего появления. Для меня буржуа – это вовсе необязательно капиталист и частный предприниматель вообще. Это просто свободный и ответственный человек, который знает, зачем ему нужна его свобода, никому не позволяет посягать на неё по каким-то надуманным причинам, но и не посягает на чужую свободу, не пытается никого принудить, предпочитая выстраивать с другими людьми добровольные отношения. То есть, «горожанин» (см. этимологию слова), в противоположность феодалам, уповающим прежде всего на насилие в подчинении других, и холопам, прогибающихся перед своим феодалом, горбатясь на него и вылизывая руки за подачки. Соответственно, я не шучу и не утрирую, когда говорю, что только буржуа – и являются в полном смысле людьми (при этом совершенно не важно, каким именно социально востребованным делом они занимаются). Как не шучу, называя «бандерлогами» тех, кто клянчит или требует. Да, в моём разумении – это ещё недоразвившиеся до человека полноценного приматы. Ибо человек полноценный – он понимает самую главную идею людского сообщества: в этом мире никто ему ничего не должен просто за факт его здесь присутствия и за то, что он дышит тем же воздухом. А если он хочет чего-то получить от других людей, то единственный нормальный выход – это оказаться им полезным и заручиться их добровольной готовностью платить за то, что он может им дать. С этой точки зрения, гастарбайтер, приехавший подзаработать на строительстве дачных домиков, - это буржуазия. То есть, человек полноценный и достойный (при условии, что он честно работает, а не занимается грабежом). А какой-нибудь магнат, использующий свои рычаги в правительстве для лоббирования заградительных тарифов против конкурирующей продукции, - это говно на палочке, а не буржуазия. Ибо он зарабатывает свои деньги не тем, что делает другим людям нечто полезное, а ровно противоположным: применением насилия для сокращения притока полезных людям вещей. И в этом смысле он ничем не отличается от феодала, грабящего своих вилланов вне каких-либо договорных отношений, или люмпена, грозящего побить стёкла в окрестных магазинах, если ему не увеличат пособие. Моё отношение к обоим проявлениям антибуржуазного (т.е. нецивилизованного, недочеловеческого) сознания – одинаково презрительное. И неудивительно, что обычно демагоги, включая протекционистов, обычно идут рука об руку с люмпенами, которым не хватает мозгов понять, что под сурдинку об «укреплении родной экономики» - их элементарно разводят и нагревают (и ладно бы только их). Но в действительности, в данном посте я хотел поговорить несколько о другом. А это политологическое отступление – позволил себе просто для того, чтобы прояснить терминологию, которую употребляю. Что буржуазия для меня – это вовсе необязательно «жирные коты», паразитирующие на своих возможностях наживы политическими, а не экономическими средствами (строго наоборот), а «бандерлоги» - вовсе не все те, кто родился и живёт в бедности (а только те, кто почему-то считает, будто их материальные проблемы должны решать другие люди, ничего не получая взамен). На самом деле, я знаю очень много хороших и достойных ребят, начавших с очень «низкого старта», но весьма преуспевших, не совершая притом никаких гнусностей или злодейств, но исключительно – благодаря своему уму, воле и трудолюбию. А если и не «преуспевших» (в моём миллионерском понимании) – то всё равно порядочных и душевных. И честно сказать, я не знаю НИ ОДНОГО человека, который бы ХОТЕЛ работать и зарабатывать столько, сколько ему надо, - и не мог бы этого добиться в современной России (другое дело, что потребности и амбиции у людей сильно различаются). Все истории про таковую невозможность – это всегда полнейшая лажа, которую я даже обсуждать не хочу. Это всё истории снобов-социопатов с манией величия (замечу, не с высокими амбициями, что хорошо, а