Коллективная психопатия наследие опыта поколенийФилософский очерк В традиционной европейской мысли XX века массовые безумия объяснялись через психологию толпы. Фрейд видел их как регресс личности к архаическим формам мышления, где индивидуальная автономия растворяется в эмоциональном поле группы. Канетти описывал массу как организм, стремящийся разрядить напряжение через внезапные вспышки, будто в ней дремлет перманентная энергия разрушения. Юнг же связывал такие явления с архетипами коллективного бессознательного, которые всплывают в моменты кризиса, когда привычные культурные структуры дают трещины. Все эти подходы ценны, но каждый из них, по отдельности, объясняет лишь поверхность феномена. Толпа как психологическая категория — это вспышка. События последних десятилетий СССР, постсоветские потрясения — и, если продлить взгляд назад, беспорядки, погромы, вспышки религиозного экстаза XIX–начала XX века — показывают, что привычные модели “массового умопомрачения” оказываются недостаточны. Погромы в Львове, религиозные истерии в Латвии и Литве, волны сектантства в Бессарабии и Причерноморье не вписываются в простую схему “толпа охвачена эмоцией”. Это не спазм толпы, а проявление глубинной исторической энергии, которая скапливалась в пространстве столетиями. Здесь вступает в силу другой механизм: перевозбуждённость этноса, не в этническом, а в культурно-психологическом смысле. Такое общество подобно организму, у которого нет иммунитета: он отвечает на любое раздражение бурей. Историческая почва перевозбуждённости Если смотреть на пространство Новороссии, Бессарабии, Северного Причерноморья, становится очевидно, что корни массовых истерий лежат не в религии как таковой — вопреки советскому мифу, который объяснял всё “вредом религиозного дурмана”. Вытеснение ногайских татар, разрушение старых опорных структур, приток переселенцев из Европы, Карпат, Центральных земель — всё это создавало среду, в которой идентичность не успевала сформироваться. Смешение этносов, конфессий, мифов порождало нестабильное поле, подобное электрически заряженному облаку. Стоило появиться трещине — и искра превращалась в пожар. Это объясняет, почему в этих регионах было особенно много сектантских вспышек, религиозных экстазов, “психопатических эпидемий” — термин русского дореволюционного суда, которым обозначали коллективные состояния, похожие на безумие, но не сводимые к клиническим диагнозам. Советская аналитика упростила феномен: Корни, пробивающие асфальт Если использовать метафору, то это пространство напоминает старые корни закатанные под асфальт. Асфальт — это идеология, государственность, внешние нормы. Пока поверхность гладкая — кажется, что всё в порядке. Но стоит ей дать трещину — и корни, почти незаметные веками, пробиваются наружу, проявляясь в формах коллективного безумия. Такова природа событий, которые мы склонны называть “вспышками толпы”. Они на самом деле — выходы подспудной энергии, которая не разрушилась полностью, а лишь ушла вглубь. От Юнга к Канетти Юнг говорил о коллективном бессознательном как о сфере, где хранятся архетипы — универсальные, но в каждой культуре имеющие свои маски и травмы. В землях, где этнические процессы были разорваны или не завершены, архетипы становятся особенно подвижны. Они не укоренены, и потому поднимаются к поверхности слишком легко. Канетти добавляет к этому понимание массы как тела, стремящегося к разрядке. Если совместить Юнга с Канетти, мы получим формулу, описывающую именно постосманско-постсоветское пространство: архетипы поднимаются слишком легко + масса разряжается слишком резко = коллективное перевозбуждение. Вывод: массовое безумие — это память пространства То, что нередко называют “массовым помешательством”, на самом деле является не вспышкой толпы, Это не вина народа и не вина религии. © Copyright: Борис Вугман, 2025.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
