5. 1 чужой взгляд Иринушка свекровь
5 чужой взгляд свекровь
Кроны сосен перешептывались, их лунные тени перекроили серебристый газон в причудливые узоры. Умиротворение природы вкрадывалось в душу, остужая разгоряченное мелкими обидами и пакостями воображение, уверяя человека в том, что мир прекрасен, любовь неуловима, что завтра все уже наладится, все еще будет, только чуточку внимания и смирения. Все проходит, не стоит голову ломать о чужих делах.
5.1 чужой взгляд Иринушка
Иришка придирчиво вглядывалась в зеркальце на стене. Зинка достала в городе настоящую тушь за целых срок копеек! С настоящей щеточкой-расческой. В избе было темновато и девушка перебралась к окну. Она выводила быстро застывающую щеточку из ресниц и заметила, что бабушка Дора не спит, а наблюдает за ней. Кончики ресниц слиплись в треугольники, Иришка стала иголкой разделять их и кольнула себя в глаз, разревелась, размазала краску по лицу. Бабушка молчала. Целых сорок копеек! Обида, что у нее ничего не получается как в кино, обида на копе-еш-шное собирательство такой огромной суммы. Денег в семье никогда не было, платили трудоднями, зерном, кормом для скота, отрезами, с огорода продать было нечего, да и некому. Всех дачников Зинкина мать приручила давным-давно, только они и могли платить деньгами. Степка покупал ей сахарные слипшиеся подушечки конфет и часто терял мелочь, Иришка бережно подбирала, но он всегда шутил:
- Оставь себе на шпильки...
Какие могли быть шпильки Иришка не понимала, волосы у нее были тяжелые и баранка вокруг головы никак не держалась, она так и бегала с двумя косами без бантиков. В школе после экзамена только и разговоров было о выпускном вечере! Иришка и не мечтала о платьях, о которых судачили девчонки. Стул под бабушкой Дорой скрипнул, она была грузная со слоновыми ногами, словно вытекающими в разрезы валенок на голенище, студенистость всего тела объяснялось не ожирением, а отеками на фоне пережитого в войну голода. Дед так и умер опухшим, читая Библию за столом, Иришка помнит его. Облик деда стал, конечно, уже сливаться с застывшей позой бабушки Доры, читавшей ту же книгу, в том же чеховском пенсне, в тех же валенках и шали пуховой.
- Иринушка, - позвала бабуля, - сними мою постель с сундука...
- Она же чистая, - всхлипнула внучка.
- Сними-сними, что-то достать надо.
Девочка не помнила, чтобы сундук когда-либо открывали и любопытство было сильнее обиды на собственную неумелость. Нафталином не пахло, моль не летала.
- Смотри! Смотри лиса как живая!
- Это горжетка...
- Гор кто?
- Горжетка, ее накидывают на плечи или вместо воротника...
- Почему ее никто не накидывал?
- На что накидывать-то? на фуфайку?! -
Бабушка Дора была статной женщиной и, конечно, ее венчальное платье было непомерно велико для внучки, удивленно перебиравшую пальцами зажелтевшую от времени ткань, непривычно воздушную, мягкую и немнущуюся. Она трогала вышивку по краю декольте и спрашивала, - зачем нужны были пуговицы по вырезу платья.
- Шито было золотом и жемчугами... их меняли на хлеб в двадцатые годы. Великовато... да. Ваши родители, да и Вы - уже не выросли, это недоедание лишило людей нормального развития. В наше-то время смеялись над недорослями... Грешно. Ладно. Будет у тебя наряд на первый бал, вся деревня ахнет, не жмурись.
Танцы после собрания и вручения аттестатов зрелости, выступлений самодеятельности подпортили дачные бездельники, деревенские парни задирались с ними, им так редко давался отдых в посевную. Да еще эта гроза. Убегая Иришка оскользнулась в лужу, Степка подхватил ее руку, но она все-таки испачкалась и разревелась. Такой долгожданный день был испорчен бесповоротно. Степан погасил лучину в еще теплой бане, прочавкал мимо чей-то топот и ругань стихла. Он замыл подол, умылся сам от следов крови, присыпал пеплом свои ссадины.
- Ты сегодня была как кисейная барышня... Красивая очень. Сними пусть сохнет, все равно гроза.
Иришка сбросила грязные сандалики, сполоснула ноги и забралась на полати. Рубашка под платьем была не холщовая, а шелковая, тоже сшитая из бабушкиного платья и ей не было стыдно. Очнулись они от предрассветного тумана, баня окончательно выстудилась, одежда и обувь просохли на камнях.
- Жена ты мне теперь, - задумчиво потянул Степан, - жена... Вечером так же придешь сюда, - подытожил он.
- Как жена? Почему вот так, без сельсовета - жена?! без любви...
- Ты у меня и есть сама любовь, что еще-то краше может быть этой радости, что у нас сегодня?! Ну не пущу же я тебя по рукам! Сельсовет сейчас, в посевную да в Петровский-то пост, сплетни пойдут. Все осенью записываются, так и мы тогда сразу запишемся. Давай, беги домой и мамке ничего пока не говори, я со своими сначала поговорю, чтобы честь честью было. Не бойся, Иринушка, разве я тебя обману? Летом еще учиться надо поступить тебе... куда-нибудь в городе. Подумаем, вечером жду.
Иришка растерянно пробралась в избу, накрылась одеялом и солнечные фейерверки вновь закружили ее сознание.
- Какая погода-то нынче солнечная! - Она так и проснулась с этими словами. В оконце нависла чернющая туча, собиралась новая буря. Бабушка Дора уже дремала над книгой, платье сияло белизной первой брачной ночи... венчальное платье. Недаром их принято хранить...
Десятилетия прошмыгнули, а Ирина Фаддеевна так и не смогла припомнить более солнечного лета. Поскрип плетеного кресла, ночная свежесть. Она накинула на плечи лису. Это была рыжая шкурка на саржевой подкладке, потрепанная временем с мордочкой и глазками-бусинками. Бабушкина горжетка была настоящая - цельная шкурка лисицы с носиком и лапки были с лакированными коготками, хвост закидывался через плечо... Сын погасил свет у себя, Лельку с детьми не слышно. Семейка спит. У соседа были открыты двери на балкон, легкий гомон и постукивание бильярда доносилось в подлунной тишине. Ирина поежилась. В августе пришла несостоявшаяся свекровь, собрала ее нехитрые пожитки и увезла к себе, сообщив, что Степана забрали и он велел ей жить у его матери. Никуда учиться поступить не удалось. В семье были одни бабы: бабушка, мать, она и сестренка. Дед умер в войну, отец не вернулся с фронта, брат пропал после войны, дядю забрали до войны, - заступиться было некому, а председатель не дал характеристику в училище. Теть-Маня была практичной и сдержанной, мама даже голосить не стала, не стала и бранить. Что случилось, то случилось, с глаз долой такой позор. Бабушка Дора благословила по старинке и шепнула на ухо:
- Ни за что не возвращайся в колхоз, сожрут...
Степана ждать семь лет - как из армии. Письма шли плохо, а живот у Иринушки уже рос хорошо. Она родила в райцентре, мало кто интересовался ею, а по сему никто не дразнил, не оскорблял. Свекр провожал ее постоянно каким-то тяжелым взглядом. Иришка боялась его. Мальчик рос спокойным и улыбчивым, молодая мамочка жила в небольшой комнатке Степана, занавеска вместо двери откинулась, дед вперился в обнаженную грудь, наблюдая кормление. Теть-Маня огрела мужа по спине скалкой, но тот лишь ухмыльнулся на крики баб. Что ему в телогрейке-то станется. С ребенком на руках бежать было некуда от домогательства свекра, на работу с общежитием не брали... Ирина завербовалась на Север - поварихой, как только молоко пересохло у кормящей мамочки - удрала не прощаясь.
- Знал бы ты, сыночка, как мама тебя бросила, не корил бы всю жизнь этим.
Глеб Петрович тоже был старше Иринушки на четверть века, но этот вожделеющий взгляд ей был приятен и солоноватый привкус поцелуя говорил о сильном чувстве и возможности насладиться этим чувством. Тогда свекру всего-то было под пятьдесят, а ей и восемнадцати не было. Сколько слез и надуманных бедствий сочиняет себе юность. Вот взяла же и выскочила замуж за известного бакинца, вырвала Ваську из рук баб-Мани и он усыновил его... Реванш! Двенадцать лет терпела это мурло ради сына, которому "нужен был отец". Вот вам и солнечный город, где кроме пыли духоты припомнить нечего... В поезде она сказала сыну о цели поездки, следом шли контейнеры с барахлом, хрусталем и стенкой. Они приехали к родному папочке - СтЁпану. Знакомство с бабушками и родными домами мамочки вышло каким-то недужным... После армии Васька не нашел на прежнем месте ни мамы, ни бабы, ни тяти. Мама была уже на Севере, папаня спился, бабки вымерли. Бакинский папа - единственный кто по-человечески встретил его. Да, он был уже женат на своей молоденькой и родил сына наконец-то, помог советом, связями и деньгами устроиться в Москве и поступить учиться и работать. Василий искренне обрадовался, что в сумбурных решениях маман не было времени сменить ребенку фамилию и отчество усыновителя. А теперь Васька даже гордился своей тайной и для полного отрешения от корней алкаша и б... решил сменить имя, благо псевдонимы резко входили в моду.
Иринушка накинула плащ с капюшоном и вышла на прогулку по ночному поселку, вскоре генеральская овчарка с хозяином догнали ее, и привычно потекла задушевная беседа. Было очень разумно, что в царские времена женились в зрелом возрасте на молоденьких девушках. Что может дать пытливой девочке ее малоопытный сверстник? Только боль и ошибки, неумение принять решения, неумение сберечь себя, чтобы защитить и обезопасить хрупкую и беззащитную любовь, ранимую юность не только тела, но и души. Ирина часто думала-гадала, - вот какого черта понадобилось Степке ввязаться в драку, уже зная, что она в залете, что надо как то ее устроить на работу до рождения ребенка, что вырваться из деревни можно только через запись в сельсовете о том, что он ей муж, что ей разрешается уехать - к мужу - выйти из колхоза - получить паспорт, не говоря уже о посмешище на которое он выставил ее - кисейную барышню - в колхозе. Их и так всю жизнь травили за беспробудную нищету и гордость. Вот ей сейчас почти полтинник, как тогда было свекру и он не домогался, а просто любовался красотой юной женщины, радостью материнства. Кормящая мамочка - это мадонна - на нее невозможно насмотреться. Зачем столько шишек набивать, чтобы понять простые очевидные вещи, которые - будь муж рядом - объяснил бы без далеко идущих последствий. Взгляд был зачарованный, только не такой глупый как у сына, взгляд взрослого человека. Когда собрались гости - родня - по поводу воссоединения семьи, приходил и отец Степана с молодой женой и дочкой. Несостоявшийся свекр и дед был еще в полном расцвете сил и возможностей, а девок после войны уйма и каждой хотелось обабиться - подержать младенца своего на руках, понять счастье материнства. Этакое раздолье было для сильного пола и только советская власть пыталась партийной совестью кастрировать предназначение человеческое - продолжение рода. Родить без мужа в то время было очень стыдным, словно жизнь - новая человеческая жизнь - это не чудо. Нужно было иметь огромную смелость противостоять морали строителей коммунизма - принять статус матери-одиночки, а ребенку дать статус незаконнорожденного. Сейчас генерал всячески приветствует ее тогдашнее решение, хотя тогда решала все за нее теть-Маня... и было той теть-Мане как сейчас Иринушке-бабушке. Ирина Фаддеевна вздрогнула от Иринушки-бабушки. Ее это как-то покоробило. Что-то не складывалось в советских установках линии партии и правительства, что бабушка - жена - баба - стахановка и красивая чувственная женщина может быть в одном лице. Что-то как-то не укладывалось в мозгу самой бабушки Иринушки. Она чувствовала себя Иринушкой - любимой - желанной - любящей - желающей, но никак не хотела признать свой возраст или согласиться с общепринятыми возрастными мерками для чувства, захлестнувшего ее нежданно. В тон ее размышлениям генерал прижал к себе крепко - по-хозяйски властно.
