Дракон
Книга бытия, это обо мне. О любом из нас. Это меня разбудило слово, и я нарек имена всем скотам и птицам небесным, и всем зверям полевым. Ведь тогда, когда было произнесено слово, он, неназванный, еще не знал, что называется мной. Лишь ощущал материю-радость-энергию и голос, исходивший извне.
После голос обрел носителя. Мужчину в красной клетчатой рубашке, а энергия-радость-материя распалась на отдельности.
Так на свет появилось тело, улыбающаяся женщина, эмалированный горшок, коридор, и кухня, полная веселых голосов. Голоса принадлежали другим, а клетчатая рубашка и улыбчивая женщина другими не были.
В восемь, лежа в травме, узнал, что взрослые, раздевшись догола, занимаются противными глупостями. В том числе, его родители. Последнее было непереносимо, ибо делало тех, кто присутствовал в его "я" изначально, другими. Такими же, как остальные. И тогда исчезли последние проблески радости-материи-энергии. Наступило темное время лет, и только голос привязывал к послушанию.
Теперь он сидел за кухонным столом и теребил подбородок. Вскакивал, открывал окно, и курил - жадно, с сожалением глядя на уменьшающийся сигаретный остаток.
Над чем думал этот господин, чего хотел, почему не спал.
Со стороны производил впечатление человека вполне успешного, довольного жизнью. Престижная профессия, известное имя, достаток, машина с личным шофером.
Почему время для него начиналось ночью, в тишине, под стук старого будильника. Кому и что хотел сказать, прокричать, написать...
Он не жаловал человечество и слово гуманизм, брезгливо отворачивался от Лебединого озера, и всего Чайковского заодно. Из любви различал только флирт и секс. Флирт предшествовал сексу, а секс следовал сразу за флиртом.
Язык конкретных фактов, поиск очевидного, рационально построенные доказательства, уничтожение лишнего. Резок, вежлив, афористичен, сосредоточен. Всегда в черном, подтянут, образован, начитан. Ему редко возражали, аплодировали на лекциях, стремились познакомиться.
Зачем прекратил в себе ребенка, нарезал непроходимых границ, красных линий и прочей чепухи. Отгородился. От людей, от себя. Кому мешал маленький, умненько-умильный Димасик в беретике и синенькой курточке с заботливо повязанным мамой полосатым шарфиком. Почему накрылся алкодуш, исправно, иногда круглосуточно, принимавший веселых друзей и особ опасного пола с загадочной улыбкой и небытовыми глазами.
Тот маятник отмахивал от сумрака подземного царства до бессмертия и второго рождения, проходя через пламенные чувства и муки отстраненности по дуге, на которой уживались успех и полная униженность, широта и недоверие, месть и самоотдача.
Кто и зачем, а главное, как обуздал природу и остановил качание, унял боли и восторги, прекратил размах и самозабвение. Ответ прост до звонкой гулкости пустого коридора. И если бы это был страх или рациональный момент, куда ни шло. Но ведь нет, это не так. Кто-то нашептал неведомым словом, а наш герой благоговейно подчинился неслышимому, ибо это был зов собственного присутствия
***
Выходные удались. Подтягивался, ходил по лесу, где под щебетание птиц, мокрый дождь и томное молчание влажных листьев наткнулся на прогрессивную фемино-мысль о несправедливо попираемых незамечаемостью другиньках и другоньках.
Кто не знает, другонька - внесексуальный друг с явными или неявными женскими признаками, а другинька - по старому другая женщина, которая признала в себе это и сделала ми-ту.
Вообще, феминитивы ненавижу - до острого спазма и брезгливого разворота на тысячу градусов вверх, как совершенно не принимаю прогрессивно-гендерный дискурс. Охотно соглашусь с тем, что это архаика, ортодоксальность, а может, обычная пожилая совковость, но поделать ничего не могу. Это меня унижает и в целом, и по частям.
На свете не так много вещей, идей или состояний, которые являются существенными, архиважными. Женщины и мужчины, мужское и женское в их взаимном притяжении и отталкивании, слиянии и отчуждении, единстве и противоположности - первый, основополагающий, органически достоверный конструкт - познаваемо опознаваемо непознанное, и одно без другого теряет смысл. Во всяком случае мой личный логос устроен так. И подходить к женскому или мужскому исключительно с точки зрения внешнего отличия биологических признаков - иначе будет неравенство, что исключает социальную гармонию и лучший мир, не могу, не хочу и не буду.
Женщина - это другой, но не совсем, не только и не столько. Еще идея, эхо, отражение и среда, муза и поводырь, таинство и восторг, жизнь и смерть. Нарцисс, увидев в отражении себя, влюбился. Но не в себя или эхо. Отражение.
Женщина, это другой, которого любишь не как самого себя, и не как другого, хотя бывает и так, а как себя и другого одновременно, неразрывно и неразличимо - пожертвовать себя сразу, целиком и родиться заново в едином.
Какое тут равенство или неравенство, только обнуляющееся в единстве и возобновляемое в различениях равенство-неравенство - качание, как единственно органическое движение.
Служение - честь, послушание - восторг, отдача - радость, отсутствие - смерть. Свобода, которая исполняет себя в танце, находясь на вершине истинного усилия.
Самое главное, в ночь с субботы на воскресенья от души поболтали о милейших пустяках - Хайдеггере, Канте и даже не к ночи помянутым Мамардашвили. Разговор получился во всех смыслах - удовольствие, раскрытие и познание - не заметил как выпил три стакана воды и скурил пару самокруток, но на следующий день кинулся читать немецкие лекции по метафизике, правда, не помню чьи.
Важно, Хайдеггер и кирзовые сапоги, как бы это не показалось странным, соединяются в коллективном сознании победителей - говорим Хайдеггер, подразумеваем сапоги, сказал сапоги - жди Хайдеггера, обязательно прискачет и проорет "дазаааайн" .
Действительно, обсудили многое и многих. Фюзис и Логос, собственное и чужое, неразделенность бытия, поглощение сущим, но главное, вскапывание, бурение логосом фюзиса - в поисках правды. Еще два движения - от множественного, поделенного на вещи мира к единичному целому, правда с некоторой оттяжкой.
Грузик на пружинке, как сказал бы Джон, который по недосмотру, а может напротив, высшей волей или провидением теперь залегает по другую сторону плоской земли. Мало сказал, тут же предъявил бы дифференциальное уравнение второго порядка, подробно расписав пограничные заставы.
Когда о нем думаю, сразу выскакивает Великая Мать. Еврейская ли, русская, не суть, главное, мать. Как он там - среди аборигенов и кенгуру, акул и небоскребов. Согласитесь, присмотр со стороны аглицкой короны за континентом в целом доверия не внушает, да и каравелла уже не девочка - забудет куда положила очки и континент смоет набежавшей волной. Или сдует, украдут, присоединят, а может, шутки ради, упрячут наподальше, ищи свищи. Покушал, тепло ли одет - у них всю дорогу стужа, прям, ледяная пустыня с песком - нормального огорода днем с огнем, выпить не с кем, в баню очередь, карточки буквально на все и снег не убирают по-человечески.
Вообще, общение на доверии - живое, настоящее, интересное, хоть письменное, хоть устное - роскошь за пределами богатства, владения или позы. И это трижды не метафора или комплимент. Голая констатация. Сверхважно видеть, чувствовать собеседника или аудиторию, ловить невербальные знаки - вслушивание или усталость, напряжение, качание, проникновение или опадение заслонки. Чуткий, умный слушатель не столько кивает - золотой будда, сколько сопереживает, эмоционально присоединяется к рассуждению - подхватывает тему, уточняет, разжигает, подстукивает, свингует и возвращает ход - джаз в чистом виде. Поэтому время оживает, уплотняется, становится ярким, насыщенным, пульсирующим - музыкальным, поэтичным, иногда театральным, важнее - бережным и заботливым, осторожным и цельным. Песнь, песней - будто живой воды напился.
В понедельник жара ушла. Пятнадцать, пасмурно и ветер. Не сильный, но после зноя чувствительный. Короче, жить можно. Вечером облака пошли кругами - ровными и всеохватывающими. Один над другим образуя гигантский купол - что удивительно, сужающийся, однако приблизившись круги развернулись лентами, откуда полезли драконы. Первый, самый большой как-будто меня заметил - медленно повернул голову и я увидел, что это совсем не дракон, а рыба-меч, а потом, когда приблизился еще, меч растворился и прямо на меня посмотрела большая белая акула с разверзнутой пастью. Правда через полминуты отвернулась, а спустя пару мгновений исчезла, уступив место дракону. Вернулся, спокойный и быстролетящий. Стремительный. Вожак - остальные вытянувшись в линию, летели чуть позади.
Так или иначе пронесло, ведь если верить сонникам, дракон - это подвластность страстям и неконтролируемость эмоций, тогда как акулы означают коварно-вражеское секретное наступление. Но ведь я не спал и образы не дешифруются сонникам - скорее, на фоне отступающей жары воображение разыгралось.
Вообще, драконов люблю. Однажды заказал коллаж девушке-художнику.Серебристо-белый дракон, изогнувшись в полете, готовится напасть на привставшую из колечек змею, а по бокам средневековые копья с флагами и лентами. Скандинавский Виверн.
Другое дело, акулы. Не комильфо. В детстве, сидя в ванной с бадузаном, боялся, выскочит, а когда пришли на Феодосийский пляж, первым делом спросил про акул. Объяснили, нет, сказали, барракуды - небольшие и плавают далеко от берега,сказали, можно не боятся, поскольку любимые дельфины охраняют подступы.
Утверждают, дракон - символ богатства, и если не долетел - очень жаль, хотя мог просто подбросить денюжку на балкон.
Сегодня тренировка. Серый грозил вяленой рыбой - уж не поэтому ли акула вчера, а Дима, который в прошлый раз порадовал клубникой, намекал на крыжовник.
Не соскучишься, и чтоб не оказаться в плену мейнстримовской вакцинации, буду топить средневековые саги. Или слать пенсионные проклятия проактивным дурашкам с мурашками.
Другие статьи в литературном дневнике:
