Полторы комнатыПолторы комнаты, как у Бродского. Или из новостей двухлетней давности: В Петербурге за 200 миллионов продают коммуналку Сергея Довлатова. Одна комната принадлежит алкоголикам, которые за небольшое количество спиртного пускали в квартиру желающих прикоснуться к творчеству Довлатова, поэтому довольно много народа туда ходило, хотя от Довлатова там уже ничего не осталось – ни личных вещей, ни мебели, ни дневников.
Всё-таки мифологизация – одна из самых пошлых вещей, что изобретена на планете Земля. Личность размывается до неузнаваемости, а такие мелочи, как посмертная воля ушедшего и вовсе не берутся в расчёт. Любому читателю Довлатова не на уровне выхваченных фраз-слоганов совершенно очевидно, что никаких личных музеев Серёжа не желал, и даже здоровый эгоизм писателя – хочу издать книгу при жизни – у него исчез ещё в эпоху 70-х. А его эмиграция в Америку чудовищно неправдоподобна: в этой истории есть жена с дочерью, уехавшие раньше, странные милицейские патрули под окнами, умеренно пьющий майор КГБ Сорокин с фразами после первой же рюмахи «Я бы не думал на твоём месте» и «Тюрьма – не место для интеллигентного человека!». То есть, это такая беспристрастная фотография необратимой гнили Системы, но в ней и близко нет того, что интересно масс-медиа: шумные политические заявления, преувеличенные страдания, благодарность спасённого приютившей его демократии. Серёже после всех мытарств, на определённом этапе, стали равны все жребии. Именно поэтому его оказалось невозможным подловить на литераторском тщеславии и вообще что-либо с ним сделать, кроме бессмысленного заключения в КПЗ перед отъездом. Уже позже, в Нью-Йорке стало что терять – главным образом, газету «Новый американец», которую совершенно не жаловали русские эмигранты предыдущих поколений. Довлатов, нечаянно обличённый редакторской властью, писал блистательные колонки, никогда не лез на первые полосы и развёл в прокуренной комнатке рассадник демократии: Александр Генис вспоминал, что вся дедовщина к юному тогда автору заключалась в том, что приходилось бегать за пивом, но на редакционных летучках его мнение принималось остальными безотносительно заслуг и регалий из прошлого. Литературный музей – часть истеблишмента, который сам оттолкнул Довлатова, ещё в ранние годы и вне всяких рефлексий. Словно учуяв безошибочно, что приятельство с Бродским этот человек ценит выше, чем весь Союз Писателей с «нужными людьми» и понятийными тусами. То был вызывающий нонконформизм даже для творческой личности: я как-то иронично написал, что таких Система не наказывает и не репрессирует, а всеми силами избавляется через эмиграцию с облегчённым «с глаз долой!». Довлатов не даёт покоя и сегодня, тому же Дмитрию Львовичу Быкову,* который при первом удобном поводе витиевато глаголит, что это не та литература, что достойна посмертной памяти. Полагаю, остатки приличия, которое является тяжким грузом в бесконечно и бессмысленно конкурирующих лит.кругах не позволяют произнести Быкову «почитайте-ка лучше мой роман «Июнь»». Почитайте – в обоих смыслах слова. Серёжа всегда со мной. Достаточно открыть любую книгу его четырёхтомника с митьковскими рисунками издания середины 90-х или отыскать в соцсетях умную колонку из газеты «Новый американец». А в питерской квартире, дай бог, сделают евроремонт и там заживёт нормальная семья без призраков из советского прошлого. Вот это Сергей бы точно поддержал, будь нам доступен его посмертный голос.
© Copyright: Константин Жибуртович, 2023.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
