Последний соблазн 7 набор
Последний соблазн 7
конец сентября
штат Канзас
проездом
Ох уж мне эти дороги - гладкие, накатанные и все-то предусмотрено. Все предусмотрено и в моей нынешней жизни, которая началась с возвращения домой. Наконец-то работа, новое и неожиданное предложение, от которого рука не поднялась отказаться. Сфера личного влияния и обаяния, умение общаться переходит в успешность переговоров. Составление деловых бумаг - искусство, сходное сочинительству, только язык деловой в строгих рамках биржевой активности, мне легко удавалось. Я "распушила хвост" перед господами фирмачами, нашим нуворишам это приносило прибыль. Вы понимаете, сударь, положение обязывало и тогда исподволь произошла смена окружения. Я искала решения наших вопросов, строила планы на наше будущее и не заметила, как жизнь шла своим чередом, не предлагая необходимого конфликта. У меня был опыт борьбы за свободу личности в браке, но испытание благополучием, и догадка, что меня все это устраивает, что к хорошему быстро привыкаешь, не заметив подмены, уже не пугала. Все в этом браке было весьма своевременным, душевный нейтралитет и по сей день сохраняет отношения. Если бы даже наш размен-разъезд-съезд удался, то учитывая энергоемкость наших учреждений, мы за эти полгода(год?) могли бы возненавидеть друг друга за ту неустроенность, лишившую нас сил, работы, свободного пространства для творческого уединения и романтики недоговоренности... Вы задумывались об этом... Несомненно.
При встрече Вас обескуражила моя холодность. Печаль сонетов застывала в воздухе, не осыпая инея... Кто же незримый стоял меж нами, не дозволяя коснуться руки. Я Вас спросила о том. Вы огляделись: голубой свет озарял нас, скоро проснется будничный город. Я наливала воду в чайник, ставила на газ, а Вы замерли у выключателя, так и забыв включить лампу в ожидании... Кто-то зашел за забытыми сигаретами, потревожив наше оцепенение.
В этом доме постоянный набор: бездомных, неблагополучных, залетных и вечных жильцов... К последним относилась и я в образе автопортрета на стене, дополняя бессонный мир, усталость от которого сказывается с годами. Господи, как легко дышалось там! Как живо помнится все независимо от лет, минувших с той зимы.
30.01.91
Санкт-Пб.
Стоит ли о делах, Мадам?
Получается все-таки нечто сумбурное и хаотичное, что отражает меня нынешнего весьма точно. А самое смешное - достаточно будет нам всего одного дня, чтобы я переменился, стал естественней, радостней. Билет должен быть на 5-ое, значит - обратный для Вас на 7-ое? В тот же вечер, вероятно, и я уеду.
Интересно, когда и где мы увидимся? Будет ли морозно и снежно?
Целую и жду!
Санкт-Петербург
8 февраля 1991г.
Мое нынешнее состояние схоже с состоянием угодившего в трясину, ни крикнуть, ни подумать о чем-либо, кроме трясины. Становишься омерзителен самому себе. Т.е. не до бесстрастья, написать не удается не то что письма, даже строчки прозы, - вернее наоборот, письма мне всегда удавались легче. Сейчас только потому и пишу, что заставил себя думать - это не письмо, не проза, не дневник, это ничто. Музыку мрачную поставил - бальзам на душу увядшую... Где Вы, Мадам?
Я совершенно не думаю о том, что мы можем не встретиться здесь или в Москве, мне кажется, что встреча будет естественной. Будет. Естественно. Впрочем, пусть будет как угодно, но будет - противоестественно, неестественно, при неблагоприятных климатических условиях... Все равно.
Я не помню такой суетной зимы, сплошного потока бессмысленных дел, бесцеремонно сорвавшего мою вторую поездку в Питер. Я позвонила, а Вас только что проводили и можно уже не торопиться... Скомканные билеты я обнаружила в последнем конверте, сама, наверное, туда их сложила, перечитывая и переживая о нелепости, о несудьбе, о Вас. Три свободных дня. Была на исповеди, казнилась, что замужем без любви, но не почувствовала себя прощенной. Причастие. Смирение? Кощунство - искать легкости повседневной, - так не бывает... Не жди, не сетуй. все образуется. Лежи, читай, не обольщайся, не драматизируй, - все проходит...
17.03.91
Дзинь!
Это вылетело и разбилось стеклышко из моих очков - второй раз после достопамятного танца. И я, отбрасывая все, устремляюсь к бумаге (сколько же можно молчать - мне?! нелепость и бессмыслица, я же умею писать письма и... почему-то не пишу).
Я здесь с 10 февраля, все еще вхожу в ритм редакционной деятельности, но скоро буду более свободен... Два или три письма я отправил тебе, так и не написав их на бумаге. Сразу. Ты их получила. Не могла не получить. Мне совсем немного осталось, чтобы дописать еще один малюсенький рассказ (это причина, кстати, молчания: хотелось порадовать тебя, что не закисаю, а что-то пишу...), очень медленно и понемножку пишется и до времени по строчкам гуляет (редакторский) пурпурный (фаберовский) карандаш. По крайней мере - я очень надеюсь на то, что в нашу майскую встречу ты скажешь: я получила Ваш рассказ, он довольно-таки мил... И я стану счастливее еще на одно мгновение...
Не ради ли этого все...
Господи, как близок май!
И как внезапно я появлюсь!
Пустое, скажете Вы. Появишься и исчезнешь...
Самое приятное для меня - доказывать Вам, что я не исчезаю никогда.
И если мы исчезнем, то вместе, Мадам, невозможно... Я старомоден.
Вы заметили, как часто я изобретаю новые па (раs?) в нашем бесконечном танце. О, сколько он уже длится! Как Вы только выдерживаете этот неистовый темп. Перемена ритма: во сне молодеют... Вы проснулись еще моложе... Где же это было? Как назывался танец? Вы считаете меня безумцем? Просто сводит с ума партнерша. На какой угодно остров я попаду ради танца (знаете, как я прекрасно плаваю. Справка: на Черном море барон заплывал от берега на две мили и его бабушка волновалась, а он, усмехаясь, возвращался спустя два-три часа, напоенный солеными рифмами и русалочьими созвучиями.....) с Вами. Серьезно.
Иногда я смотрю на экран ТВ и вижу Москву, во мне просыпается желание (romantigue - просыпается желание...) оказаться в этой самой белокаменной и сказать Вам несколько фраз о весне, о Вас, о... о... о... (какая волнующая буква оооооооооооооо...о!)
Итак, Мадам, музЫка продолжается.
Я продолжаю готовить чудодейственный элексир. Вы попробуете его первой...
Я целую Вас не целомудренно и коленопреклоненно
(простите мне мои вольности) Ваш!
Капель и то, что в шубе нестерпимо жарко, а в метро душно до головокружения открывает мне глаза: зима (какая зима?) кончилась. Я заметила это, читая Вас, вслушиваясь в ритмы Эдит, настойчиво и отчаянно захлестнувшие нас в прихожей Шпалерной, почти на пороге. На этих волнах нас разнесло в разные края, а мы все еще чувствуем пронзительные звуки прикосновений в танце иль в странных снах.
- Невозможно, Мадам, невозможно... вот и промчалась зима, - слышался Ваш голос, где-то в толпе мелькало Ваше лицо (так мне казалось). Так хотелось видеть Вас, ощущать... Я не ждала ни Вас, ни Ваших писем. Мы шли от Спаса на крови по камнем выложенной дорожке, отмеченной вехами - глиняными треугольными дощечками, входили в наш дом, поднимались на лифте... Я Вас целовала в небесном упоении, не отрываясь, не выпуская лица Вашего из своих ладоней, возносясь в светлеющее небо всем своим существом... Пленительный брезжил апрель. Высокий бред температуры крутил калейдоскоп безумных. бестолковых вариантов: газетные строчки объявлений и звонков по обмену. Я пришла в тупик Банного переулка: таких денег мне даже не снилось - где их взять. Я устала. Я была готова, бросив всех и вся, уехать к Вам, да отпуск не дали. Дел было невпроворот из-за моей простуды, чем все и кончилось.
Сны наяву о Вас (зачем мне ночью закрывать глаза и вызывать сны, когда я и днем в сновидениях: сладкий яд воспоминаний, целительный - воображения). Расстояние вещь жуткая, но порой пленительная: чувства, переживаемые мною настолько материальны, что время и пространство пасуют. Не бойтесь ничего, даже если я приближусь к Вам слишком. Это неизбежно.
Здесь жуткий провинциальный ритм, нет, я не мечтаю о сумасшествии московском, но о срединном - петербургском. Решайтесь же! А если я заеду в Москву, то нам вполне хватит небольшой прогулки где-нибудь в местах любимых Ваших. А потом я удалюсь в холостяцкий быт Юры, чтобы пофилософствовать на тему известного нам семейства, утешить его и т.д.
Я вспоминаю зимнюю встречу, всего одну (а не две, как полагалось бы) и удивляюсь - сумасшедшая скорость - мы же умудрились еще и проспать столько часов, а поговорить не удалось, только протанцевать (что тоже важно!). Кстати, мне тогда дали новый адрес Риты, ее сестра удивлялась, что она никак не дает ей знать о себе; та сестра, что живет у И.Н.Н. Если ты по каким-нибудь причинам(???) будешь с ней контактировать, скажи ее ждут. Впрочем, я заговорил о несущественном...
Существенное же отдает фантастичностью: мы скоро встретимся. Жизнь не заканчивается. Она, быть может, только началась и весна тому подтверждением (как ни банально для опытного прозаика сие не звучит...)
Помните запах черемухи летом?
помните ливень?
как это повторится теперь этим летом: поезда, вокзалы, полночь...
Приятно засыпать, представляя себе близкие картины (все будет)... Будущее, которое настоящее. Прошлое - в зеркале - будущее...
Какие-то лица нас обступят, но ни лица, ни локти, ни дрожащая мебель, ни стены не смогут воспрепятствовать танцу (Браво, Мадам!!!)
апрель 91 Целую, целую, Ваш!
К этому посланию я вполне оправилась от болезни и фантазий. Вы остановили выбор на Санкт-Петербурге. Но мой метраж годился только на коммуналку в центре, а окраины меня не могли никак устроить, тем более я была не одна. И еще: такой работы там для меня не найдется, а я уже втянулась в этот порочный круг. Конечно, можно было бы жить и у Вас, но с нелегким сердцем я думала о том, чтобы оставить свою территорию "своим" мальчикам. Случись что, мне некуда было бы вернуться. Московские заморочки с жилплощадью и пропиской?! Но я имела основания опасаться. Я уже не досадовала: будь что будет, жизнь течет своим чередом (плохо ли - хорошо ли) и что-то изменить в ней мне было не под силу, а сетовать на себя как-то не нраву. Я перестала быть поэтом и не расстраивалась, что пропускаю среды, что чаще собратья по перу стали собираться не у меня, а у господина Энского (для него я всегда была занята)... И, действительно, просто почитать перед сном не хватало времени, а та редкая литература - бродячий самиздат - давно перечитан и доступен уже на каждом шагу. Я реже перебирала свои рукописи, подправляя и откладывая на потом. добротный и конкретный язык документов вкрадывался в абстрактно-лирические тексты.
- Сударь, сытая жизнь, - деградация для поэта... Я не хочу быть поэтом, - ответила я Вам о своем неписании... по телефону и Вы спокойно приняли и это.
Одного "дзинь" оказалось мало - очки разлетелись вдребезги и, удивляюсь, что череп не. Остался шрам. Я потерял сознание непонятно почему, и несколько часов выпало из моей жизни (какие-то обрывки, кто-то помог, я в какой-то квартире, лиц не помню), - скорее всего - это предупреждение свыше - уж слишком сильно ударило по голове.
Теперь новое зрение, новые очки. Я уже собирался третье письмо вдогонку слать наперерез Вашему молчанию (хотя и догадывался о житейской подоплеке, чувствовал), но получил письмо от... и успокоился и обрадовался. Моя редакция переехала, кстати, на новое место (№ тел. 234...), ужасное в плане пейзажа (производственный), а в городе уже трели птиц - перед дождем и после, весна, пора дописывать рассказ, а он не клеится, не хватает лирического порыва и ... Шопен недоступен...
Вас, Мадам, можно поздравить с браком? Как бы то ни было... Так Вы там или где? Куда писать? Куда звонить в мае? Я уже так скоро приеду, что страшно делается. Наши встречи два раза в год так близко отстоят, что не успеваешь опомниться. Всего несколько дней, равноценных месяцам.
Очень надеюсь, что Юра все-таки даст мне о себе знать, и я получу шанс заехать в мае в Москву денька на два-три (14-15-16?). Как бы так рассчитать, чтобы вернуться с тобой в Санкт-Петербург в одном купе(?).
Я перехожу на третий лист с удовольствием, ибо в нем будет говориться о любви.
Вы, знаете, Мадам, как я Вас люблю, как хотел бы я слиться с Вами в непрекращающемся Padam!..Padam!..Padam!.. Единственное, что мешает мне - это пространство и время, что преодолимо. Эти листки заряжены некоей энергией безнадежного романтика и Вы почувствуете ее силу, если припомните несколько замечательных па, удавшихся нам(!) этой зимой и не менее - прошлым летом.
Пишите же и не унывайте,
Целую.
Виллиам
09 апреля с.г.
Сударь, стоит ли теперь сознаваться, что душа моя была не на месте. Я испугалась за Вас, корила за умолчание, но язык мой не повернулся сказать... Кто ж тот "благодетель", написавший сокрушающее письмо (кто же, скажите наконец!)? После таких звоночков с того света повседневные мелочи да и многое другое уже не имеют значения. Я чувствовала себя скверно, искала оправдания в том, что мы ни к чему друг друга не обязывали, но словно преступила некую грань... Но ведь это было не так? Наши души давно слились, оставив нам видимость жития...
Только сейчас я понимаю нетленность наших не сложившихся отношений, не произнесенных признаний (все же условных), - жесты и штампы... Мы изначально были выше земного, как это ни банально звучит. Для любви нет ни границ, ни ограничений, ни вымысла, - она живет в нас или мы живем ею, реагируя лишь на неудобства или страдания, приходящие с нею (или без нее) и ощущаем страх безотчетный, словно наше бренное тело сгорит, если позволить лишнее движение навстречу. Написав это, я чувствую себя уродом...
Доброй ночи, Мадам.
Медлительность и необязательность этого города развращает ум, что привело бы к гибели, если бы не дух, единственное, что всегда зависит от самого себя. Конечно, причина проста: внутренне я был настроен на октябрьское путешествие, даже если бы только три-четыре дня - вдохнул бы воздуха петербургского и вернулся окрыленный! Но полгода! Это слишком, увы. Времена жуткие... что-то будет, когда все-таки окажусь в Петербурге. Скорее всего будет тоска. Я буду постоянно опаздывать, торопиться, не успевать,отчаиваться, а потом станет все равно - тогда-то и почувствую нескончаемую прелесть Петербурга. Как видишь, я настроен жутко оптимистически. о только бы ступить на Невский проспект...
Посреди этого письма прозвучал твой звонок, но я умудрился выйти как раз на десять минут. Вернулся и толком не мог добиться, о чем ты все-таки говорила. Поезда сюда ходят - по крайней мере из столиц. Сам беру билет на 4 или 5-ое. Это уже скоро, это уже через месяц. Приезжать сюда столичным дамочкам небезопасно... Примерно так Вам и ответили?.. Сегодня здесь юбилей - выходит 100-й номер газеты. По этому поводу мы будем пробовать домашний торт и пить фальшивый (скорей всего) коньяк. К 105-ому номеру я буду уже в Петербурге.
А как ты?
Мне остается (не молиться Богу), а горько сожалеть, что не ВЫ* моя жена (что Вы - не моя жена, что Вы не жена мне... *скорее - Вы моя жена Невы). Впрочем, быть может в таком случае прелесть моих строчек (прозы) была бы разбавлена настоем из сора, из коего, как известно, и произрастает...
Опус, который я Вам посылаю, написан года четыре назад, причем написанием оного я нарушил клятву не писать ничего более - одной особе, отношения ** (**платонические...) с которой прервались весьма загадочным и неприятным образом.
Я все еще не перепечатал "Браво, Милорд" (не отредактировал, не почистил...), мне стыдно до ужаса. Скорее всего я окажусь в белокаменной в 5 утра эдак числа 14-1 мая (вместе с сумасшедшей грозой). Написал наугад, но именно такое сбывается. Юра обещает пристанище, но пока не подтвердил своего присутствия в Москве. Впрочем, неважно... мы увидимся.
15 апреля 91г. Ваш Виллиам
Не вспомню теперь какой же опус Вы посылали мне с этим письмом, не буду врать. В день написания я читала последние "дзинь" и нервно накручивала восьмерку, требовала Вас, но мне бездушно ответили, что Вы прекрасно выглядите и в моей помощи не нуждаетесь... Я серьезно хотела вылететь к Вам и это могло произойти, если б удалось поговорить с Вами. Ваш ангел-хранитель телефонный суров. За вечерним чаем я спокойно попросила дать мне развод. Сын съежился как от удара. Муж так бесцветно сказал "нет", словно я попросила открыть варенье, которого никто не сварил летом. Он посоветовал сыну продолжить ужин, успокоив, что "взрыва" не будет и перестрелки тоже, что потом можно посмотреть телик. Его отповедь - чистая правда о том, что мне все безразличны, что я никого никогда не щадила, что я не помню в каком классе мой сын и чем он занят, предоставленный самому себе, что я погубила двух прекрасных своих мужей, что я могу идти - закрываться у себя, наслаждаться собственной самовлюбленностью в стихи, прозу, автопортреты, но он не позволит губить его карьеру и будущее сына, что скоро мы уедем в штаты, где мальчик получит необходимые знания и избежит армейской участи... Доводы были вескими. На мой лепет, что сын не выносит коллективизма, мне миролюбиво заметили, что речь не о моих недостатках, а о том, что потом я не прощу себе своей взбалмошности, что далеко идущие планы компенсируют отсутствие лирики в нашем браке, необходимом именно мне - как почва под ногами, как прикрытый в бою тыл. Он убедил меня, что Вам я принесу одни напасти, сорвав вам карьеру, а пожертвовать Москвой я неспособна... Это так. Кроме музыки и стихов есть долг и совесть (все верно?). И еще жалость: так люди не плачут при жизни... стенания одержимых он расслышал в злополучном экспрессе прошлой весной... Я оценила откровенность, приняла к сведению. И когда мы увиделись, говорить о личном не стали, наслаждаясь игрой жестов и взглядов на ужине в ресторане, где мы танцевали с упоением тайных любовников. Г-на литературного редактора было кому проводить и мы избежали мучительных сцен и слезных прощаний. Легкость и вдохновение отразились в черновых набросках, я вернулась к сочинительству, Ваши звонки и послания дали новый импульс для работы над заброшенным. Нашими эмоциями и страстями питались герои романов и рассказов, недосказанное или прочувствованное бесстыдно изрекалось на бумаге, страницы оживали не придуманными словами и порывами страстей. Я забывала о том, что Вы (как ни странно) не только поэт и писатель, но немножко живой человек, нуждающийся хотя бы в ничтожном внимании к личности. Я как-то незаметно стала воспринимать Вас за одухотворенный образ, а не мужчину... И Вас не ужасала глава, расписавшая наше будущее. Вам нравились осколки - осколки нашей небывшей любви. Что еще сказать о себе в лето 91-ого? Жила припеваючи, не вникая в происходящее с Вами, не потрудившись ответить хотя бы открыткой ко дню рождения... Простите. И еще раз простите, пора уезжать.
Другие статьи в литературном дневнике:
