Постмодернизм, или вместо поздравленийВместо поздравлений к минувшему дню рождения Бродского…
Классический критик изречёт нечто вроде «Бродский – поэт, но у меня с ним множество несогласий, от творческих до социальных». Постмодернист, пользуясь изящной софистикой в синтезе с искусством передёргивания, самоутверждается совсем иначе: Бродский – не поэт. Толстой – не писатель. Пушкин – «устарел». Его сверхзадача вовсе не в том, чтобы предложить нового классика или альтернативу. Она – в поголовной уравниловке: мы все здесь грешные и не гении вовсе, «старички» из прошлого – персонажи для исторических комиксов, да языческих мифологий, а Фортуна улыбается тому, кто угадал тренд, грамотен в маркетинге и вхож в «правильный и полезный» круг. И мерилом успеха становится, к примеру, писатель Пелевин: контракт на выпуск одной книжки в год, щедрый аванс с процентом от продаж и возможность ваять роман на Лазурном берегу, отвлекаясь от ноутбука на земные приятности. Талантам Пелевина, вне зависимости от их наличия-отсутствия, тем более – формуле Хемингуэя о том, что творчество – это всегда путь, в этой схеме места нет. А всякое новое, даже достойное произведение – инфоповод и чтиво на пару деньков между иными делами и увлечениями. Этой формуле, что Творчество – сначала путь и только потом слог; что верность Языку важнее правил социума и государственности следовали, как раз, классики Золотого и Серебряного веков, плюс часть шестидесятников. И постмодернист, конечно, никогда не признается сам себе, что условный Лермонтов виновен пред ним лишь тем, что жил, творил – да и, собственно, жив и сегодня. В этом смысле, уже тот же Евтушенко – вполне себе постмодернист: средства оправдывают цель, маркетинг важнее таланта. В юности мне было очень сложно понять, отчего Евтушенко, которого отличало то, что он «состоял в…», «принадлежал к…», был вхож в высокие кабинеты и регулярно печатался-издавался, на дух не переносил даже раннего, нищего и полуголодного Бродского Ленинградского периода. Чуть позже осознал: для конформиста Евтушенко, человека умного и прекрасно осознающего, на какие компромиссы и ради чего он шёл, издание самого плохого стихотворения демонстративного изгоя-нонконформиста Бродского в самой заштатной газетёнке стало бы не то что поражением – личной пощёчиной. Не говоря уж о дальнейшей биографии Иосифа. Он не даёт покоя и сейчас, 23 года спустя после своего ухода. Последний пример – слова о Бродском в лекции Дмитрия Быкова. Дмитрий Львович, надо отметить, явил мне новую версию постмодернизма: где насущно – он весьма принципиален, точен, объективен и последователен, но в иных ситуациях (если вопрос касается его уязвлённого самолюбия) пополняет отряд тех, кто с удовольствием отрицает, обесценивает и ниспровергает. Постмодернизм, впрочем, ускорит и без того неизбежный крах российских лит.коммуналок, правопреемниц советских, со всеми прелестями отрицательной селекции – клановость, ангажированность, кумовство, вкусовщина и прочие пошлости, не имеющие отношения к творчеству, как таковому. Он, конечно, ещё поупивается собой в искусстве обесценивания-отрицания, попрогибается пред властью, поизведёт энное количество бумаги, но это всё свойства агонии. А Бродский – останется. Останется, как и предсказала любящая его по-матерински Ахматова, «с печатью прекрасного неудачника» на лице. Впрочем, то же самое можно сказать и о самой Анне Андреевне. © Copyright: Константин Жибуртович, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
