ЛермонтовНу и я напишу «на коленке», засыпая, к уже минувшей дате. Не из «обязаловки», а потому что Лермонтов, сам по себе, для меня микрокосм, если современным языком. Онегин, Печорин и Базаров были моими героями в русской литературе, начиная с отрочества. Гринёв чересчур уж правилен, и потому симпатичен, но без обожания, князь Мышкин – слишком надмирен. Базарову (на пару с Одинцовой) ближе к 30-ти я выписал редкий приговор – «трусость созвучия». Онегина понимал всегда, но не разделял его образ жизни и поступки. Получается, Печорин – единственный, кто «уцелел» по-настоящему. Давний приятель не так давно изрёк, что я был бы лучшим адвокатом в обвинительном деле Печорина. Я ответил, что наблюдая за Лермонтовым, неплохо бы понимать, что сам по себе скверный характер ниоткуда не берётся и данностью от рождения не является. А лермонтовско-печоринские вопросы «ангелочек» не то, что не сформулирует – он о них не задумается в принципе. – Ваша честь, произнёс бы я на том воображаемом Суде – во времена Печорина вернейший способ сделать карьеру – военная служба, как Вы знаете. После чего, коли повезло выжить, удалиться на почётную пенсию в окружении преданных крепостных, дабы утешаться льстивыми почестями, выездами на охоту и наградой в виде совсем юной девы, которую выдали за «хорошего и надёжного» человека. Что делать Печорину (Лермонтову) если обе эти парадигмы для него неприемлемы: Одну он считает бессмысленной, при всём своём бесстрашии, другую – постыдной и пошлой. Лучший друг доктор Вернер навсегда уходит от Печорина именно за пошлость. Пошлость, в данном случае, пускать ядерное оружие своего ума против завистника Рокотова или пижона Грушницкого. Безотносительно степени внешней личной правоты. Эти типажи уничтожат себя сами, не марайся и не губи душу, беззвучно просит Вернер. Печорин в решающие секунды его, увы, не слышит. «И ты, Брут»… Мир смотрит на Печорина как на инородное тело и чужака, и потому не спускает ему (через людей и обстоятельства) малейшего шажка в сторону «как все». Его роман с Верой – вызывающий, по тем временам, поиск созвучия в отношениях (институт брака создан не для этого!). Рогожину или Тоцкому простят сотни соблазнённых Вер и Настасий, особенно если они красиво и надрывно покаются, рефлексирующему в умных дневниках Печорину – ни единой, будь то даже обыкновенный флирт. В дуэли с Рокотовым он спасительно стреляет в воздух, но Грушницкий не даёт ему шанса не уподобиться ветхозаветчине «око за око». Не желая повторить участи победителя, от которого отвернулся лучший друг, Лермонтов провоцирует Мартынова, превращая дуэль в фарс. Но пущенная в него пуля оказалась настоящей. © Copyright: Константин Жибуртович, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
