К вопросу о Борисе и Глебе
Недавно Орёл наш дон Рэба отметился историческим высказыванием. Дал князьям Борису и Глебу оценку вроде того, что "святые-то они, конечно, святые, но не наш это метод - позволять всяким хулиганам резать себя, как баранов".
Конечно, это немножко неуважительно по отношению к мартирологу Православной церкви, такая публичная критика древних святых, но в общих чертах - трудно не согласиться с Сыном Неба. Нет, у нас имеются значительные разногласия по частным вопросам, однако ж коренные этические принципы во многом совпадают. И главный из них Владимирович Владимирович в своё время сформулировал удачно: "Кто нас обидит - трёх дней не проживёт". А всякая эта елейная муть, осанны непротивлению злу насилием, - нам, похоже, в равной степени представляется дефектом рассудка и воли (воздержусь от пересказа "Антихристианина", однако замечу, что в своё время, в школе, читал эту вещицу больше из эстетического интереса, поскольку и задолго до знакомства с Ницше имел примерно те же воззрения на христианские добродетели).
Конкретно же история Бориса и Глеба, как она представлена в Сказании (да и в ПВЛ) - видится маразматической до невозможности. Вот как она выглядит в Сказании (вкратце).
Владимир, будучи уже стар и болен, отправил своего любимого сына Бориса с дружиной на печенегов. Тот выступил, врага не нашёл, а при возвращении - явился гонец из Киева, который сообщил, что Владимир преставился, а Святополк решил скрыть его кончину. Зачем? Как становится ясно дальше - чтобы выманивать братьев по одиночке, типа, к больному отцу, и расправляться с ними.
Кто при этом Святополк? В Сказании чётко видно, что старший в роду, хотя неродной сын Владимира (в действительности, он - сын Ярополка, старшего брата Владимира, которого тот благополучно замочил в своё время; Святополка же воспитал, как своего отпрыска, но, вроде бы, никогда не любил; какие были отношения у Владимира с Ярославом, родным сыном от Рогнеды, - об этом чуть после).
И вот все увещевают Бориса: "Слушай, этот твой брат - во-первых, нихрена не брат тебе, а во-вторых - вообще какой-то маньяк. Пока есть у тебя войско - шёл бы и сбросил его".
Он же отвечает: "Нет, я, конечно, очень скорблю, что он так с батей обошёлся и нас всех погубить чает, но - ничего не попишешь. Брат он мне старшой, теперь заместо отца будет, и покорюсь я ему, и почитать буду, а там уж пусть режет".
Естественно, дружина, поняв, что у этого парня фимоз мозга в терминальной стадии, что с ним каши не сваришь, покидает его.
А тут - приходят киллеры от Святополка и благополучно ликвидируют Бориса. Пронзённый копьями, он возносит молитву, типа, все люди братья, всех люблю, и за ваши души тоже молюсь, они, как уверяет автор, необычно проникаются таким святейшим смирением, что, впрочем, не мешает им тут же истребить отроков ("двор", ближнюю дружину) Бориса.
Тем временем Глеб, получив от Святополка весть о том, что отец при смерти, выдвигается в путь. По дороге его встречает гонец от Ярослава, который каким-то образом уже в курсе, и уведомляет, что это ловушка. Что Владимир уже почил, а Святополк убил Бориса. Глеб, конечно, страшно слезится, но продолжает путь с обречённостью лемминга. Когда же на реке его встречают Святополковы головорезы, начинает их умолять пощадить себя. Говорит, типа, сущий младенец я, сохраните мне жизнь, - петухом (зач.) рабом для вас буду (он правда это говорит, по Сказанию!)
Те, конечно, обратно умиляются, но делают ему секир-башка (вернее, личный повар это делает).
Так - описана история в Сказании. В ПВЛ есть некоторые расхождения, например, не упоминается, что Святополк скрыл смерть Владимира, чтобы заманить братьев. Поскольку же сейчас преобладает мнение, что летопись первична, а Сказание создано на её основе - можно предположить, что сочинитель последнего домыслил некоторые детали (или же они ходили изустно, как сплетни). Но - суть такая. Святополк - лютый злодей, эта сладкая парочка - святые бараны-великомученники, а потом приходит из Новгорода Ярослав, весь в сиянии белых доспехов и праведного гнева, наказывает негодяя-душегуба Святополка и садится на великокняжеский престол.
Один, правда, момент: Ярослав не имел бы ни малейшего шанса представить своё поведение чем-то отличным от узурпации власти, когда б деяния Святополка были хоть чуточку менее одиозными. Поскольку же де факто Ярослав стал правителем и зарекомендовал себя одним из самых толковых и почитаемых, а летописи и сказания составлялись при его потомках, - это следует иметь в виду.
В действительности, в некоторых сводах летописцы доходят до того, что мухлюют с возрастом и датами, норовя представить Ярослава старшим в роду после Владимира. Хотя очевидно, что Святополк родился раньше, чем Владимир женился на Рогнеде, у которой Ярослав был лишь третьим (двое первых, Вышеслав и Изяслав, умерли прежде Владимира). И Святополк был признан Владимиром за старшего сына, хотя был неродным. Конечно, это создавало некоторый повод для коллизии со Владимировыми отпрысками, но его претензии на киевский престол - были самыми обоснованными. Поэтому, строго говоря, не вполне ясно, зачем бы ему скрывать смерть Владимира. И скорее всего, это выдумка автора Сказания.
Между тем, со старшими сыновьями, от Рогнеды, у Владимира были очень непростые отношения. Начать с того, что Рогнеда покушалась на его жизнь, а Изяслав, ещё малолетний, заступился за неё. Оба были сосланы в Полоцк.
Ярослав же, сев в Новгороде, послал батю нахуй в рассуждение податей. Фактически - провозгласил суверенитет. Из-за чего, как свидетельствует ПВЛ, Владимир собирался идти войной на Ярослава. Воздержался - лишь по причине болезни.
"Ярославу сущу в Новегороде и урокомъ дающю 2000 гривенъ от года до года Кыеву, а тысящю Новегороде гридемъ раздаваху. И тако дааху вси посаднице новьгородьстии, а Ярославъ поча сего не даяти Кыеву, отцю своему. И рче Володимиръ: «Теребите путь и мосты мостите» — хотяше бо ити на Ярослава, на сына своего, но разболеся".
При таких делах - насколько велика вероятность того, что Владимир выбрал бы преемником именно Ярослава? Думается, отрицательная.
Упоминается, правда, что Борис, старший из сыновей от некой безымянной болгарки, был у Владимира любимым. Намекают на то, что Владимир хотел оставить престол ему (правда, не слишком активно намекают, поскольку политически безграмотно было бы выпячивать неприязнь отца к Ярославу).
Что ж, это возможно. Но Владимир умер, а в глазах киевлян - легитимным князем был всё-таки Святополк. Бориса же и Глеба, рискну предположить, считали не просто младшими, а чуть ли не бастардами (в конце концов, у Владимира было дохрена жён и наложниц, эта же - ещё и болгарка). А кое-кто из бояр - наверняка помнил, что и сам Владимир - узурпатор, а Святополк - родной сын последнего законного правителя. Поэтому, можно полагать, Святополк имел хорошую поддержку в городе и все юридические права на престол. И ему вовсе не было нужды устранять братьев как-то подло и предательски. Осмелились бы воспротивиться его власти - поставили бы себя вне закона.
Что при этом с Борисом? Довольно странная история с этой политически озабоченной дружиной, увещевавшей его пойти и сместить Святополка. Действительно, дружина ему досталась по случаю, для конкретного похода. Какую-то суперлояльность к нему - питала вряд ли. Особенно при том, что поход был неудачным (ни пожитков, ни пленных дев), а Борис - очевидно, некудышный полководец. Но - батин любимчик. Не факт - что и дружина его любила.
К слову, в Сказании и летописи старательно изображают и Бориса, и Глеба чуть ли не подростками, если не младенцами, но на самом деле одному было 29 лет, другому - 28. По тем временам - возраст более чем зрелый. Но факт, что ни в военном, ни в политическом отношении ни тот, ни другой никак себя не проявили.
Что же на самом деле произошло на Альте, когда Борис возвращался к Киеву? Рискну предположить, что всё было с точностью до наоборот. Не дружина предложила Борису низложить Святополка, а он предложил это дружине. Типа, братцы, вот сейчас нас много, мы в силе - пойдёмте наваляем этому Святополку, ибо ниипёт, а я - ужо вознагражу.
Но, боюсь, он переоценил свою популярность в войсках, а у дружинников в Киеве родичи, да и Святополк - законный князь, а потому Борис был послан нахуй.
Возможно ли, что после этого Святополк, узнав о намерении Бориса, послал к нему убийц? Возможно. Я бы послал. В конце концов, отец Святополка был предательски убит Владимиром, и никаких особо тёплых чувств к его отпрыскам тот испытывать не мог. "От этих свиней всего можно ждать". А уж когда он получает известие об амбициозных намерениях Бориса - что же, ждать, покуда он обзаведётся новым войском, скооперируется с Глебом и с кем-то ещё из братьев и развяжет гражданскую войну? Лучше - избавиться от него, когда он на чужой земле и без войска (вследствие своей самонадеянности и глупости).
С Глебом - не так всё просто. Возможно, он и решил прийти в Киев замириться со Святополком. Типа, "Борис был неправ, но я не такой". Кто его грохнул? Что ж, что мы знаем точно - сам он был истреблён вместе со своей свитой (кроме злодея-повара, который его и зарезал), а незадолго до этого - его нагнали люди Ярослава, чтобы известить о ловушке. Вернее, они так сказали. Известили, значит, и ускакали восвояси. Сопроводить, быть свидетелями, - даже в голову не пришло.
Гхм. По ходу, будь я тогда прокурором, у меня бы возникло много вопросов к Ярославу Мудрому. Уж слишком всё удачно складывалось к тому, чтобы расчистить ему путь к киевскому престолу, на который в ином случае он не имел ни единого шанса. Именно так, чтобы убедить остальных братьев (и потомков) в демонической сущности Святополка. Что ж, видать, парень впрямь был хитрожопый и недаром "Мудрым" его прозвали.
Но, как бы то ни было, правителем он оказался действительно толковым. Был ли он при этом циничным и коварным сукиным сыном? Папаша - точно был. Но - типа, "Святой" и "Красное Солнышко".
Что же до Бориса и Глеба - то одно из двух. Либо один из них (или оба) были заговорщиками-неудачниками, либо, если вдруг монахи-летописцы не врут, впрямь помешались на христианском смирении. В обоих случаях - не рождены они были для серьёзной политики.
Другие статьи в литературном дневнике:
