239 Расколдованный мирНа самом деле всё в этом мире глубоко пронизано мистикой. Всё мистично. Что значит наука? Наука вторгается в мир, совершенно отвергая миф, внутри которого она на самом деле существует. Постулируется, что наука параллельна вопросам добра и зла, вопросам личного мировоззрения, вопросам религии и идеологии. Но по правде за всем в мире скрыты мистические основания. Сегодня они намеренно замалчиваются, они выбрасываются якобы за ненужностью. Но на самом деле вместе с отбрасыванием мистических пластов удаляется и само зерно, сам смысл того или иного действия, того или иного социального явления. Мы живём в ужасно упрощённом, в пустом мире и надо обладать невероятными знаниями и способностями, чтобы хоть немного приблизиться к пониманию тех подлинных начал, в свете которых текут наши никчёмные жизни. За примером глубокого проникновения в суть вещей можно обратиться к Хайдеггеру: "Как вмещает пустота чаши? Она вмещает, приемля то, что в нее наливают. Она вмещает, содержа принятое. Ее пустота вмещает двояким образом: приемля и содержа. Слово "вмещает" поэтому двузначно. Принятие вливаемого и удержание влитого, однако, взаимно принадлежат друг другу. Единство их определяется тем выливанием, для которого предназначена чаша как чаша. Двоякое вмещение, допускаемое ее пустотой, покоится в выливании. Благодаря этому последнему вмещение и есть то, что оно есть. Выливание из чаши есть поднесение. В поднесении чаши - существо ее вмещающей емкости. Существо вмещающей пустоты собрано вокруг поднесения. Поднесение, однако, богаче простого опорожнения. Поднесение, дающее чаше быть чашей, сосредоточивается вокруг двоякого вмещения, причем именно в выливании. Поднести чашу - значит одарить кого-то ее содержимым. Назовем двоякое вмещение, собранное вокруг выливания, что вместе впервые только и составляет полное существо подносимой чаши, подношением. Чашечность чаши осуществляется в подношении налитого в нее." ____ Что имеет ввиду Хайдеггер? Комментарии к работе "Вещь" (попунктно вслед за Хайдеггером): 1 Чаша как представление. Этого недостаточно, чтобы понять суть чаши, ее чашечность. Ибо представлять мы можем и несуществующую чашу, и некую чашу вообще (сферического коня в вакууме) и даже не обязаны знать как конкретная чаша выглядит (типа глокой куздры). В представлении мы вообще не имеем дела с чашей, но - с образом перед нашим мысленным взором. Из такой чаши, понятно, не выпьешь. 2 Чаша как самостоятельное. Тут наоборот чаша берется в своем отрыве от всего прочего. Как таковая чаша есть и еще как есть, но есть ли она как чаша, есть ли в ней суть, душа чаши, чашечность? Самостоятельность чаши делает из нее некий эталон, музейный экспонат за семью замками, который опять-таки можно только исследовать методами представления, но отнюдь не использовать в качестве чаши и тем самым пытаться понять ее чашечность. Поэтому Х. пишет: "от предметности предмета и от самостояния никакой путь к вещественности вещи не ведет" 3 Чаша как изготовленное. Тут уже мы ближе подбираемся к чашечности чаши, но все еще не на верном пути. Ибо "собственное существо чаши никогда не создается изготовлением". Оно лишь высвобождается, выводится на свет, дает себя увидеть и использовать. Изготовляя чашу мастер имеет в голове лишь некую идею чаши, но не саму вот эту конкретную чашу как таковую. Изготовляя чашу, мастер конечно знает о многообразии способов ее использования, но не может "изготовить" вместе с чашей любой из таких способов. Таким образом даже мастер еще далек от чашности чаши... 4 Далее Х. постулирует: "Вещественность чаши заключается в том, что она как вмещающий сосуд ЕСТЬ." Но тут же на ум приходит "научный" вопрос: разве чаша действительно пуста? Жидкость лишь вымещает воздух, который там находится. "Наполнить чашу значит, при научном рассмотрении, сменить одно наполнение на другое". Ну и дальше идет замечательная филиппика "против науки", которая уничтожила вещь как таковую: "вещь в качестве вещи оказывается ничем". "Это происходило и происходит с такой основательностью, что вещи не то что не допускаются уже в качестве вещей, но вообще пока еще не могли даже явиться мысли в качестве вещей." 5 Но "Что же тогда такое вещь как вещь, если ее существо пока еще не смогло явиться?" 6 Далее Хайдеггер связывает с чашечностью чаши отнюдь не любые способы её использования, а некоторую идеальную ситуацию. Прочитайте внимательнее следующие за приведенным пассажем параграфы. Не всякое опустошение чаши есть подношение: Подношением в чаше может быть питье. В чаше дают выпить воды, вина. В подносимой воде присутствует источник. В источнике присутствует скала, в ней - темная дрема земли, принимающей в себя дождь и росу неба. В воде источника присутствует бракосочетание неба и земли. Оно присутствует в вине от плода виноградной лозы, в котором взаимно вверились друг другу соки земли и солнце небес. В подношении воды, в подношении вина по-своему пребывают небо и земля. Но подношение их есть сама чашность чаши. В существе чаши пребывают земля и небо. Подносимое в полной чаше - питье для смертных. Оно утоляет их жажду. Оно веселит их досуг. Оно взбадривает их общительность. Но подношение чаши иногда совершается и для жертвенного возлияния. Если ее содержимое - для возлияния, оно не утоляет жажду. Оно возносит на высоту торжественность праздника. В таком подношении чашу и не подносят гостям, и подношение это - не питье для смертных. Содержимое чаши - напиток, жертвуемый бессмертным богам. Подношение чаши с напитком богам - подношение в собственном смысле. В подношении посвящаемого напитка льющая чаша являет себя как подношение дара. Посвященный богам напиток есть то. что, собственно, именуется словом "возлияние": жертвоприношение. Gub, gieben, лить по-гречески звучит - ; ;;;; в индогерманском - ghu, что значит: жертвовать. Лить - в полноте осуществления, до конца осмысленного, в своей подлинности именованного - это возливать, жертвовать и тем самым подносить в дар. Только поэтому возлияние может превращаться, когда затмевается его существо, в простое наливание и разливание, пока в конце концов не опустится до обыденной торговли в розлив . Лить - не значит просто манипулировать с жидкостью. В подношении чаши для питья пребывают по-своему смертные. В подношении чаши для возлияния пребывают по-своему божества, принимающие дар подношения как дар жертвоприношения. В подношении чаши всякий раз по-своему пребывают смертные и божества. В подношении чаши пребывают земля и небо. В подношении полной чаши одновременно пребывают земля и небо, божества и смертные. Эти четверо связаны в своем изначальном единстве взаимной принадлежностью. Предшествуя всему присутствующему, они сложены в простоту единственной четверицы. В подношении полной чаши пребывает одно-сложенность четырех. 7 Здесь дело не в том, что чаша, видите ли, подходит для разворачивания Geviert (четверицы), а граненый стакан - нет. Дело в том, что люди, забыв о том, КАКИМИ должны быть вещи, чтобы в них пребывали "небо и земля, божества и смертные", принялись окружать себя квази-вещами, вещами-протезами, вещами, которые и до вещей не доросли, но являются лишь их какими-то элементарными частями. Так стакан лишь бледное подобие чаши, некая ее проекция на одну плоскость, подобно тому как квадрат одномерная проекция куба. Наша ошибка - ошибка считать стакан вещью на основании его материальной схожести с чашей и прочими подлинными вещами - зиждется на утере способности понимать сущность вещи, ее вещественность. На самом деле подлинных вещей очень мало, и они крепко затеряны среди бесконечного количества суррогатов, симулякров и теней. Касательно способов употребления. Разумеется, чашей можно и гвозди забивать и бормотуху пить. Но это не будет использование чаши. Это будет использование предмета, который внешне похож на чашу. ОЧЕНЬ ВАЖНО!: вещь не есть сумма материи и формы/содержания (как нас убеждает Платон). Вещь существует ТОЛЬКО тогда, когда в ней сходится Geviert, и сам язык свидетельствует об этом и мы тоже соответствуем всей ситуации. В этом кардинальное расхождение Хайдеггера с платонизмом. Хайдеггер пишет: То есть 1) чаша может быть дана и не в качестве вещи, а в качестве сосуда для торговли в розлив, например. 2) вещь только тогда вещь, когда собирает в себе Geviert, давая ему тем самым сбыться, стать неким событием. Человек имеет дело с этими событиями, участвуя и вспоминая их. Он и сам сбывается как участник и помнящий их. Вся хайдеггеровская критика европейской метафизики, видимо, может быть сведена к этому простому факту: сущность вывели перед существованием и тем самым покинули бытие. Поэтому Хайдеггеру и понадобилась деконструкция европейской метафизики, начиная с Платона и превратно истолкованных Аристетелем досократиков. Возвращаясь к чаше. Нет некоей сущности "чашечность", которая предшествует всякой конкретной чаше и определяет их бытие. Но есть чаша, которая существует в своем подлинной вещности (чашечности), покуда сбывается и бытийствует в своей открытости "божествам и смертным, небу и земле". Не забываем, что бытие это время, Sein=Zeit, только так мы поймем событие чаши (а чаша это именно событие и со-бытие) как "подношение". Само подношение и творит в этот миг чашу как чашу, а не гончар, к примеру, или даже ремесленник. И не забудем, как долго и тщательно учил нас Хайдеггер восстановлению забытого смысла бытийного глагола "есть", которая на всех европейских языках превратилась в простую связку (А есть А, А=А), а в русском вообще оказалась утрачена как несущественная. Между тем "есть" это прежде всего событие бытия, указание на то, что нечто существует, длится в бытии, сбывается и только потому можно об этом говорить. Еще раз: чаша есть чаша не потому, что ей предшествует некая сущность/эйдос, а потому что вот эта конкретная чаша сбывается в событии подношения и прочая. © Copyright: Ььььь, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
