Фрагментация

Алик Абдурахманов: литературный дневник


Я вернулся с похорон, вздохнул с облегчением. Все позади. Подумал о безобразном счете похоронного бюро. Больше, чем за роды в лучшей больнице. Хоть не надо будет потом менять памперсы, не спать по ночам, думать не курит ли травку и не гонит ли по хайвею пьяный. Никакой боли, никакой тоски. Выходит, я не любил Долорес? Не знаю. Мы давно о таком не говорили, все шло само собой, и вот остановилось. По сути ей повезло. Раз и готово. Не валяться годами по больницам.


На следующий день я мог работать, но это было бы неприлично. Поехал в хорошо знакомую загородную гостиницу, живописные места – лес, водопад, холмы. Погода испортилась, все день сидел номере. От нечего делать работал над статьей, это можно было делать и дома. С понедельника я вернулся к чтению лекций и привычной университетской рутине. Как и прежде, жил в своей части нашего, теперь моего, дома. К машине Долли не прикасался, хотя надо было продать. Не заходил в ее комнату. Потом мне стало чего-то не хватать. Жизнь казалось безвкусной. Бездумно вошел в ее спальню. Безделушки, котики, абажуры. Домашние туфли на коврике. Стопки одежды в шкафу, нежно-блеклых тонов белье, суровые джинсы, яркие платья на деревянных вешалках. Мне стало тоскливо, жалко не Долли, а самого себя. Захотелось броситься в ее постель, как когда-то, миллионы лет назад все забыть и... – но нет. Что подумает служанка, ведь вновь застелить так искусно не сумею.



Я вернулся к себе. При Долли я обычно выпивал крошечную рюмку виски на ночь. Не хотелось. Спать тоже. Но что делать. Лег около полуночи и неожиданно быстро заснул. Мне приснился неприятный сон.


Мне приснился нехороший сон. Сначала было приятно, снилась Долли. Только не она сама. А её рука с обручальным кольцом на пальце. Рука гладила по лицу, было очень хорошо. Какая-то необыкновенная грустная нежность разлилась по телу. Рука Долли все гладила и гладила, как бы обрисовывая что-то. Решительно двинулась на юг, как в самый первый раз. Было чудесно. Я хотел ей что-то сказать, увидеть ее лицо. Взглянул вверх, лица не было. Не то что в тени или закрыто прядями волос – его не было. С усилием я приподнялся, увидел щедрый вырез ночной блузы, всегда любил заглядывать за вырезы и декольте – сейчас мне нужно было ее лицо. Лица не было. Я проснулся с тошнотой, гудящей головой, напряженным нытьем в паху. Встал, прошелся по дому, хлебнул тепловатой кипяченой воды прямо из чайника. Выглянул в окно. На Ричмонд-роуд завывала пожарная машина и спешащая за ней скорая, пахло скунсом, соседскими гелиотропами. Кажется, сын соседки курил травку. Я лег и спокойно проспал до утра.


Следующий день прошел хорошо. Лекция в университете, болтовня с коллегами, планы летней экспедиции в Китайскую Монголию.


Через два дня сон вернулся. Не Долли, как я ее знал, а воплощенная во сне картина претенциозного художника-абстракциониста, прекрасные, но разрозненные части. Ее одежда, ее атмосфера, именно то, что так влекло когда-то, сейчас мне нужно было ее лицо, ее душа, ее взгляд. Вместо этого подсознание показало мне прекрасные длинные ноги, так, как я видел их, она вылезала из нашей первой машины, из Олдсмобиля-Катлас. Не она. Ее ноги, может, не только, вместо лица была пустота. Я видел на его месте такую знакомую обивку старых сидений.


Меня мучили кошмары, сны подобающие юнге дальнего плавания, но никак не профессору археологии. Я чувствовал себя скверно.




Другие статьи в литературном дневнике: