Едва получив посылку...О самой «лёгкой» части – и книги «Век без поэтов», и моего отклика. Елена Янушевская справедливо именует массовую культуру «игра на понижение», и достаточно пары абзацев авторского текста, чтобы убедиться, что игра эта совершенно осознанная, или, если термином шоубиза, «просчитанная». Один лишь нюанс касаемо т.н. «русского рока». О том, что рокеры, по словам автора, должны противопоставить попсе с рифмовкой ради рифмы и восприятием «ниже пояса» нечто иное. Более близкое к подлинному искусству, надо полагать. Это происходит лишь на сугубо внешнем уровне. Внутренне, художественно, и даже в плане текстов (не хочу писать «поэтически») русский рок, который, культурно и ментально, мог бы отталкиваться от роскошного наследия поэзии Серебряного века, чаще попадает под западные заимствования, и не только музыкально. Поясню. В начале нулевых продюсер Бурлаков вовсю трубил о «новаторском роке» Мумий Тролль и Земфиры. В самом деле, их первые альбомы содержали рок-драйв и стали явлением того исторического отрезка, вытесняя тиражами даже непотопляемую пошлость попсы. Но «новаторства» там не случилось. Тексты-абсурды, тексты-каламбуры, тексты-многосмыслия и прочие игры ума задолго до новой волны нулевых практиковал, как художественный приём, Борис Гребенщиков. А БГ, знающий английский не хуже русского, равно как историю мирового рока, «считал» подобное восприятие у Леннона (классический пример подлинной художественности – битловская Norwegian Wood, а поэтического абсурда – Tomorrow Never Knows). Не говоря уж о «Сержанте Пеппере» почти целиком. На Леннона, в свою очередь, повлиял Джойс и (более всего) Боб Дилан, на Дилана – поэт Дилан Томас (в честь которого он и взял свой псевдоним). Эта ниточка может завести нас очень далеко, но суть едина: это поиски англоязычной поэзии, с учётом тонких настроек языка – более краткого, внешне скуповатого и склонного к афористичности и многозначительности одновременно. Мумий Тролль и Земфира, взяв кальку, дополнили её новоязом и сюжетами России нулевых. Вот вам и «новаторство». По крайней мере, для тех, у кого история музыки начинается с собственной юности. «Выживаемость» БГ – образованность и всеядность. «Игры в Дилана – Леннона – Джойса» лишь часть его творческой многоликости. В следующей песне он свободно гуляет по территории русской классики, от Пушкина до Вертинского. Когда «игра в», да и просто игра становится самоцелью, творческий тупик неизбежен уже пару лет спустя. Как и произошло с Земфирой и Ильёй Лагутенко после достойных (как минимум, небезынтересных) первых альбомов. Возвращаясь к вопросу Елены, произнесу очевидное: русский рок не в состоянии противостоять попсе не только по причине испорченности слушателя, но и печати собственной вторичности. На этой почве невозможно возвести достойную альтернативу или «Манифест художественного сопротивления» (из любимых определений автора книги – примеч.). Увы, мои слова близки к констатации. Альтернативу, к слову, ещё в конце 80-х предложил Питер Гэбриэл. Он назвал русский язык «певучим» (я бы даже сказал – распевным). И объяснял: самая качественная калька с западного рока в США и Западной Европе не приживётся. Там предостаточно собственных топ-исполнителей, это их законная и обжитая территория. Поэтому, насущен новый формат вне боязни «а как это воспримут?». Наши рокеры умнО поворчали, что это-де теоретизирование заслуженного чувака, а на практике сие невозможно, но в 2000-м году Гэбриэл сотворил очень русскую по духу запись совместно с Deep Forest (While the Earth sleeps). Это не просто талант. Это свойство, без которого он не состоится, «свойство всемирной отзывчивости», если устами классиков. И Feel инаковости, как я именую. Об этом много авторских рассуждений уже с первых страниц книги (каюсь, я чуть перескочил на музыку). Чем она мне и близка. © Copyright: Константин Жибуртович, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
