В международный день музыки

Константин Жибуртович: литературный дневник

Пусть будет этот текст, написанный год назад. Поскольку, субъективно ранжируя все виды искусств, я неизменно возводил музыку на пьедестал, а прозу распологал на последнем месте.



– Время от времени я сталкиваюсь с лингвистическим бессилием, описывая миллениалам весь колорит советской эпохи на излёте, до пришествия Горбачёва: списки запрещённых западных групп, худсовет, коему жаждется бесконечно решать, что именно слушать гражданам, абсурдные стандарты звукозаписи (соло и раздельное звучание инструментов не приветствуются, музыкальный фон не должен превышать уровнем голос солиста, чрезмерные эмоции чужды уравновешенному советскому исполнителю).


– Каждый из тех, кто ныне от сорока и старше, столкнулся с одним и тем же: сразу после милых детских песенок вам начинали навязывать то, что я именую оптимистичной пустотой, а Булгаков афористично выразил как «взвейтесь, да развейтесь!». Много лет спустя осознаёшь, что это был сюрреалистичный опыт всего поколения: ему известны ноты, инструменты, присутствуют рифмы и голоса со слухом, но подлинная музыка в том пространстве едва слышна.


– В том обществе, где священная корова идеологии превыше рынка, вкуса и здравого смысла, иначе и быть не могло: всё, так или иначе отмеченное печатью подлинности, обитало на толкучках и чёрных рынках стоимостью зарплаты инженера за пластинку. Иногда это просачивалось на телеэкран отзвуками саундтреков или в магазины грамзаписи с моментально сметаемым куцым тиражом. После чего нас снова преследовали песни оптимистичных строителей – то ли коммунизма, то ли развитого социализма.


– В этом смысле, я всегда завидовал ценителям классики, посещающим филармонии. Бах, Бетховен, Моцарт, Лист или Вивальди творили слишком давно, чтобы попасть в жернова цензоров, и в «новом мире» СССР выглядели устаревшими анахронизмами в светлой политической борьбе. Джазменам и рокерам повезло куда меньше: это, по сути, главные идеологические враги, требующие беспощадного искоренения.


– Эта музыка выжила лишь оттого, что её тайком – и всё чаще – слушали сами искоренители, будь то белые расисты Америки 30-50-х годов или правильные товарищи из советского худсовета. «Взвейтесь, да развейтесь!» являлось их работой, вконец опостылевшей на Западе уже в 60-е, а в Союзе – к концу 80-х. После чего мы предсказуемо очутились в совсем иной эпохе: во времена внешнего изобилия самой бесценной валютой стали дары различения, а не прежние связи с теми, кто способен достать дефицитную пластинку.


– Дары эти давались тяжело: проще всего воспринять животный слоган «делай, как я!», нежели прочесть иной – оставаться самим собою. «Когда я впервые увидел Элвиса, вспоминал Боб Дилан – я понял, что ни единого дня не проработаю на дядю в крупной корпорации». Эту сердцевину рок и отображает: у Дилана за душой лишь юношеские стихи и никаких планов покорения Америки, но он узрел суть пути.


– Миллениалы произносят мне одно и то же в разных вариациях: «этого не может быть!» или «память о цензуре провоцирует на преувеличения». Я давно не спорю, поскольку это сражение за право формировать личный микрокосм музыки выиграл давно и с разгромным счётом. В 40+ я сохраняю к главному из всех искусств (в моём восприятии) неофитскую восторженность: невозможно поверить, что магия извлекается заученным перебором пальцев или верной постановкой дыхания.


– Но ведь это, в самом деле, объяснение для скучных материалистов. Рождение замысла – на уровне исчерпывающих объяснений – не всегда доступно и его творцу. «Им повезло», пожимают плечами циники со скептиками. «Совпали со временем». После чего устремляются по своим делам, не забыв при этом надеть наушники или включить радиолу в авто.


С международным Днём Музыки всех неравнодушных!



Другие статьи в литературном дневнике: