Досужие размышления рабовладельцаБывало, люди, узнав о моей калужской плантации, где я использую невольный труд юных преступников, коих выкупаю из лап российского правосудия, недоумевают: «А вы не боитесь, Артём, что как-нибудь вашим милейшим заведением заинтересуются компетентные органы, и вас самого отправят заниматься подневольным трудом, но уже на законных основаниях?» Всякий раз, когда приятели (сетевые, не знающие меня по реалу) спрашивают, не боюсь ли я тюрьмы за все те вольности, что допускаю порой в адрес уголовного закона, мне вспоминаются слова одного моего хорошего приятеля, областного судьи. Он тогда вёл процесс по одной весьма опасной группировке (там одних мокрых штук двадцать было), где на скамье подсудимых оказалось только половина. И оставшиеся на свободе (да при большом бабле и связях) тогда всерьёз на него наезжали, требуя оправдательного приговора ключевым фигурантам, чтобы всё скинуть на шестёрок. Причём, угрожали – из-за бугра. Прекрасно понимая, что если не вытащат подельщиков с кича – те могут слить и этих «эмигрантов», дав основания для экстрадиции. И менты при всём желании не могли ничего поделать. А угрозу приходилось считать более чем реальной. И тогда судья обратился ко мне, имея некоторое представление о наших делах и возможностях. Через несколько дней я встретился с этим судьёй в приватной обстановке и заверил: «Л. тебя больше не побеспокоит. А остальные – без него никто». Ну и при таких делах – как мне ответить на вопрос, очень ли я боюсь привлечения меня по ст.127.2 (использование рабского труда), если под этим подразумевать индентурное услужение моих невольничков, и ст. 117 (истязание), если под этим подразумевать двадцать-сорок розог по мягкому месту, когда они, под запись, выбирают именно такую расплату за однозначные косяки вместо лишения доступа к Инету на одну-две недели? Нет, ну чтобы на мою плантацию сунулся кто-то из правоохранителей – это просто нонсенс. С местными я со всеми дружу, и они в курсе, что там никакого беспредела нет, а о визите каких-то непоседливых гостей из Москвы я узнаю раньше, чем они за МКАД выедут. Ибо решение направить проверку на рабовладельческую плантацию, замаскированную под особо секретный объект ФСБ, охраняемый спецназовцами с тяжёлым армейским вооружением, - не может быть принято таким образом, чтобы нам об этом не стало известно. Да вообще не может быть принято, ибо людям, полномочным его принять, - прекрасно известно, в свою очередь, и про нас, и про меня лично, и про мою затею с «невольничьей» плантацией, которую, на самом деле, они находят весьма здравой и полезной. Ну а если какой-то несведущий камикадзе-одиночка полезет проверять – ему очень быстро объяснят, что он здесь ничего не потерял и не найдёт. Бить, конечно, никто не будет (хотя и не пустят на территорию) – но один вид наших «утёсов» при въезде и на патрульных пикапах говорит уже о многом для людей понимающих. В частности, о том, что в России такие вещи не выставляются напоказ без очень-очень легальных и очень-очень высоких прикрытий. Тут действует тот же рефлекс, что бывает и у левых каких-то ментов, пытавшихся нахрапом, без приглашения прорваться через въездной портал Терры Ностры, нашего центрального административного и жилого комплекса в ближайшем Замкадье. Пока видят просто мужиков в камуфляжках и с автоматами – ещё кобенятся. Но как видят «Бегемотика», дежурный бэтр в боковом туннеле, - сразу понимают, что адрес попутали. Что здесь всё слишком серьёзно для их уровня. И не просто потому, что это боевая машина, неуязвимая для их оружия. А потому, что «Если кто-то охраняет свой жилой комплекс при участии бэтра, и до сих пор здесь не высадилась Псковская ВДД, – то, наверное, оно так и надо? Ну а мы – не Псковская ВДД, нам больше всех не надо» Не так уж страшны и журналисты из каких-то «серьёзных» изданий. Нынешний российский журналист ленив и нелюбопытен. Даже самая матёрая гиена фарса предпочтёт рассусоливать, под видом аналитики. манную кашу про общую деградацию России и мира, падение нравов, тотальную коррупцию, может, и пройдётся по кому-то конкретному, кого ему уже слили, но затевать настоящее журналистское расследование и тащиться в ****я, чтобы воочию посмотреть, правда ли там некие изуверы-рабовладельцы мучают несчастных детишек, - ему даже не столько стрёмно, сколько – влом. Если уж приспичит подбросить публике очередную слезоточивую бомбу про несчастных детишек – возьмёт в опеке данные по лишенцам, узнает подробности, да и намажет соплей в три слоя. Или же, по криминальной тематике, ему выгоднее просто высосать из пальца какую-нибудь криминальную жуть, обобщив байки знакомых мусоров после третьей. «Все имена, фамилии, географические названия и времена года изменены, во избежание сами понимаете чего, но всё это чистая правда, и давайте задумаемся вместе, куда катится мир». Поскольку же и массовый потребитель прессы нынче таков, что тоже охотнее хавает какую-то пафосную туфту общего плана, и срать хотел на конкретику да подтверждения, - это прокатывает. Но вот что меня на самом деле несколько стремает, так это вовсе не действия ребят, обличённых властью и полномочиями, а также «статусных» журналистов. Обычно – к сему прилагаются кое-какие мозги и кое-какая ответственность. Но что было бы очень неприятной ситуацией – если б какой-нибудь совершенно левый блоггер насобирал кое-какую инфу на мою плантацию, указал бы точное её местонахождение, и поднял бы шумиху в Инете. «Кошмар, кошмар, используется рабский труд подростков, которых подвергают телесным наказаниям за неповиновение, ужас-ужас». Нет, мы бы совладали с этим, никому даже рта не зажимая, а просто «развлекая» внимание публики на куда более вопиющие случаи нарушения прав человека, и я бы объяснился за свою плантацию, если чо, - но я просто терпеть не могу быть публичной фигурой, терпеть не могу оправдываться перед идиотами в том, что я – не такой идиот, как они. И самое хреновое было бы, что после того, как удалось бы доказать, что вовсе там никого не эксплуатируют, не мучают, а, напротив, «дают пропащим юным уголовникам путёвку в жизнь» - для меня начался бы настоящий кошмар, с наплывом уже ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫХ журналюг, претендентов на спонсорство, и, хуже всего, убитых горем родителей всяких торчков да отморозков. «Возьмите, пожалуйста, моего опрыска на перевоспитание. А то он чего-то совсем от рук отбился. Вот, намедни вспылил малость и двух одноклассников ножиком порезал. Он ведь убивать-то не хотел, правда-правда, но они зачем-то взяли и умерли. Теперь, говорят, тюрьма ему светит. А ведь пожалеть бы надо!» И, при всём моём цинизме, мне было бы всё-таки непросто сказать в глаза этой несчастной тётке что-то вроде: «Если я о чём, мамаша, и жалею, так это о том, что ваш упырёныш, как несовершеннолетний да «аффективный», выйдет из тюряги лет через пять, самый край, а не через двадцать. Нет, уж извините, но я занимаюсь этим делом ради удовольствия и выгоды, а общение с кончеными психопатами и дебилами – не приносит мне ни удовольствия, ни выгоды. Одни проблемы. И, боюсь, у меня будет слишком сильное искушение устроить вашему уроду «пропажу без вести вследствие побега», пока он у меня тут никого не порезал, в припадке праведной обиды». Вернее, мне просто лень будет всё это растолковывать каждому истерящему родителю, когда их будут сотни или тысячи. Да и просто – я ненавижу публичность, как говорил уже. Привык все свои дела обстряпывать в «полумраке» и «междусобойно», когда никто не лезет под руку, из совершенно левых каких-то людей, которых я знать не желаю, и которые глубоко мне пофиг со всеми их «цоресами». Поэтому и образ филантропа-педагога, этакого нового Макаренко, мне столь же неугоден, как и образ садиста-рабовладельца. Да, я рабовладелец, в некотором смысле. Но не садист. Да, я педагог, of a sort. Но не филантроп. Я привык выстраивать с людьми отношения к обоюдной нашей выгоде, и своей никогда не скрываю. Малолетние уголовники, идущие ко мне в рабство – не исключение. С ними я тоже очень честен, и сразу стараюсь дать понять: пусть плачевное их состояние – результат недополученной ими любви, как пишут в душещипательной социальной публицистике, но от меня – они не получат любви вовсе. Я не бойлавер. Я бизнесмен (в данном своём качестве). И для меня все незнакомые люди – тупо никто. А уж станем мы врагами или друзьями – зависит от того, как они сумеют показать, насколько они мне полезны либо вредны. И подростки, предпочитающие, после некоторых разъяснений, идти ко мне, а не на зону, отдаваясь в добровольное «индентурное услужение», - прекрасным образом согласны с такой концепцией. Когда же наличествуют ещё какие-то родственники, которым не похер, - я стараюсь убедиться в том, что и они согласны, и отдают себе отчёт в том, на что соглашаются. Что они признают свой педагогический фейл – и не будут путаться под ногами. Впрочем, родственники, СПОСОБНЫЕ, хотя бы теоретически впутаться в мои дела, – они и не допустят, чтоб их чадушко получило реальный срок за кражу или угон, когда цена вопроса – тысяч двести-триста рублей. Они сами ментов подмажут, и в моих услугах не нуждаются. Мой же контингент, в огромном большинстве – те, за кого некому заплатить даже такую малость. И их родня, обычно совершенно маргинальная, бывает сама рада сбросить с плеч обузу. Но вот любопытные и безбашенные блоггеры – могут быть проблемой. По счастью, впрочем, в той глухомани, где расположено моё поместье, таких не водится. То есть, с Интернетом-то уже давно полный порядок (во всяком случае, в райцентре), но местные в общих чертах и так знают про мою ферму, как знают и то, что именно я руководил операцией по зачистке их района от криминала (путём провокаций и последующего внушения, о чём я упоминал уже в этом дневнике). После чего местная ментовка занимается преимущественно розыском пропавших кошечек и собачек. И ведь даже на кол никого сажать не пришлось, что характерно. Поначалу, помнится, у моих питомцев, находящихся в увольнении, случались некоторые непонятки с быковатыми аборигенами, но после нашей разъяснительной работы – отношение в городе к «артёмовским» исключительно корректное (как и с их стороны). И уж во всяком случае, даже самый зловредный местный блоггер понимает, что если он мне как-то начнёт настроение портить – его не то что ментовка прессанёт, с ним соседи здороваться перестанут. Однако ж, вот был этим летом случай, когда наша ферма чуть не обрела всероссийскую известность. Журналистка подсела, завела разговор. Мои обормоты живо просекли, что человек пришлый, не в теме, ну и, под пиво, поездили ей по ушам, живописуя ужасы своего мизерного положения. Им не привыкать на жалочку давить, все – воришки бывшие, и артисты отменные. «Да, да, это страшные люди. Заманивают детишек неприкаянных, похищают, запирают в подвале, заставляют работать день и ночь. А чуть что – бьют до полусмерти. И снова в кандалы, снова работать до изнеможения… Вот, нам повезло – сумели вырваться… В милицию обратиться? Да ты что! Менты все куплены. Они, наоборот, беглых ловят и возвращают». Барышня усомнилась: «А вы не гоните?» Замечу, хотя некоторые весьма странные гуманисты считают телесные наказания крайне унизительным и недопустимым варварством в сравнении с ограничением тех или иных свобод и привилегий, но на практике почему-то мои питомцы всегда выбирают пусть болезненную, но непродолжительную трёпку, нежели лишение права на увольнительные или пользование Интернетом. Более того, если кто-то выберет поражение в правах вместо порки – его и «общественность» не поймёт, сочтёт лохом и ссыклом. И даже новички это очень быстро просекают. Ну а эти, все трое, были «сеньорами», каждый – уже больше года на ферме (новичков бы и не допустили до работы с бензопилой без присмотра), и для них тридцатник розог получить - всё равно, что пузырёк касторки выпить, от желудка. Ну а тут, значит, вспомнили и придумали, как использовать для того, чтобы произвести впечатление на сострадательную журналисточку, а в перспективе – соблазнить (один, во всяком случае, на неё запал). Она, правда, слишком сильно прониклась, и стала предлагать соучастие в побеге. «Пока переночуете у нас с тётей, там никто не найдёт, а завтра я отвезу вас в Москву. Надо только одежду вам гражданскую раздобыть, чтобы на посту не спалили. Но я куплю, у меня деньги-то есть». Тут они смекнули, что мистификация зашла слишком далеко, и уверили: они уже договорились с верным человеком, он сам их вывезет. Ну а ближе к полуночи подъехал наш боец, забрал всю поддатую троицу, и на следующее утро они если вспоминали о своём «интервью» - то лишь как о курьёзе и несостоявшейся попытке подбить клинья. Однако ж, через пару дней как-то ночью камеры на дальних подступах засекли легковушку, подкрадывающуюся без огней. Естественно, охрана сразу насторожилась. Легковушка встала у опушки метрах в трёхстах от ворот, стекло опустилось и наши наблюдатели увидели барышню за рулём, а в руках у неё была фотокамера с зум-объективом. И снимать она намеревалась явно не ночную жизнь лесных зверушек. Патрульный пикап уже был запрошен с маршрута для перехвата этой странной машины, на всякий случай. Теперь он подъехал и заблокировал её. Барышня малость поупиралась, мол, откуда мне знать, что вы не бандиты, но ей разрешили позвонить кому-нибудь и уведомить о своём местонахождении, для пущего спокойствия. К тому же, ей было интересно оказаться внутри огороженного глухим забором комплекса, который, как она уже поняла, действительно хорошо охраняется. Я был тогда в поместье и решил лично побеседовать с нашей гостьей. Поначалу она пробовала сочинять: Я засмеялся: Она явно мялась, раздумывая, не запрут ли и её в подвал да в кандалы, если покажет, что «ей всё известно». И я решил помочь ей. «Что вам действительно мог сказать кто-то из местных – так это что здесь располагается старомодное помещичье хозяйство, где на полях используется рабский труд крепостных. Но ещё вероятнее, вам об этом мог бы рассказать кто-то из самих «крепостных», сверх меры залившись алкоголем, будучи в увольнении. Угадал?» По её мимике я понял, что попал в точку, и дальше она уже без утайки поведала о той беседе в баре. Я уточнил число, посмотрел график отгулов, и предъявил ей фотографии. «Эти? Ну да, можете не отвечать. Вижу, что эти. И они, значит, в бегах? Чудом удалось вырваться из наших лап? Тогда, полагаю, вам любопытно будет увидеть некоторое представление. Обождите минут пять, а когда будет готово – смотрите в этот монитор». Я попросил разбудить всех троих и вызвать в особняк. Беседа с ними происходила в другом помещении, но изображение транслировалось для нашей гостьи. Хмурюсь: «Блин! Вот овца!» Возражаю: «Да это прикол был!» «Прикол? А вот ей так не показалось. Она теперь может не отстать. Всё будет до правды доискиваться да в набат трезвонить. Уж очень её впечатлило скорбное зрелище твоей многострадальной дурной задницы. И это проблема будет. А я не работаю с теми, кто на ровном месте создаёт мне проблемы. И так их по жизни хватает. Поэтому – нам лучше разойтись». «Да как так то? У нас же ещё долгу перед тобой – на полгода минимум!» Надо отметить, когда я отмазываю юных уголовников от срока – естественно, мне приходится платить дружественным ментам, которые и дают наводку. И этот долг невольнички, поступая в моё распоряжение, соглашаются отрабатывать из минимального расчёта, на данный момент, пятнадцать тысяч в месяц. Но погашение долга – не главный залог того, что они так держатся за свою привилегию «рабского труда». Главный – они очень быстро понимают, как много мы можем в этой жизни, и что хорошие отношения с нами – для успешной карьеры значат несколько больше гарвардского диплома. Ну и я конечно, не собирался всерьёз расставаться с весьма неглупыми и перспективными юношами, в чью дрессуру инвестировано немало сил и средств. Однако ж, изображаю негодование: «Ну Артём, да, был косяк, никто не отрицает. Но сами и исправить можем. Давай, я снова встречусь с ней, уболтаю, объясню, что это мы всё придумали, что мы здесь добровольно, а следы эти на жопе… ну там, не знаю, в карты пацанам проигрался, или, скажем, проспорил… Да вообще, с любовницей садо-мазо игры практикуем». Оценив инициативу, я не стал особо упираться, и «сдался». Когда я вернулся к Вике, этой журналистке, она уточнила: Возражает: «Угу. И сделать громкий репортаж? Знаешь, запретить я этого не могу – но могу выразить пожелание: не надо. Нам огласка совершенно не нужна. Более того, она будет чревата феерическим всплеском молодёжной преступности, когда всякий юный балбес, прослышав про нас, решит, что ему достаточно попалиться на краже или угоне, и это его счастливый билет с социального дна в спецагенты ФСБ. Ему ж не втолкуешь, что мы сами кандидатов подбираем, по своим критериям, и не из жалости, а из практических соображений». Вика вздыхает: Прищуриваюсь: Мы славно поладили, и продолжаем «дружить домами». Но Вика – всё же профессиональная журналистка и разумная барышня. А вот что было бы хуже – так это какой-нибудь сумасшедший интернетовский «правдоруб», который тоже услышит звон, прознает местонахождение и раструбит на весь Ютъюб. И самым неблагоприятным последствием, когда всё разъяснится, может стать как раз стремление юных гопников «выйти в люди», засветившись перед нами. А также – стремление отчаявшихся родителей сбагрить нам свою бракованную продукцию. Гхм, пожалуй, в случае чрезмерной огласки придётся заказать «специальное расследование», которое установит, что вся шумиха – представляет собой скандальную пиар-акцию некоего Артёма Ферье, маниакально жаждущего славы и давно уже гнавшего в своём прозарушном бложике какой-то лютый бред про своё участие в мифической спецслужбе планетарного пошиба и тучные стада своих рабов :-) Но вообще-то, пора бы уже всерьёз лоббировать введение таких частных исправительных ферм (любых иных предприятий) в легальную правоохранительную практику, внеся соответствующие изменения в УК и УИК. В целом, видится мне это так. По преступлениям, не связанными с опасным насилием и каким-то очень крупным невосполнимым ущербом, основной мерой наказания сделать штраф (и добиться соответствующего разъяснения от Пленума ВС по рекомендованной судебной практике). Для несовершеннолетних – предусмотреть, по их выбору, привилегированную санкцию в виде телесного наказания. Да, европейские имбецил-гуманисты, конечно, взвоют – но не шли б они нахер? Я-то, конечно, «западник», в цивилизационном смысле, - но не того «Запада» поклонник, не современного. Не того панъевропейского бардака, до которого эти «желеголовые» шизофреники довели свои некогда великие страны, где безнаказанность бабуинского буйства соседствует с совершенно фашистским контролем информационного пространства и государственным вмешательством в частные дела. Где подростка могут упечь на год в тюрьму за неосторожную шутку в твиттере, но лишь пожурить за разбойное нападение. Россия, конечно, тоже не сахар, но до такого маразма ещё не докатилась, всё-таки (хотя есть опасные тенденции). И я не то чтобы был маньяком-садистом (в действительности, я считаю, что нормальный родитель вполне может разъяснить своему отпрыску приемлемые правила человеческого общежития и без помощи ремня), но вот если не повезло детёнышу на нормальных родителей, которые бы научили прислушиваться к полезным советам, - приходится его «переформатировать» более доходчивыми средствами, сообразно уже сложившемуся уровню восприятия. Дозированная физическая боль – это более доходчивое средство, чем условный срок, который часто вообще не воспринимается всерьёз, но всё же не такое унизительное и увечащее, как срок реальный, со всеми неблагоприятными последствиями для биографии. Хотя, особо отмечу, это должна быть именно что альтернативная санкция, по выбору осуждённого за не слишком значительное преступление, когда он не может или не хочет платить штраф. Но в случае рецидива или в случае заведомой неплатёжеспособности и «неисправимости» субъекта, если оставить его в той же среде, - придётся всё-таки изолировать его от неё на какое-то время. Однако ж, государственные колонии – заведения довольно дурацкие. Особенно – воспитательные. За редкими исключениями, персонал их составляют либо сентиментальные идеалисты, верящие в ту чушь, что подростка на преступление толкает «недостаток любви и ласки» (вот же она была у воспитанников Итона, куда любящие британские аристократы сбагривали своих исчадий лет в семь, а наставники выражали свою ласку посредством ротанговой трости!), либо и вовсе больные на голову патологические лузеры, наименьшей своей проблемой имеющие алкоголизм и потребность в самоутверждении. Как раз экономический аспект развития личности – упускается ими совершенно. Поэтому, хотя какая-то работа, какая-то хозяйственная деятельность там присутствует – но она поставлена совершенно безмозгло. Без учёта личных склонностей и способностей, которые могли бы приносить наибольшую отдачу, а соответственно – помогать найти воспитаннику своё место в жизни. Да и трудно ожидать экономической разворотливости, гибкости и предприимчивости от администрации заведения, которое даже теоретически изначально не рассматривается как самодостаточный и рентабельный хозяйствующий субъект (долгое время для меня было загадкой, как можно распоряжаться значительной подневольной рабочей силой и при этом висеть на бюджетных дотациях, но поближе ознакомившись с менталитетом фсинщиков – удостоверился: они зачастую даже не скрывают свои сверхдоходы – они умудряются их тупо не иметь). Другое дело – частные бизнесмены. Сейчас им выгодно нанимать гастеров, которым всё же приходится платить (и уже не такие уж маленькие деньги; скажем, мой друг, занимающийся коттеджным строительством, уже и таджикам платит не меньше полтинника в месяц), но что если им, на конкурсной основе («невольничий рынок») предоставлять осуждённых за не слишком опасные преступления, требуя лишь гарантий их безопасности для общества и разовой или помесячной фиксированной платы в покрытие уголовного штрафа, ущерба терпилам и судебных издержек? Скажем, в моём калужском хозяйстве (а сейчас это не только картофельная плантация, но и свиноферма, и кроличья ферма, и небольшой мясокомбинат, и рембаза, где обслуживается как наша техника, так и по сторонним заказам, и строительные бригады, и транспортные услуги в пределах района) – удельная чистая месячная прибыль на одного работника составляет где-то в районе ста двадцати тысяч рублей. Но это не потому, что они так охуенно работают (хотя неплохо), а потому, что я – хороший организатор бизнеса (та самая фишка с прибавочной «эксплуататорской стоимостью, которую то ли не понимал старина Маркс, то ли придуривался, пудря мозги простакам). Да, ну и ещё – потому, что я не плачу налогов, вообще никак не оформляя свои реальные производственные активы, пользуясь для торговых операций «технологическими» фирмами и водя дружбу с теми людьми из районного аппарата, которые могли бы, но не хотят изобличать в этом парня с ксивой подполковника центрального аппарата ФСБ, спецназовской охраной и способностью решать очень многие проблемы. Ну да это нюансы. Если же кому-то кажется слишком низкой эта норма прибыли на одного работника, замечу, что это всё-таки тинейджеры, преимущественно, которых я: а) не перегружаю работой; б) пятнадцать тысяч идёт в погашение их долга передо мной; в) ещё по восемь за каждый месяц – я им выдаю на руки по истечение индентурного срока: г) где-то тридцатник идёт на их проживание/пропитание/одёжку/воспитание, включая такие капвложения, как строительство жилых блоков по типу американских университетских кампусов (хотя начинали с армейских палаток и бараков) и зимнего закрытого бассейна… Но, правда, что касаемо воспитания - английскому, программированию, автоделу, самбоуду и стрельбе их учат охранники на «общественных началах», а берёзовая каша – вовсе бесплатно в лесу добывается :-) ). То есть, в целом – существенно больше, конечно, подушевой доход в расчёте на каждого «невольничка». И это потому, что я заинтересован в максимальном раскрытии потенциала каждого из них. И естественно, я не поставлю хорошего автоугонщика ошкуривать кроликов или окучивать картоху. Я его сразу на рембазу двину. Он любит машины, он в них уже кое-что понимает, а поднатаскать – так цены ему нет. И поэтому к нам приезжают ставить сигналки не только что из Калуги, но, бывает, и с Москвы. А один паренёк, поднатаскавшись в ассиметричных системах шифрования, разработал настолько простой и действенный механизм защиты от кодграбера, что я всерьёз сейчас думаю поддержать его патентную заявку, помочь с реализацией, за честный свой «прОцент». А ведь влетел парень – на том, что, рисуясь по пьяни перед дружками и подружкой, прокатил их на угнанной тачке, да расфигачил её в хлам (и ещё две других на стоянке; хорошо, никто из людей серьёзно не пострадал). И мент, который мне его предлагал, предупреждал честно: «Тём, там больше трёх лямов ущерба. И он сам просится на зону, чтоб ему башку здесь не оторвали. И он не согласится на твои тарифы – это ему по гроб жизни на тебя пахать придётся». Я принял волевое решение: «Ладно, хрен с ним, я оплачу его долги – но пахать он будет два года, когда по суду получил бы не меньше трёшника. Просто, он угнал новёхонький «мерин» S-класса, очень легко – и мне импонируют как наглость, в шестнадцать-то лет, так и умение». И я не ошибся. Этот пацанчик – он за год отбил все мои затраты на его откуп, работая там, где компетентен был. А если его система защиты обмена кодами от перехвата (не только его система, у нас тоже такие разработки имелись, но он привнёс некоторую свежесть «устами младенца») реально пойдёт на широкий рынок (причём, не только автосигналок, но и, скажем, верификации паспортных чипов) – это многомиллиардные будут обороты. А в государственной воспитательной колонии – он бы варежки шил, поёживаясь от мысли, что на выходе его будут ждать гневные владельцы расхераченных им тачек с балонниками наперевес. Ну и, конечно, без ложной скромности должен признать, что я лично – очень хороший менеджер, очень хорошо разбирающийся в людях и их потенциальной ценности, и умеющий извлекать максимум выгоды ко всеобщему удовольствию. И процесс извлечения выгоды из моих подопечных – ещё далеко не окончен, когда они, пройдя мою школу, из маргинальных (но толковых) воришек становятся честными бизнесменами, или шоуменами, или сотрудниками нашей Корпорации, и в любой момент я могу обратиться к ним за какой-то услугой, и они знают, что мне – можно доверять. Большинство бизнесменов, конечно, не столь стратегически мыслят, но оптимизация использования рабочей силы – всё-таки неотъемлемая часть любого бизнеса, который хочет остаться наплаву. И нужно быть идиотом, чтобы заставлять вязать варежки парня, который попался на квартирных кражах, умело вскрывая замки. Гораздо выгоднее – сдать его в аренду фирме, которая ставит замки. Или – той, которая вскрывает замки по просьбе беспечных квартировладельцев, захлопнувших дверь на «собачку». Нынешняя практика «промежуточного» (между условным и реальным сроком) осуждения на «исправительные» работы – это полный тупизм. Где нет ничего исправительного, нет никакой и работы. Сейчас, конечно, это ещё не так «животрепещуще». Но одна из самых главных подлянок, кинутых России Путиным (при моём в целом ровном отношении к этому персонажу) – это его забота о национальной демографии. Все эти замуты с «материнским капиталом» и повышением пособий на бейбиков – реально могут привести лет через пятнадцать к тому, что мы вновь столкнёмся с демографическим перегревом, когда порождённые халявничеством своих родителей детишки предъявят резонный вопрос: «Ну и нахер вы, общество, нас просили рождаться, когда мы явно лишние в этой стране, где комфортная плотность населения не должна превышать канадскую?» И внятный ответ на этот вопрос – невозможно будет дать в рамках какой бы то ни было государственной программы (за исключением Третьей Мировой войны в старомодном стиле массовых штыковых атак на пулемёты). Поэтому, если у нас уже сейчас наблюдается такая угроза, как повышение рождаемости, - нужно уже сейчас готовиться к утилизации того продукта, который эта правительственная забота о рождаемости вызовет на свет. И в частных руках – это может быть «хорошая» утилизация, с выгодой для всех. Но доверь это государству – мы получим очередной «семнадцатый». © Copyright: Артем Ферье, 2012.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
