Идёт охота на ментов...

Артем Ферье: литературный дневник

Несистемная оппозиция проводит митинги против пыток и репрессий. На которых её хватают и незамедлительно репрессируют по разным административным статьям. Замечу, на более-менее законных основаниях, поскольку уж сопротивление полиции – всегда пришить можно (поскольку они, митингующие, всегда и сопротивляются).


Думаю, сия тоскливая клоунада – как нельзя лучше гармонирует с не менее пакостной московской погодой (немного ниже нуля, дождь, всюду наледь).


Но неужели вовсе нельзя никак бороться со злоупотреблениями в правоохранительных органах? Неужели нет никаких методов, чтобы их победить, если даже выход на улицу нескольких сотен (или тысяч) людей с транспарантами и воздушными шариками – неспособен излечить полицейский произвол?


Гхм… Я бы сказал так: некоторые не вполне законные аспекты в работе полиции – действительно неискоренимы просто по той причине, что их нахер никому не упало искоренять. Полиция, действующая строго в рамках закона, - это всё равно что лабрадор-ретривер в роли цепной собаки. Вроде, псина здоровая, и клыки имеет, но – скорее залижет вора, чем покусает. Поэтому в стране, где, честно сказать, изрядная часть населения настроена весьма так криминально, полиция бывает или жёсткой и хищной, или – «ни о чём».


Вариант «ни о чём» мы проходили в конце восьмидесятых и начале девяностых. Тогда роль полиции приходилось выполнять наиболее сознательной братве, территориальным ОПГ. Меня лично и такой вариант устраивает. Мне похер, как именно называются бандосы, с которыми приходится тереть – были бы люди хорошие. Но я не уверен, что такой вариант устраивает большинство граждан. Большинству граждан всё-таки спокойней, когда блюстители гражданского мира носят форму и хоть как-то хоть кому-то подконтрольны.


Ну а что до беспредела и пыток – то едва ли не каждый из моих знакомых ментов расскажет немало историй про то, как самые интеллигентные потерпевшие, наверняка бичующие в своих блогах полицейский произвол, чуть ли не требовали от оперов «прессануть» обидчика пожёстче, «как вы умеете», когда дело касалось их личной обиды. Да я и сам с этим сталкивался сплошь и рядом, ещё со студенческих лет, когда сокурсники считали меня «чекистом или что-то вроде», знали, что я могу решать проблемы, и обращались порой с просьбами самыми несуразными. То долг вышибить, бытовыми всякими электроприборами, а то и прессануть какого-нибудь быковатого соседа, который нахамил по пьяни.


И я от этого охуевал, честно сказать. Филфак МГУ, цвет гуманитарной молодёжи, все как один (ну, через одного) – ярые сторонники гражданского общества и ярые противники жандармского беспредела. Но вот – ровно до той поры, пока им самим не требовалось выбить долг или наказать обидчика.


А когда потом на юрфаке учился, в оплоте правосознания, - там и похлеще просьбочки случались. Вроде, «Сколько будет стоить завалить урода, который мне угрожает»? На что я отвечал: «Тебе – червонец где-то» - - «Десять косарей баксов?» - «Десять лет строгача. Но лучше – в дурку ляг на обследование. Проверь головку-то. Чтобы думать в другой раз, к кому с чем подкатываешь».


Но я, на самом деле, не ставлю им это в упрёк (разве лишь – их нелогичность и непоследовательность). И порою кое-какие проблемы сокурсников я решал всё-таки, если чувствовалось, что там реально есть угроза их жизни и здоровью. Не валил, конечно, людей за пустые слова по пьяни, и бытовыми приборами не злоупотреблял, но, если действительно ситуация требовала, - вправлял мозги. Порою жёстко (хотя без фанатизма).


И тем более я не осуждаю ментов, которые тоже порой жестят, когда ситуация требует. Прекрасно понимая, что если они будут непременно «белыми и пушистыми» со всяким отребьем мразотным, да делать всё по закону - это ведомство с тем же успехом можно сразу распускать.


Тем не менее, есть вполне эффективные способы заставлять их держаться в рамках приличий, не перегибать палку, и при этом – поставить их на службу общественно полезным интересам (а под общественно полезными интересами – я подразумеваю прежде всего наши, корпоративные интересы; благо, на мой взгляд, они не расходятся с интересами общества).


Мы это обычно делаем так, когда нам нужно «приручить» ментовку на какой-то земле, где у нас имеется надобность в дружбе с местными правоохранителями.


Прежде всего, берём соответствующее ОВД под плотное наблюдение. Берём телефоны сотрудников на прослушку, ставим скрытые камеры в кабинетах и допросных комнатах, иногда – пускаем наружку за персонажами, которые имеют какие-то занятные дела на стороне. Как это осуществляется технически – дело десятое. Но для нас это совсем несложно, а для районной ментовки – почти нереально выявить слежку за собой. У них нет ни детекторов-«клопоискателей», ни средств подавления радиосигнала, ни соответствующих специалистов.


Такое наблюдение осуществляется где-то от недели до месяца, в зависимости от результатов. Они же бывают не то чтобы сенсационными, но любопытными.
Нет, по-настоящему зверские какие-то пытки ни за что, – это всё же редкость. И в таких случаях мы их просто с потрохами сливаем. Но мордобой в адрес действительно несимпатичных уголовников, глумящихся над дознанием и следствием, бухалово на рабочем месте, оргии с проститутками, разговоры о развале дел за вознаграждение, – это всё вещи, почти гарантированно имеющие место в жизни любого ОВД. И это вещи, с нашей точки зрения вполне извинительные, но – «скандалоопасные», если получат огласку. Причём, одно дело жалобы на бумаге, которая всё стерпит, другое – видеозапись.


Набрав достаточно материала, один из наших людей (или из Первого Агентурного Дивизиона, «назгулы», к числу коих и слуга ваш покорный долгое время принадлежал, или из моего нынешнего Дипломатического Департамента) выходит на связь с начальником этого ОВД.


«Здравствуйте. Полковник такой-то? Меня зовут Артём Викторович, я из Федеральной Службы Безопасности. У меня имеется к вам разговор, не телефонный. Дело важное. Когда мне удобно было бы подъехать к вам? А, вы не месте? Так я подъеду?»


Когда наш человек входит в полицейский начальственный кабинет – у него никогда не спрашивают удостоверения, подтверждающего принадлежность к «конторе». За долгие годы лжи и притворства – мы настолько сроднились со своим чекистским имиджем, что и так всё ясно. Хотя удостоверение, конечно, имеется – неотличимое от подлинного. И где надо – подтвердят личность сотрудника, в случае чего. Но вот пока что никому не приходило в голову усомниться, заподозрить аферу. Ибо образ афериста настолько наглого, чтобы соваться с липовой чекистской ксивой к начальнику ментовки – он не укладывается в воображении последнего.


К тому же, мы ничего не требуем, никаких предъяв, никакого давления.
«Здравствуйте. Да, это я вам звонил. И перейду сразу к делу. Итак, к нам поступил видеоматериал, который вам, возможно, будет даже более интересен, нежели нам. У вас есть куда флэшку воткнуть?» (Сейчас-то, понятно, даже в самой затрапезной мусарне на краю галактики у начальника на столе имеется какой-либо комп в рабочем кабинете. А раньше приходилось со своим ноутом заявляться).


Начальник смотрит видеозапись безобразий своих подчинённых, и не то что сразу за валидол хватается – но на лице видна работа мысли. Если не полный дебил (а что бы ни считалось в народе, в руководителях ОВД всё-таки не держат полных дебилов) – он соображает, что это – приговор его карьере, в лучшем случае. И бесполезно говорить: «Да ладно, чего такого-то? Во всех ментовках такое бывает и все это знают».


Знать-то – знают. Но одно дело знать и смотреть сквозь пальцы, покуда это всё досужие предположения да гнусные инсинуации, а совсем другое – видеть воочию. Тут он вспоминает ключевые мои слова «к нам ПОСТУПИЛ видеоматериал». То есть, кроме нас, «соседей» – этот материал есть у кого-то ещё. И этот «кто-то ещё» запросто может слить своё видео в Инет. А он помнит, какой скандал вышел, когда некие весёлые парни поздравили своих дам-коллег с Восьмым Марта, устроив им в подарок мужской стриптиз, совершенно невинный (и запись с мобильника попала в Инет).


Он помнит, какой скандал был, когда таможенники во Владике сделали видеоклип про то, какая у них кайфовая служба. Хотя казалось бы, чего такого? Все давно знали анекдот про таможенников. «Спрашивают у белорусского таможенника: Сколько вам нужно работать, чтобы купить БМВ? Отвечает: Месяца три. Тот же вопрос – украинскому. Отвечает: Если поднапрячься, то за месяц управлюсь. Спрашивают у российского. Задумывается, подсчитывает, говорит: Лет пять, не меньше. Недоумение: А чего так много-то? Пожимает плечами: Ну так концерн ведь тоже немаленький!»


Я этот анекдот впервые услышал во второй половине девяностых. И всё прекрасно было известно про таможню, сколько они гребут (и сколько отстёгивают тем, кто должен их проверять). Но одно дело «общее знание» и народные анекдоты, а совсем другое – когда пацаны сами засветились в совершенно невинном ролике, где есть едва уловимый намёк на то, что они не живут на зарплату.


То же – и с ментовкой. Одно дело «все говорят, и так везде», а другое – «все видят, как у тебя конкретно». После такого палева – начальство точно на «вы» с ним поговорит: выебет, высушит и выкинет. Безжалостно. Открещиваясь от паршивой овцы, от оборотней в погонах, от позора в тесных и стройных рядах, бла-бла-бла.
Ибо можно иметь сколько угодно подозрений в том, что ты крышуешь весь район и гасишь неугодных тебе людей, но не дай тебе бог стать «звездой» Ютъюба, попавшись на запись при вполне обычном, без извращений, сексе с проституткой или бухалове/раскурке на рабочем месте. Общественность будет над тобой подшучивать, она, в основном, не будет требовать твоей крови, но с точки зрения начальства – ты «запятнал» честь мундира гораздо хуже, чем если б подозревался в десятке убийств.
И всё это ментовский начальник понимает – и всё это отображается на его физиономии.


На этом месте я говорю:
«Ну, там ещё много чего есть, на досуге посмотрите. И как поступать с конкретными виновниками – сами решите. Нам-то – никому жизнь портить не хотелось бы, из-за ерунды. Но, надеюсь, вы понимаете общую ситуацию. Понимаете, какая будет реакция, если эти материалы просочатся в Интернет. И сами мы – не горим желанием давать делу официальный ход. Ибо все взрослые, все всё понимают. Но вот чтобы этих правдолюбов, которые нам предоставили материалы, удержать от поспешных действий, - нам придётся приложить некоторые усилия. Не спрашивайте, кто они, – это вопрос политический и неуместный. А я не собираюсь «грузить» вас хитросплетениями всяких политических игрищ. Одно скажу: мы имеем на них влияние и можем гарантировать, что убедим их не предавать огласке их записи. Ваш отдел на хорошем счету, и у вас лично замечательный послужной список. Бессмысленная жестокость была бы разрушать его, разрушать судьбы людей».


Думает ли он, что нет никаких «правдолюбов», предоставивших материалы, что это собственно мы взяли его отдел в разработку? А какая, нафиг, разница? Вот же чилли горчицы слаще! К нему пришёл парень, который предъявил такой компромат, что убьёт этого начальника – за пять секунд, если будет вывален в общий доступ. И нет никаких возможностей воспользоваться своими связями для противодействия. Он – начальник Мухосранской ментовки. Я – старший офицер центрального аппарата ФСБ, пусть формально и ниже по званию. Но между нами не то что пропасть – между нами космическая бездна «звёзд полна», полковничьих и даже генеральских звёзд, и никто из его покровителей не станет за него вписываться. Вздумает он рыпнуться, вздумает пожаловаться, как его ФСБ шантажирует, подловив на «скандалопригодном» компромате, – да от него все «свои» тут же открестятся. И он это прекрасно знает.


Впрочем, я ведь не шантажирую. Я ведь вполне доброжелателен. Я ведь с тем и пришёл, неофициально, чтобы пресечь попадание этих милейших роликов (где действительно нет ничего такого, что было бы сюрпризом) в публичное пространство.


Чего я хочу взамен? Ну вот тут начинается конструктивный диалог. И мы становимся друзьями. А мент этот – он начинает особо пристально следить, чтобы совсем уж беспредела не было в его мусарне, понимая, что это может быть заснято.


Но вот знаете, что самое забавное в этих оперативных съёмках со скрытой камеры? Самое забавное – это ангельское долготерпение оперов-дознавателей-следователей при допросах всяких криминальных и весьма мерзких личностей. Все наши, когда смотрели, выражались открыто: «Да я б эту тварь – уже прессанул бы конкретно! Чего, бля, за Эстония такая?»


Нет, на самом деле, если смотреть риал-видео о жизни нашей ментовки – очень быстро приходишь к убеждению, что не такая уж она плохая, не такая уж отмороженная. И она, конечно, нарушает закон сплошь и рядом – но это предмет для разговора и торга, если сумел получить неопровержимые доказательства таких нарушений.


И если ты – политическая оппозиция, то чего, это так сложно, набрать достаточно реальных видеоматериалов о ментовском «беспределе», чтобы шантажировать власть и требовать некоторых уступок? А иначе – все эти материалы в Сети окажутся.


Но вот как «авторитаризм» у нас опереточный, так и оппозиция – бутафорская. И им проще, действительно, по улицам лишний раз прогуляться, с понтом и с лозунгами, чем реальные какие-то действия предпринять для получения рычагов давления.


Ну и надо понимать: никогда не обретут политической власти люди, которых, в уже довольно зрелом, а не тинейджерском, возрасте задерживали на пятнадцать суток по обвинению в мелком хулиганстве и сопротивлении полиции. Вернее, они могут обрести власть – только если уж полный ****ец стране будет (да и то – краткая и малая их власть будет).
Но в нормальных условиях и нормального оппозиционера – его не могут задержать на пятнадцать суток. Ибо, или ОЧЕНЬ серьёзные должны быть обвинения в его адрес, тянущие на суровую уголовщину, или – он поставил себя так, что себе дороже связываться с ним и ментам, и судьям.



Другие статьи в литературном дневнике: