Совет да любовь!У каждого ключа своя история, и самых-то ключей много: есть камергерские ключи, есть часовые, есть ключи св. Петра и много других. Мы могли бы рассказать кое-что обо всех, но теперь расскажем только о ключе надворного советника. Ключ этот делал слесарь, но самому-то ключу могло показаться, что его ковал кузнец –– так тот неистово колотил и пилил его. Ключ был чересчур велик для брючных карманов; приходилось носить его в сюртучном. Тут он частенько полёживал в потемках; обычное же место его было на стене, рядом с силуэтом, изображавшим советника в детском возрасте; лицо советника напоминало на нем сдобную лепёшку, окружённую курчавыми волосами. Говорят, что в характере и манерах всякого человека есть нечто, напоминающее о созвездии, под которым он родился, например о созвездии Быка, Девы, Скорпиона. Но советница не ссылалась ни на одно из созвездий, поименованных в календаре, а говорила, что муж её родился под созвездием "Тачки" –– его вечно надо было подталкивать. Отец толкнул его на службу, мать толкнула жениться, а жена дотолкала до чина надворного советника, о чём, впрочем, никогда не проговаривалась. Она была рассудительная, честная женщина, умела и помолчать кстати, и толкнуть вовремя. Советница караулила мужа у окна. "Ну, идёт! –– говорила она кухарке. –– Подогрей суп!.. Ах, нет, отставь –– переварится! Советник остановился и говорит с кем-то!.. Ну, вот теперь идёт! Подогревай!" Но советник и не думал приходить. Советник очень любил также заходить в книжные лавки и рыться в книгах и журналах. Он даже платил своему знакомому книгопродавцу небольшую сумму за право пробегать все новые книги, разрезая их только вдоль, а не поперёк, –– иначе бы их уж нельзя было продать за новые. Вообще же, советник был, не в обиду ему будь сказано, "ходячей газетой": он знал обо всех помолвках, свадьбах и похоронах, о всяких сплетнях и устных, и печатных, и даже иногда таинственно намекал на что-то такое, о чём не знал никто, кроме него самого. Подобные секретные сведения он получал от своего ключа. Советник и советница с самой женитьбы своей жили в собственном доме, и за всё это время у них был всё один и тот же ключ от ворот, но сначала-то никто и не подозревал о чудных свойствах ключа; они обнаружились гораздо позже. Копенгаген в то время не имел ещё газового освещения, а только ворванное; не было тогда ни дилижансов, ни конно-железных дорог. Сравнительно с настоящим, по части развлечений было тогда бедно. По воскресеньям обывателям столицы предоставлялось на выбор: или предпринять прогулку за город на кладбище, почитать там надгробные надписи, потом усесться на травку, распаковать корзинку со съестными припасами, выпить да закусить, или же отправиться в Фредериксбергский сад, где на площадке перед дворцом играла полковая музыка, а в аллеях толпился народ, смотревший, как королевская фамилия катается в лодке по узким каналам. Старый король сам правил рулём, рядом с ним сидела королева, и оба приветливо отвечали на поклоны всех подданных, не разбирая сословий и чинов. В Фредериксберг стекались, по преимуществу, люди посостоятельнее и распивали тут чай. Кипяток можно было достать в крестьянском домике, что стоял в поле против сада, но чайники и самовары приходилось иметь свои. И вот они отправились в Фредериксберг, слушали там музыку, любовались королевскими лодками, изукрашенными флагами, видели старого короля и белых лебедей. Напившись чаю и закусив, они заторопились в театр, но всё-таки опоздали к началу представления. –– Муж, а муж! –– крикнула вдруг советница. –– Западные ворота запираются ведь в двенадцать часов! Мы не попадем в город, остаётся всего четверть часа! Пришлось спешить; по дороге их то и дело обгоняли пешеходы, тоже торопившиеся попасть в город вовремя. Наконец, они добрались до крайней сторожевой будки, но в ту же минуту пробило двенадцать, и ворота захлопнулись! Целая толпа людей осталась по ту сторону ворот; между ними и советник с советницей и служанкой, которая тащила самовар и пустую корзину. Некоторые опешили, другие рассердились: каждый отнёсся к делу по-своему. Что же, однако, было делать? К счастью, в последнее время было отдано распоряжение оставлять незапертыми на всю ночь одни из городских ворот –– Северные; через них-то пешеходы и могли пробраться в город. –– Ну, вот теперь отлегло от сердца! –– сказала советница. –– Вот и наши ворота! –– Ах, Господи Боже мой! -- сказала советница. –– Так у тебя нет ключа? Верно, ты потерял его там с этими баронскими фокусами! Как же мы попадём теперь домой? Проволока колокольчика оборвана, у сторожа другого ключа нет –– просто беда! Служанка принялась хныкать; один советник сохранил присутствие духа. И он выбил одно стекло, потом другое, просунул туда ручку зонтика и закричал: "Петерсен!" Изнутри послышался крик дочери мелочного торговца. Сам торговец распахнул двери лавки и закричал: "Караул!" И прежде чем лавочник успел хорошенько рассмотреть и признать хозяев да впустить их во двор, сторож уже дал свисток, ему откликнулся другой из соседней улицы, из окон начали выглядывать люди, посыпались вопросы: "Где пожар? Где скандал?" –– и продолжались ещё, когда советник давно уже был у себя дома, снял сюртук и... нашёл в нём ключ от ворот. Ключ лежал не в кармане, а между материей и подкладкой, –– в кармане была дыра, хотя ей вовсе и не полагалось быть там. С того вечера ключ от ворот стал предметом особого внимания, и не только когда советник с советницей уходили по вечерам прогуляться, но и когда сидели дома, –– советник показывал своё искусство, заставляя ключ отвечать на разные вопросы. Он заранее придумывал наиболее подходящий ответ и затем заставлял ключ давать его, но под конец как-то и сам уверовал в способности ключа. А вот аптекарь, молодой человек и близкий родственник советницы, так ничему не верил. Умный человек был этот аптекарь и с критической жилкой. Он ещё на школьной скамье зарабатывал деньги рецензиями книг и театральных представлений, причём никогда не подписывал своих статей –– так выходит внушительнее. В нём, как говорится, преобладал эстетический дух, но сам он ни в каких духов, особенно в духов, обитающих в ключах, не верил. –– Впрочем, нет, я верю! –– говорил он. –– Верю, добрейший господин советник! Верю в ключ от ворот и во всех духов ключей так же твёрдо, как и в новейшую науку, что открыла духов в старой и новой мебели и занимается столоверченьем! Сам же советник всё более и более изощрялся в "ключевой мудрости". Ключ и забавлял его, и поучал. Однажды вечером советник уже собирался лечь в постель и стоял в спальне полураздетый, как вдруг в дверь из коридора постучали. Поздним гостем оказался лавочник, тоже полураздетый. И он было совсем уж собрался спать, да вдруг ему пришла в голову мысль, и он побоялся забыть её за ночь! –– Ну, вы поймёте, в чем дело, господин советник! –– сказал лавочник. –– Она играет на фортепьяно, умеет петь –– небось, слышно по всему дому! Но вы ещё не знаете всего, на что эта девочка способна. Она умеет подражать разговору и походке всякого! Она просто создана для театра, а это хорошая дорога для красивых молодых девушек из порядочных семейств! Им удаётся иной раз подхватить в мужья графов! Ну, да об этом-то пока ни я, ни Лотта-Лена не думаем! Так вот, она умеет петь, играть на фортепьяно, и на днях я пошёл с нею в школу пения. Она спела, но оказалось, что у неё нет ни этакого пивного баса, ни канареечного визга, которые нынче требуются от певиц. Ну, ей и отсоветовали идти в певицы. "Что ж, –– подумал я, –– коли не в певицы, так в актрисы! Для этого нужно только уметь говорить". И сегодня я завёл об этом речь с "инструктором", как он там у них называется. "А она начитана? –– спрашивает он. "Нет! –– говорю, –– совсем нет!" –– "Ну, а это необходимо для актрисы!" –– "Что ж, начитанность-то она ещё приобрести может!" –– подумал я и пошёл себе домой. –– Пусть Лотта-Лена запишется в библиотеку и перечитает всё, что там есть!" Но вот, сижу это я сейчас, раздеваюсь, и вдруг мне пришло на ум: зачем же платить за чтение, коли можно иметь его даром! У советника пропасть книг, пусть он даст их Лотте-Лене почитать –– вот тратиться-то и не придётся! –– Лотта-Лена славная девушка! –– сказал советник. –– Красивая девушка. Книги я ей дам! Но есть ли у неё, что называется, огонёк, талант? Да, и кроме того, везёт ли ей вообще? Счастье ведь тоже вещь очень важная! –– Она два раза выигрывала в лотерею! –– ответил лавочник. –– Один раз выиграла шкаф для платья, а другой –– полдюжины простынь. Разве это не счастье? Советник сейчас же вручил лавочнику две книги: трагедию "Дювеке" и "Обхождение с людьми" Книгге. Пусть Лотта-Лена читает! С этого вечера между Лоттой-Леной и семейством советника завязалось более близкое знакомство. Она стала бывать у них, и советник нашёл её девушкой очень разумной –– она верила и в него, и в ключ. И советнице она тоже понравилась. Непринуждённость и откровенность, с которыми девушка на каждом шагу сознавалась в своём невежестве, казались советнице чем-то детским, невинным. Словом, оба супруга, каждый по-своему, питали симпатию к Лотте-Лене, а она к ним. –– У них всё на благородную ногу! –– говорила Лотта-Лена, любуясь прекрасными комнатными цветами советницы. Советник же показывал ей свою "ключевую книгу", куда были занесены разные замечательные ответы и разоблачения ключа, например, относительно пропажи из шкафа половинки яблочного пирожного, как раз в тот вечер, когда у кухарки был в гостях её друг. –– Ну, не замечательно ли это? –– спрашивал советник. –– Вот это так ключ! А на вопрос о судьбе Лотты-Лены он ответил: "Победа и счастье!" Ну, вот и посмотрим! Я-то уж ручаюсь за него! Сама советница не была так доверчива, но не выражала своих сомнений при муже, а только после как-то призналась Лотте-Лене, что муж её молодым человеком сам был без ума от театра. Толкни его тогда кто-нибудь на сцену, он бы, наверно, сделался актёром, но родители, напротив, оттолкнули его от этого. Но он всё-таки желал как-нибудь пробраться на сцену и даже написал ради этого комедию. –– Я доверяю вам большую тайну, милочка! –– говорила советница. –– Комедия была недурна, её приняли на королевскую сцену и –– освистали! С тех пор о ней не было и слуха, чему я очень рада. Я ведь жена его и хорошо его знаю! Теперь и вы хотите пойти по той же дороге –– желаю вам всего хорошего, но сомневаюсь в успехе! Не верю я в ключ! А Лотта-Лена верила и вполне сходилась в этом случае с советником. Вообще, сердца их отлично понимали друг друга, но в пределах честных и благородных отношений. Когда она у&&&ла, в доме были печаль и горе. Даже срезанные веточки вишнёвых деревьев, пустившие было свежие побеги и покрывшиеся цветами, и те до того опечалились, что завяли: о них позабыли –– хозяйка не могла уже ухаживать за ними. Лотта-Лена обвязала шляпу советника чёрным крепом. Она уже давно вернулась домой, не завоевав себе ни победы, ни счастья. Но она ещё могла завоевать их –– всё будущее её было ещё впереди, а недаром же ключ предсказал ей "победу и счастье", да и советник подтвердил. Она стала навещать его. Они беседовали об у&&&шей и плакали вместе –– сердце у Лотты было мягкое. Говорили они также и о театре, но тогда Лотта-Лена становилась твёрдой. –– Жизнь актрисы прелестна! –– говорила она. –– Но сколько там вздора и зависти! Нет, я лучше пойду своей дорогой! Сначала я сама, а потом уж искусство! Ключ был ведь истинным его утешением в дни скорби. Советник задавал ему вопросы, а он отвечал. И вот через год, сидя вечером рядом с Лоттой-Леной, советник спросил ключ: "Женюсь ли я, и на ком?" На этот раз никто не подталкивал его, он сам подталкивал ключ, и этот ответил: "На Лотте-Лене!" Ганс-Христиан Андерсен. «Ключ от ворот». © Copyright: Милая Твоя, 2014.
Другие статьи в литературном дневнике:
|