именно – с преувеличенным представлением о собственной ценности для общества). Ну или – это истории мизантропов, которым просто нравится жить в дерьме на гроши, чтоб иметь возможность лишний раз побурчать на «неправильное» устройство этого мира, и на то, какие все сволочи. Мне это вовсе неинтересно. Взрослый и не окончательно обделённый мозгами человек – всегда найдёт достой ное себя место в мире, если только ему не мешать (помогать же – вовсе необязательно и даже вредно). Но это касается взрослых людей. А вот что до детей из бедных семей – да, первые годы их сознательной жизни бывают действительно непростыми. И дети в этом, конечно, не виноваты. Но им – всё равно тяжко приходится. Особенно, если рядом – не все одинаково бедны, а встречаются и куда более преуспевающие экземпляры. И данный мой пост – считайте некоторым утешением таким детишкам из бедных семей (или вовсе без семьи), покуда они не имеют возможности сами встать на ноги. Мне вспоминается одна школьная история. Надо сказать (кто ещё не знает), сам я по социальному происхождению – голимый мажор. Сын профессора ЛГУ, завкафедрой, что важнее – «выездного» (Oldman никогда не был членом Партии, но он был хорошим спецом по англо-американской литературе, которого не стыдно выпускать на всякие конгрессы и симпозиумы). Что такое статус «выездного» (причём – в капстраны) – жившие в те времена и так знают, а «пионерам» - слишком долго объяснять придётся, чего стоила возможность, отбывая в командировку, обменять двести рублей по официальному(sic!) курсу и привезти из какой-нибудь Англии двухкассетник «Шарп». Сейчас, конечно, атрибуты совкового мажорства смотрятся очень смешно. Сейчас «мажор» - это тот, кто получает в подарок на совершеннолетие Ламборгини (вдовесок к тем двум Феррари, что ему дарили на 16 и 17 лет). У нашей же семьи – была «Волга», списанная из таксопарка и восстановленная нами, и это было охуенно круто (что было реально круто – это была чёрная Волга, и её вообще никогда не тормозили менты, даже несмотря на частные номера, буква-цифры-2 буквы, а не цифры-3 буквы, как у «государственников»). Конечно, как жили тогда мы, питерские мажоры, – сейчас живёт секретарша из фирмочки средней паршивости в городе Урюпинске (ну, обнищание народных масс в результате рыночных реформ – оно такое неумолимое и катастрофическое). Честно, когда иные люди озабочены вопросом «Куда делось золото Партии?» - меня больше занимает другой вопрос: «Откуда вдруг всё появилось после кончины Партии, да ещё в таких количествах и такой доступности для очень даже небогатых людей? Вроде, как нефтянкой страна торговала – так и торгует, но… это ж как надо было просирать национальные активы при социализмусе, чтобы японская «видеодвойка» или машина «Волга» считалась нехилым материальным благом для «избранных»?» Впрочем, ладно: я не намерен здесь в очередной раз вдаваться в сравнение нищеты при Союзе («антигосударстве» с «антиэкономикой») и того изобилия, какое обрела Россия, стоило ей стать ХОТЬ КАКИМ-ТО государством с хоть какой-то рыночной экономикой. Для меня это одна из любимых тем, но сейчас – не о том. Сейчас – о том, что я был мажором. И учился, соответственно, в довольно мажорской школе. Элитной. Одной из лучших спецанглийских в Питере. Где, преимущественно, учились примерно такие же. Дети дипломатов, торгпредов, завмагов, партийных бонз и чиновников. Но это не означает, что там не было ребят из «простых» семей, не «блатных». Были. В конце концов, формально, чтобы попасть в эту школу – достаточно было пройти собеседование и вступительные эказамены. Другое дело, что детям дипломатов и профессоров ЛГУ – было несколько легче сдать английский, когда с пяти лет говоришь на нём, практически, как на родном. Что неформально – родители всё-таки должны были как-то поучаствовать в жизни школы, чем-то ей помочь, чтобы их чадо приняли. С моим батей это было просто: он и до моего поступления побывал научруком при защите многих друзей-родичей наших учителей (или содействовал по своим каналам на других факультетах). Батя моего закадычного кореша и одноклассника Димки – был серьёзной шишкой в Ленгорисполкоме («Майн либе ляйтер», как называл его сам Димка… поскольку мы немецкий не учили, и согласование родов - хромало). Ну, чем мог посодействовать школе чиновник, ответственный за ремонтные работы во всём городе, – думаю, и в наши времена объяснять излишне :-) Конечно, и дети работников школы – учились в ней же. Но если учителя были людьми довольно зажиточными (они все репетиторством подрабатывали), то вот наша новая школьная библиотекарша, мать-одиночка, - зажиточной никак быть не могла. Её зарплата составляла что-то в районе ста пятидесяти рублей, и это был уже конец восьмидесятых, когда зарплаты поползли вверх. Короче, это было очень мало. Но она хорошая была тётка, и очень заботилась о своём сыне. И добилась, чтобы его перевели к нам. Уже в восьмой класс. Да, тут надо пояснить: как раз, когда мы учились, произошёл переход на одиннадцатилетку. Но – довольно формальный. Учились мы десять лет. Просто – все классы синхронно перепрыгнули через одну цифру. Так получилось, что я, будучи 76-го года – никогда не учился в девятом классе. Из восьмого – сразу в десятый. Ну а восьмой, соответственно, - пред-предпоследний. И там были не мелкие тринадцатилетние задроты с едва ломающимся голоском, как в нынешних восьмых классах, а здоровенные четырнадцатилетние басовитые лбы, уже созревшие для уголовной ответственности по ряду статей УК :-) Антоша – он не был здоровенным лбом ни в четырнадцать лет, ни в шестнадцать, ни сейчас. Он всегда был типичным «ботаном», «нёрдом». Очень умным, очень тянущимся к знаниям… и ОЧЕНЬ, поначалу, «занудным морализатором» (что характерно, он даже евреем не был, в отличие от процентов 20 учащихся, но вёл себя – как шаблонный «кузен Кайла» из Саут-Парка). Да, это был тот самый парень, который, первым делом, влившись в коллектив, выразил своё недовольство тем, что мы материмся в физкультурной раздевалке. И которого я гнусно развёл, предложив ему рубрику в нашей стенгазете, в целях борьбы за культуру речи, чтоб он выступил с соответствующим заявлением на уроке лит-ры, пригрозившись делать матершинникам «жёсткую, бескомпромиссную фелляцию». Я упоминал уже о нём в своих записях и в статье о судьбах русского мата. И мы-то с ним тогда более-менее объяснились, поладили, но мой друган Димка – он одно время был в реальных контрах с этим Антоном. Что я могу сказать про Димку, сына горисполкомовского ляйтера? Он был совершенно не гнилой пацан, хотя пижон и понтярщик. Всегда любил повыябываться и пустить пыль в глаза. И он был записным циником, но на самом деле – очень искренним и непосредственным парнем. Он реально тяготился тогда «двоемыслием», принятым в среде его папаши (ну, это был девяностый, и всем вменяемым людям уже было ясно, что Советская Власть доживает последние деньки, и все её ненавидели, включая её функционеров, но вот они вынуждены были хорохориться и чего-то такое несуразное бубнить про свою «по-новому» руководящую и направляющую роль в процессе Перестройки). Сейчас Димка – довольно крупный чиновник в питерской мэрии, член «Едим Россию», и по-прежнему ненавидит образ функционера, бубнящего бред про «руководящую и направляющую» роль, поскольку сейчас – это его удел. Но его отмазка: если уйдут такие, как я, кому это противно, – придут ещё бОльшие ****и, из каких-нибудь нашистов, кому это НЕ противно. И он прав. Он – всё-таки приличная *****. В смысле, имеющая хоть какие-то приличия. Взятки берёт – но не вымогает. И невредный совершенно деятель. А в школе – он бывал порой вреден. Особенно – в отношении таких морализаторов, как Антоша (каким он был тогда, поскольку сейчас – он редкостный похуист). И Димка – часто докапывался до Антоши, доводил его. Конечно, какой-нибудь специалист по подростковой психологии написал бы по этому поводу какую-нибудь ***ню вроде: «Всякий класс имеет иерархическую структуру, где беты (Дима) унижают омег (Антон), чтобы возвыситься в глазах альфы (Артём)». Они, «специалисты по подростковой психологии», пишут такую ***ню – потому что в действительности они бывали в школе «омегами», которые так и не поняли устройства той социальной структуры, где их шпыняли. И потому их заметки – это примерно то же, как если б бомж написал: «Самый злобный человек в нашем районе – это сержант ППС Иванов. Он – бета. Он меня гоняет, чтобы выслужиться перед майором Петровым, начальником ОВД. Который, несомненно, альфа, самый главный человек на районе». Сколько я ни видел школьных коллективов (классов) – я НИГДЕ не наблюдал хоть какое-то подобие иерархической структуры. Класс – это место, где люди (дети) проводят, конечно, значительную часть жизни, но – не всю. У них есть жизнь за пределами этого коллектива, и порой такая, что они могут вообще практически не участвовать в каких-то разборках внутри класса. При этом – действительно, в школьном классе обычно складывается некая группа из сильных, физически, парней, которые держатся друг друга (и финансово достаточная элита – тоже, конечно, кучкуется вместе). Но только в воспалённом мозгу омега-чмошника может создаться впечатление, будто бы эти парни – держат весь класс, являясь «альфа-кланом». Да нет, что на самом деле делают эти парни, – стебутся над чмошниками (порой и жестоко) просто по приколу (ну, я знаю, что порой и деньги вымогают – но это не наш случай, конечно). Почему они стебутся над чмошниками? Да потому что чмошники – позволяют с собой это делать. Потому что они – очень забавно и преувеличенно реагируют на такое обращение. Потому что они – чмошники. Социопаты, которые считают себя очень умными (и действительно бывают талантливы в каких-то интеллектуальных областях), но чьего ума не хватает элементарно на то, чтобы наладить отношения с теми, кого они считают дебилами (а это – не признак великого ума, на самом-то деле). Но вот как только «чмошник»(омега) находит ключик к крутым парням (альфы и беты, в его разумении) – он тут же перестаёт быть объектом нападок. Он становится одним из большинства класса, которые на самом деле ни в какую иерархию не встроены, а просто умеют защитить свою самодостаточность и послать нахер как «альф», так и «омег». И ключик – это необязательно «Арр, порву, сука-****и!» Это может быть и много что другого. Но главное – просто понять, что никакой иерархии, на самом деле, в школьном классе нет. Есть просто ребята, готовые чморить – и есть ребята, готовые быть чморимыми (покуда они не уразумели, что для отказа от игры по правилам «иерархии» - достаточно отказаться от признания этих мнимых правил). Но это была лирика. Что я мог бы сказать за наш класс: ну, у нас была «силовая группа», состоящая из меня, Димки, и ещё двух парней, Лёши и Славика. Так получилось, что я, к тринадцати годам заработав второй юношеский разряд в боксе, подался в карате – и некоторых одноклассников за собой утянул. Мы занимались в одной секции, знакомились там с другими пацанами из других школ и районов, – соответственно, имели некоторые связи. И мы действительно наладили в своём роде «мафию». Кому-то нужно очаровать девчонку, отвадив от неё уличных хулиганов? Всегда пожалуйста! Наши дрессированные хулиганы – всегда к вашим услугам (к слову, я сам так «сошёлся» со своей второй в жизни пассией, молоденькой учительницей английского, «фигурно» отметелив троих ребятишек из группы). Ну и я тогда уже порывался заниматься тем же, чем занимался потом всю свою взрослую жизнь – решением чужих проблем силовыми методами (или с угрозой оными) за разумное и добровольное вознаграждение (или даже бескорыстно, в качестве рекламы). «Вас обижают в вашем дворе? Какие-то великовозрастные дебилы? Вам не дают проходу? Вас лошат и прессуют? Обращайтесь к фирме Железнов и Друзья – и ваши обидчики узнают, что такое реальный пресс!» Ну и для нас на самом деле было важно подчеркнуть, что с нашими, с нашей школы (а в особенности – с нашего класса) – лучше не связываться. Нет, мы ни на кого не наезжали на ровном месте – но охотно впрягались, если наезжали на наших. Особенно забавная была история, когда я (это уже, правда, в десятом классе, когда мне пятнадцать было) увидел, как какой-то мужик тащит девочку из нашей школы (на год младше меня) в свою тачку (девятку). Я тогда встрял и спросил: «Чел, а ты уверен, что девочка хочет с тобой прокатиться? По-моему, нет». Девочка ничего не сказала (она ревела), а чел – отреагировал непочтительно: «Пшёл вон, сопляк!» После чего сам запрыгнул за руль, газанул и был таков. И лишь когда мы пролетели половину Васильевского острова – девочка сообщила: «Нет, ну это не то, что ты подумал. Это мой дядя был. Он мент, опер. Он мне делал втык, что я шляюсь, непонятно где, и дружков имею, непонятно каких. Домой отвезти хотел… А хозяин машины – это его коллега, тоже опер. Но вот ЭТО – было круто. Ты ведь Артём, из десятого «Б», да?» Блин! Я не скажу, что пересрал тогда – но напрягся. Избить двух сотрудников милиции, угнать их тачку… Но – всё разрешилось благополучно. Всё-таки – менты благоволят к парням, которые готовы заступиться за их племянниц на улице (меня даже с учёта в милиции сняли, где я состоял с десяти лет). Но это было – в пятнадцать лет. А в четырнадцать? Да я к этому готовился, и я действовал точно так же, пусть не против ментов – а против гопни. Да и Димке это не интересно было, самоутверждаться. Без надобности. Я с ним соглашался – но я и Антошу не считал за совсем уж беспросветную личность. Что-то – в нём было. А Димка – доставал Антошу. Доставал по-всякому. И пользуясь всеми возможностями. Включая – материальное своё превосходство (что я тогда, в школе, считал всё-таки ударом ниже пояса, для школьников). Димка глумился, завидев на Антоше свитер (у нас была свободная форма), связанный бабушкой (довольно коряво): Антоша, следуя моим наставлениям, улыбается: Димка всплёскивает руками: Антоша кривится: Димка: Мы ждали, что Антоша станет опровергать, будто он евнух, но он выдал кое-что другое. Он сказал: Как мне потом признавался Димка: «Этот чушок – меня в самом деле убил. Потому что возразить – нечего. Он, сука, в самое больное место угодил. И что самое поганое – он абсолютно прав». Как мне потом (спустя много лет) признавался Антон: «Я вдруг понял, что лишился «антагониста», врага. И это потеря. Я ведь всем вам, мажорам, мечтал показать, на что способен «ботан», сын библиотекарши. Потом, когда-нибудь. Я в сладких грёзах видел, как вы будете никем, а я, типа, такой крутой выплываю, затаив дыхание лет на несколько. И утратил эту возможность внезапности. Но обрёл – если не друга, то того, кто тебя понимает. А всего-то и надо было – сказать, что на самом деле думаешь». Я же потом подумал, что, возможно, эта Антошина тирада стала одной из причин того, что я метнулся поступать в МГУ, в незнакомый, чужой город, а не в ЛГУ, где у меня oldman завкафедрой. Ну и что бы я хотел особенно акцентировать для бедных детишек из бедных семей: Антоша прав. Вы, дети нищебродов, избавлены от такой необходимости. Когда вы выбиваетесь в люди – это уже само по себе подвиг. И это – главное ваше счастье, с которым легко согласились бы махнуться многие дети «златопупов», какими бы благами они ни пользовались по факту рождения в «золотых» семьях. © Copyright: Артем Ферье, 2011.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