- А пошли бы все на хрен! - Сказал он с чувством и заглянул ей в глаза. - Мы что маленькие?! конфеты из гостиной воруем? Родили, вырастили, на ноги поставили... Мы имеем право жить для себя. У меня уже и внучка родила, пусть живут своей жизнью, а в нашу не лезут. Что смешного в нормальном желании жить и жить полноценной жизнью. Мы еще сами родить можем! Ну, ведь так, Иринушка?
- Так-то так... но как-то неудобно, стыдно перед детьми...
- Стыдно и непорядочно бросать женщину с младенцем - без дома, без работы, - без помощи, однако, люди разводятся и один, и два, и три раза... Оставить старую жену на попечение нянек, так ведь она и так на их попечении и моем обеспечении, вроде как некрасиво... Но жизнь, это не красивая партеечка в шахматы, ее не переиграешь по новому с такой-то позиции. Что делать мне? Если я вполне дееспособный мужчина и старостью и унынием от меня не пахнет? Что мне, ложиться рядом с женой и помирать? Сколько лет мы уж поврозь живем. Да уж почти пятнадцать лет... Если ты хочешь через ЗАГС, я разведусь, а прятаться как пацан я как-то не умею. Что твой Василий, разве не поймет?!
- Боюсь, что не захочет понять... Дети - эгоисты.
- Твой Василий, надломленный парень, но не эгоист, он собачится, но делает то, что должен делать, обеспечивает и Лельку и тебя и...
- И чужую жену тоже обеспечивает и ублажает иногда. Это ее работа, не мое воспитание... Эта мадам дорогая любовница, - которая всегда дорога. Попила кровушки...
- Не знаю насчет "кровушки", это уже из тебя ревность прет, - но мадам того стоит. Эффектная леди. Это мои дети эгоисты, привыкли жить хорошо и все им мало. Они ведь не о морали пекутся, а чтобы наследство чужой "жене" не досталось. Я бы, пожалуй, и спрашивать тебя не стал... но сам опасаюсь, что ...
- Ты боишься меня? Мне ничего не нужно от тебя, у меня все есть!
- Бог с тобой, золотая рыбка, я за тебя опасаюсь, они могут причинить вред нам, мне, тебе, чтобы не допустить новой жизни...
- Нашей жизни.
Ирина вытянулась в струнку, Глеб сжал ее в объятьях, поцелуй был головокружительным. Небо в алмазах - искры из глаз. Она всегда выходила из дремоты в предрассветные часы, приглаживала его седину, очерчивала знатный профиль, любуясь им перед уходом, приникала порывисто, накидывала плащ и исчезала.
- Я думала, что погода будет солнечной, - заметила она сыну, качавшемуся в кресле с сотовым телефоном. Он закончил разговор и сообщил ей, что говорил с Прагой, пока она его не перебила.
- Не рано для Праги?
- В самый раз - начало рабочего дня.
- Это из-за ее отъезда я имею счастье провести лето с бабой-дурой и пеленками?
- К Вашему сведению, Мэм, два туалета есть в доме, а на улице - туалет для прислуги, не стоило Вам так рано выходить из дома...
- Эта твоя...
- Моя - КТО? Она твоя копия, только в ином временном измерении, такая же...
Но маман уже поднялась в дом, бросив плащ на рояле в гостиной, она уже спрятала блуждающую улыбку наслаждения в мякоть подушки и разревелась тихо, понимая что ничего уже не изменится в ее жизни, никогда погода не будет такой солнечной как тогда со Стёпкой. Никогда-никогда. Никогда она не впишется в интерьер генеральской дачи, где сам генерал - изгнанник из собственной квартиры - всегда будет под прицелом - и шаг влево кончится расстрелом. Но можно и приятно провести время, жизнь-то не кончается и любовь будет жить вечно в отражениях влюбленных глаз. Василий выждал время, ему не хотелось лишних ушей и вновь набрал Марусе, ворча в усы:
- Маруся твоя копия, мэм, такая же блудливая кошка... Мэм, так я Вас не разбудил, Вы только что вернулись? Хор-р-рошо! Отдохнули с мужем хорошо, спрашиваю? Ладно, перезвони, когда отдохнешь. Перезвони, уже без шифровки, шли бы все уже на хрен!
10 Женская пунктуальность ЧУЖОЙ ВЗГЛЯД
Начнется новая жизнь, ни на что не похожая. И Москва – город немыслимых случайностей, колдовской город. К зиме надо перебить кроликов, заняться работой всерьез. Все-таки два диплома. Хватит депрессии среднего возраста. Кому-то и везет. Чем он хуже лысого? Что толку, что он лет на семь моложе? Ах, обманщица, чарующая песня ночи… Как ты, с кем ты, что ты ищешь в ночных огнях? Я-то здесь, загадочная моя Марыся… Как добралась домой, притворщица? Я уже дома. Сан-Санычу приятно поговорить даже в мыслях. Мурашки пробежали по коже не от сырости, так хотелось ее увидеть еще раз. И еще, и еще, и еще… Он уснул, устав от дел, бормоча нескончаемые монологи…
11 глава романа ЧУЖОЙ ВЗГЛЯД
На просторе Кутузовского Маруся оплошала. Хотя, по плану она свернула туда, куда и следовало ехать, предварительно договорившись о встрече и ночев
Однажды и по ошибке, набрав номер к свекрови, нашли ее там. А она заносила деньги и пробыла в той квартире ровно пять минут. Великое дело – везение. Маруся визжала от радости, а одноклассники недоумевали, куда им еще звонить, если уже было випито, записные книжки далеко, а этот номер сам вспомнился…
- Какой йог может уследить за переменами твоих личных номеров, – пытался сконцентрироваться а-ля Шурик, а Машуха смеялась игре слов, подразумевая номера вовсе не телефонные, а жизненные.
Возможно, Васенька прав, что в психиатры идут чокнутые или очень жадные особи…
УРАГАН НАД СТОЛИЦЕЙ
13 глава романа ЧУЖОЙ ВЗГЛЯД
Серых будней не было. Сплошной праздник, утомительный. Маруся и Толян жили на одном дыхании. Дурные спонтанные предчувствия Маруси, тотча
??? чужой взгляд Лелька13.1
Лелька совсем заваськалась после рождения сына, также названного в честь папочки, ушла из цеха в заводскую многотиражку, затем и вовсе распрощалась с лимитой. Прописка была, комната была, отец детям был... Начала с подработки рекламой и постепенно втянулась, клиенты ее любили, она была беззлобной, миловидной да и просто доброй бабой, даже где-то простоватой и безотказной. Васька-гад таскал детей по дорогим яслям-садам, его фурия куда-то запропала да и как-то все стало забываться, будни серые - белые - зеленые - самое лучшее лекарство от страстей-мордастей. Кто кого любил - не любил, - какая разница, дети принуждают считаться с ними, затем считаться с их взглядами. Лелька перестала заморачиваться о каких-то чувствах, все щекотливо-финансовые вопросы решала старшенькая ВасЁна, мелкий Васька не просил, а требовал у отца дать руль, купить то, увидел это - ДАЙ! Жизнь удалась, - сказала Лелька себе, причесываясь утром на работу, одернула блузку запавшую под пышной грудью, - жизнь удалась....
повтор глав спустя 10 лет- экскурс в прошлое событийные сюжеты
Другие статьи в литературном дневнике:
