За двумя зайцами–– Здравствуй! Давно тебя не видела. Стоп-кадр из фильма "Вокзал для двоих". Стул, исчезнувший в товарном дворе Октябрьского вокзала, по-прежнему оставался тёмным пятном на сверкающем плане концессионных работ. Четыре стула в театре Колумба представляли верную добычу. Но театр уезжал в поездку по Волге с тиражным пароходом "Скрябин" и сегодня показывал премьеру "Женитьбы" последним спектаклем сезона. Нужно было решить –– оставаться ли в Москве для розысков пропавшего в просторах Каланчёвской площади стула или выехать вместе с труппой в гастрольное турне. Остап склонялся к последнему. –– Из двух зайцев, –– сказал он, –– выбирают того, который пожирнее. Постановляю: сегодня мы идём в театр на премьеру "Женитьбы". Не забудьте надеть фрак. Если стулья ещё на месте и их не продали за долги соцстраху, завтра же мы выезжаем. Помните, Воробьянинов, наступает последний акт комедии "Сокровище моей тёщи". Приближается финита-ля-комедия, Воробьянинов! Не дышите, мой старый друг! Равнение на рампу! О, моя молодость! О, запах кулис! Сколько воспоминаний! Сколько интриг! Сколько таланту я показал в своё время в роли Гамлета! Одним словом, заседание продолжается! Из экономии шли в театр пешком. Ещё было совсем светло, но фонари уже сияли лимонным светом. Нужно было торопиться. Друзья вступили в гулкий вестибюль театра Колумба. Воробьянинов бросился к кассе и прочёл расценку на места. И действительно, перед окошечком кассы стояло человек пять скромно одетых людей. Возможно, это были богатые наследники или влюблённые. Зато у окошечка администратора господствовало оживление. Там стояла цветная очередь. Остап врезался в очередь, растолкал фортинбрасовцев и, крича: "Мне только справку, вы не видите, что я даже калош не снял", пробился к окошечку и заглянул внутрь. Но взгляд незнакомца был так чист, так ясен, что рука администратора сама отвела Остапу два места в одиннадцатом ряду. И, машинально выдавая пропуска счастливым теа- и кинокритикам, притихший Яков Менелаевич продолжал вспоминать, где он видел эти чистые глаза. Когда все пропуска были выданы и в фойе уменьшили свет, Яков Менелаевич вспомнил: эти чистые глаза, этот уверенный взгляд он видел в Таганской тюрьме в 1922 году, когда и сам сидел там по пустяковому делу. Из одиннадцатого ряда, где сидели концессионеры, послышался смех. Остапу понравилось музыкальное вступление, исполненное оркестрантами на бутылках, кружках Эсмарха, саксофонах и больших полковых барабанах. Свистнула флейта, и занавес, навевая прохладу, расступился. К удивлению Воробьянинова, привыкшего к классической интерпретации "Женитьбы", Подколёсина на сцене не было. Порыскав глазами, Ипполит Матвеевич увидел свисающие с потолка фанерные прямоугольники, выкрашенные в основные цвета солнечного спектра. Ни дверей, ни синих кисейных окон не было. Под разноцветными прямоугольниками танцевали дамочки в больших, вырезанных из чёрного картона шляпах. Бутылочные стоны вызвали на сцену Подколёсина, который врезался в толпу верхом на Степане. Подколёсин был наряжен в камергерский мундир. Разогнав дамочек словами, которые в пьесе не значились, Подколёсин возопил: Одновременное этим он прыгнул в сторону и замер в трудной позе. Кружки Эсмарха загремели. Но, так как Степан, стоящий тут же и одетый в барсову шкуру, не откликался, Подколесин трагически спросил: –– Ну что, шьёт портной сюртук? –– А что, –– спросил Подколёсин, –– не спрашивал ли портной, на что, мол, барину такое хорошее сукно? Степан, который к тому времени сидел уже в оркестре и обнимал дирижёра, ответил: После этого свет погас, и публика затопала ногами. Топала она до тех пор, покуда со сцены не послышался голос Подколёсина: Публика покорилась. Свет так и не зажигался до конца акта. В полной темноте гремели барабаны. С фонарями прошёл отряд военных в форме гостиничных швейцаров. Потом, как видно, на верблюде, приехал Кочкарёв. Судить обо всём этом можно было из следующего диалога: –– Фу, как ты меня испугал! А ещё на верблюде приехал! В антракте концессионеры прочли афишу: Балансируя зелёным зонтиком с надписью: "Я хочу Подколёсина", она переступала по проволоке, и снизу всем были видны её грязные подошвы. С проволоки она спрыгнула прямо на стул. Одновременно с этим все негры, Подколёсин, Кочкарёв в балетных пачках и сваха в костюме вагоновожатого сделали обратное сальто. Затем все отдыхали пять минут, для сокрытия чего был снова погашен свет. Женихи были очень смешны, в особенности –– Яичница. Вместо него выносили большую яичницу на сковороде. На моряке была мачта с парусом. Ильф&Петров. "Под колёсами любви". © Copyright: Милая Твоя, 2014.
Другие статьи в литературном дневнике:
|